Мюллеру с трудом. Офицер еле сдерживался, чтоб не разрыдаться. — Бомба попала прямо в дом. Никто не выжил. Куча щебня. Груда мусора. Они должны заплатить. Слышишь меня, товарищ, передай своим однополчанам, расскажи им, как под английскими бомбами гибнут наши жены и дети. Расскажи, как лимонники убили мою сестру и племянников. Маленькие дети. Герда даже в школу не ходила, а Вилли еще… Ему годик от роду был.
— Я расскажу все и попрошу отомстить за твоих родных. — Михаил положил руку на плечо товарища. — Я понимаю тебя.
— Ты не понимаешь, — упрямо мотнул головой Клаус, — извини, но ты не можешь меня понять. Ты не терял родных, и дай тебе бог не знать, что это такое.
Капитан Гайда хотел было возразить, но вовремя удержался. Человеку тяжело, он потерял родных, страшное дело. Клаус прав — не дай бог кому узнать, как это терять родных, как это чувствовать, что гибнут дети, когда похоронки приходят не с фронта в тыл, а наоборот.
— Ты прав, моя жена и дети в безопасности, я надеюсь обнять их, когда вернусь домой с войны. Мне приходилось хоронить боевых товарищей, у меня на руках умер отец. Это тяжело, но это… — Михаил хотел было сказать: «в порядке вещей», но не стал.
— Это не сравнится с твоим горем, товарищ. У тебя есть дети?
— Да, Микаэль, они на моей родине под Дрезденом. Я надеюсь, англичане туда не доберутся.
— Я буду рад после войны пригласить тебя и твою семью в гости.
— В Москву? — кисло улыбнулся немец.
— Нет, я родом из Харькова, а семья сейчас живет в Крыму.
— Я знаю, где находится Крым. Далеко. Давай сначала ты в гости ко мне в деревню Липпенвальд, а потом мы поедем к тебе.
— Давай, — кивнул Гайда. — Слушай, — продолжил особист серьезным тоном, — у заместителя командира нашего полка тоже погибла семья. Жена и две дочки. Это было в марте. Знаешь город Баку?
— Знаю, — проскрежетал зубами Клаус Мюллер. — Они заплатят. Эти свиньи за все заплатят. Твой товарищ настоящий мужчина, он мстит убийцам своих детей.
— Да, майор Чернов говорил, что хочет пройтись по развалинам Лондона.
— Я надеюсь, мы вместе увидим Лондон, — усмехнулся обер-лейтенант Мюллер. Слез на его лице больше не было, теперь светло-серые глаза немца светились решимостью. — Мы вместе дойдем до Лондона, товарищ, и спросим у английских свиней, что они чувствовали, сбрасывая бомбы на мирные города, о чем они думали, убивая детей?
— Вместе дойдем, — как эхо повторил капитан Гайда.
— Время — деньги. — Клаус Мюллер встрепенулся, провел ладонью по зачесанным на затылок волосам. Глубокий вздох, медленный выдох. Пауза прошла, теперь на заднем сиденье «эмки» восседал настоящий немецкий офицер, боевой орел без страха, упрека и тени сомнения на мужественном, словно отлитом из стали лице.
Машины подлетели к развилке дороги в точно назначенное время. «Эмка» свернула на змеящуюся между полями узкую избитую колдобинами дорожку. Грузовик затормозил. Через задний борт посыпались солдаты. Быстро, четко, как на учениях. Бойцы рассыпались цепью и побежали через поле к приткнувшимся в тени пирамидальных тополей домикам.
«Блиц» взревел мотором, выпустил облачко сизого дыма и покатил дальше по главной дороге. Через три километра он должен выйти к реке и высадить у причалов оставшихся в кузове бойцов.
Между тем пехота легко обогнала трясущуюся по кочкам и колдобинам легковушку. Михаил Гайда, вцепившись обеими руками в дверцу и сиденье, глотая набившуюся в салон густую пыль, костерил на чем свет стоит местных безруких фермеров, неспособных следить за единственной дорогой, связывающей их с внешним миром.
