– А вы уверены, что с Одуваном надо бороться именно таким способом? – поинтересовался любопытный Пип.
– Нет, – ответил Мотороллерчик. – Но эта песня вселяет в нас уверенность.
– Мы едем побеждать Одувана сейчас и немедленно! – воскликнул Оселок.
– А вы не боитесь? – удивился Жираф. – Всё-таки это Одуван, а вы такие маленькие…
Честно ответить на этот вопрос друзья не могли. Но надо ли долго рассуждать, если рядом кто-то просит о помощи и даже – о спасении?
И потом: Одуван – совершенно один, а их – вон сколько: Мотороллерчик, Оселок, Жираф Необыкновенный, Пип, да ещё весь Прекрасный Лес, да ещё – Город.
А насчёт того, кто большой, а кто маленький – погодите ещё, разберёмся.
– Поехали! – сказал Мотороллерчик.
Глава тринадцатая,
Оселок и Мотороллерчик ехали следом за ногами Жирафа и вдруг почувствовали, что на них набросилось множество запахов. Запахи – нежные и наглые, приятные и резкие, медлительные, проникающие неспешно, и врывающиеся мгновенно…
Наверное, все машины Города вместе взятые не чувствовали столько запахов и не видели столько света, сколько почувствовали и увидели за одну только секунду Оселок и Мотороллерчик.
Им стало необычно.
– Кто это, ой?! – Оселок резко затормозил.
Перед ним стоял Гриб-Боровик.
– Разрешите представиться. – Гриб снял шляпку, – Гриб-Боровик. Специализируюсь в сельском хозяйстве по боровам. Профессор Лесной Академии, – он вздохнул. – Бывший профессор.
– Чему… по… Почему… по?.. – попытался спросить Оселок.
– Одуван… – только и сказал бывший специалист по сельскому хозяйству.
Оселок поднял фары и посмотрел на солнце. Там, над Прекрасным Лесом, лучи солнца были яркие и жёлтые, они пробивались сквозь листву, зеленели и радугой застывали в паутинке.
– Паутинка – это застывшая радуга, – задумчиво сказал Оселок. И сам удивился, что совершенно ничего не перепутал в этой фразе.
– Вы – поэт? – услышал он голос откуда-то снизу.
Приглядевшись, Оселок увидел небольшого Жучка, который тащил на себе громадную ветку. Ветка была в несколько раз больше Жучка, и всё время цеплялась за землю, как неподнятый якорь.
– Да… нет… нет… да… – засмущался Оселок.
А Моторолерчик, чтобы поддержать разговор, вежливо спросил:
– Это вы для своего домика такую замечательную ветку несёте?
– Для Одувана, – вздохнув, буркнул Жучок и заторопился куда-то.
На фару Оселка села Бабочка. Она была крошечная и почти невесомая. Но странное дело: от прикосновения ее лёгких крыльев куда-то улетучились все страхи и сомнения.
Маленький Мотороллерчик, отъехав чуть в сторону, увидел озеро. Озеро было большое, неподвижное и величественное. Как небоскрёб. Только в небоскрёбе нет ничего таинственного, а в озере – есть. Это Мотороллерчик понял сразу.
Но времени любоваться озером не оставалось. Время, хотя и не ощущалось, но всё равно шло вперёд. Оно всегда так делает.
Одуван находился где-то рядом, и его ещё предстояло победить.
Маленький Мотороллерчик подъехал к Жирафу, намереваясь спросить его или Пипа, где найти Одувана, и вдруг Лес ожил.
По небу взад-вперёд заспешили птицы. Казалось, они решили заштриховать собой небо.
Деревья зашумели, предупреждая друг друга об опасности.
Трава клонилась к земле, будто пряталась.
Цветы закрывали бутоны. (Бутоны – это ведь дети цветов. А цветы, как и все жители Прекрасного Леса, первым делом думают о своих детях).
Заяц замер посреди поляны. Он совершенно не представлял, куда бежать. Увидев Оселка и Мотороллерчика, он решил, что в Лесу появились пришельцы. Заяц завертелся на одном месте, как буравчик, и растворился в тумане.
– Одуван, – прошептал Жираф, и шея у него задрожала.
По дрожащей шее, как альпинист, медленно и осторожно сполз Пип. Он встал рядом с Жирафом и принял боксёрскую позу, приготовившись к бою.
– Вы твёрдо решили драться с Одуваном? Твёрдо решили? – успела крикнуть друзьям Медуза и тут же укатила на своем домике на колёсах.
Солнце светило по-прежнему ярко, и небо не хмурилось.
«Небо, солнце и, наверное, понимают: мы здесь раз – всё в порядке будет», – решил Оселок и приготовился к неизвестному.
Глава четырнадцатая,
Сначала на поляне появились блестящие чёрные жуки. Несколько десятков. Они шли ровным строем, как на параде. Впереди важно шествовал золотой Шмель.
Периодически жуки подхалимскими голосами затягивали:
Следом за жуками появилось несколько сот изнурённых муравьев. Они тащили на себе повозку, сплетённую из травы и листьев.
На повозке помещалось следующее: изгородь (из репейника), некоторое подобие домика (из папоротника), белая (или седая) голова, торчащая из домика.
– Как ты думаешь, кто из них Одуван? – спросил Мотороллерчик.
Но сделал это совершенно напрасно. Потому что Оселок, открыв рот, смотрел на процессию, и было совершенно ясно, что ничего больше он не слышит, не видит и не понимает.
– Одуван могуч и прекрасен! – возвестил Шмель. – Ж-жутко ж-жалит ж-жалких ж-жителей ж-Жемли, – добавил он, очевидно для устрашения.
– Мотороллерчик. Оселок, – представились друзья неизвестно кому.
Жираф стоял, откинув чуть назад свою длинную шею, становилось даже страшно, что она перевесит, и Жираф перевернётся.
Маленький Пип наоборот наклонился вперёд, и, казалось, приблизься кто-нибудь на расстояние вытянутой лапы, – Пип тут же мощным ударом свалит его с ног… Но мышиные лапки такие коротенькие.
– Очень-очень приятно, – бросила друзьям белая голова. – Я – Одуван. Я – самый главный. Я – самый мудрый на земле, недаром у меня красивая седая голова. От имени своей мудрости и своей главности я приветствую вас в Ужасном Лесу.
– Уж-ж-жасном, уж-ж-жасном, ужа-жасном Лесу, – продолжал пугать Шмель.
– Я повелеваю, – произнес Одуван со значением, – уничтожить вас, как пришельцев, посмевших сомневаться в моей силе. Мне донесли о вашем недостойном поведении. Никто и никогда не сможет победить Одувана.
Золотой Шмель взлетел и сделал три круга над поляной.
И тогда со всех сторон на друзей двинулись чёрные огромные муравьи. Их было так много, что, казалось, поляну вмиг залило чернилами.
– Вам нет спасения! – Одуван приподнялся на колеснице, и друзья увидели, какая у него тоненькая шея. Они даже успели удивиться тому, как такая огромная голова может держаться на столь тоненькой шее.
А муравьиное кольцо все сужалось. Зелёный цвет исчезал, будто его стирали ластиком.
– Умрём, как герои, – вздохнул Пип.