С заднего сиденья «эмки» доносились сочные матюки, равно как на русском, так и на немецком языках. Солдаты перестали стесняться начальства после того, как красноармеец Куприянов чуть было не выбил себе глаз стволом карабина на первом же ухабе. Впрочем, до обер-лейтенанта Мюллера им было далеко. Если бы не выворачивающая желудок наизнанку тряска, Михаил Гайда с удовольствием бы записал непринужденно слетавшие с губ Клауса выражения. Для общего развития и языковой практики, так сказать.
Через двести метров издевательства над машиной Петр догадался съехать с дороги и покатил дальше по сжатому полю.
— Вот так и надо было с самого начала, — недовольно пробурчал Гайда.
— Извините, товарищ капитан, не догадался, — кивнул в ответ водитель.
— Руль держи, — бросил ему особист.
— Шайссе канаке, — прозвучало на заднем сиденье, — попросите водителя остановиться перед воротами.
Гайда и сам собирался приказать не заезжать во двор. Петр затормозил на относительно ровном и чистом участке грунтовки перед фермой. Капитан и обер-лейтенант вышли из машины и зашагали к воротам, поправляя на ходу фуражки. Гайда при этом успел переложить пистолет из кобуры в карман. Патрон уже был в стволе. Привычка полезная, хоть и серьезное нарушение наставления.
Ферма, на первый взгляд, впечатления не производила. Небольшой двухэтажный домик, знавший лучшие годы. Увитое диким виноградом недавно покрашенное деревянное крыльцо с резными перилами. Заросшая травой куча всевозможного хлама. Обветшавшие дворовые постройки, сравнительно новый сарай, из которого доносится лошадиное ржание. Аккуратные грядки, выглядывавшие из-за покосившегося дощатого сеновала. Да, хозяйство переживало не лучшие годы. Чувствовалось, что крестьяне всеми силами пытаются поддержать ферму, но дела у них идут все хуже и хуже.
Сам хозяин, коренастый невысокий мужчина в грязной рубахе, стоял на крыльце и громко, эмоционально жестикулируя, объяснял лейтенанту Клотштейну, что налоги он платит, ничего незаконного в доме не держит и совершенно не понимает, какого дьявола господин лейтенант привел сюда целую банду своих оглоедов.
Слушая пронизанную чувством речь крестьянина, Гайда невольно улыбнулся, француз врет, конечно, но держится уверенно. Сейчас мы проверим, действительно ли у него так уж ничего противозаконного нет.
— Господин обер-лейтенант, я вижу, ваши люди подошли вовремя, — капитан кивнул в сторону оцепивших двор солдат.
— Пройдемте в дом, господин капитан, — согласился Мюллер.
Двое солдат, подчиняясь команде ражего фельдфебеля, бесцеремонно подхватили француза под руки и поволокли его в двери. Офицеры последовали за ними. Гайда при этом опустил руку в карман и стиснул в ладони ребристую рукоять пистолета. Особист очень не любил всякие неожиданности.
Впрочем, проблем с пальбой из дедовского обреза или выскакивающих из-за штор серьезных месье с автоматами не возникло. Крестьянина впихнули в большую комнату на первом этаже и посадили на стул. Сюда же привели его жену, двоих дочерей и насупленного подростка. Всех, кого нашли на ферме.
— Докладывайте, лейтенант, — Клаус Мюллер кивнул Клотштейну.
— При выдвижении к объекту подозрительных лиц не встречено, — лейтенант волновался, но докладывал четко, поедая при этом командира преданным взглядом.
— А не подозрительных? — перебил молодого человека Гайда.
— Никак нет. Ни одного человека.
— Продолжайте, лейтенант.
— Ферма оцеплена по плану. При появлении в пределах видимости группы капитана Гайда и обер- лейтенанта Мюллера мои люди согласованно заняли территорию фермы. — Клотштейн уже успел определиться с субординацией, во всяком случае, выяснил, в каком звании ходит русский коллега его начальника. — Сопротивление не оказывалось, попытка бегства была.
— Кто именно?
Лейтенант кивнул в сторону подростка.
— Все ясно, послал мальчишку предупредить своих сообщников! — рыкнул Мюллер по-французски, нависая над фермером.
