могут, разве только левее. Значит, туда — осетин: пусть фланг держат. И навалятся они на меня в лоб… — он невесело усмехнулся. — Эх, барон, барон, вот бы где ударить: в Плевне бы в полдень обедали…»
Впереди за поворотом послышался шум, тяжкий скрип, хрипенье лошадей, людской говор. Генерал перевел коня на рысь, а оказавшись за изгибом дороги, и вовсе остановил его.
Навстречу двигалась четырехорудийная батарея. Заморенные переходом кони с трудом брали крутой подъем. Артиллеристы, дружно навалившись, толкали тяжелые пушки, через каждый шаг подкладывая камни под колеса. Все были заняты тяжелой, важной работой, и на генерала никто не обратил внимания. Он поискал глазами офицера, но не нашел: среди солдатских мундиров виднелся кто-то в белой нижней рубахе.
— Навались, братцы! — хрипло кричал он, вцепившись в колесо. — Ну, еще. Еще чуть…
— Где командир? — строго спросил Скобелев.
— Камни под колеса! — крикнул тот, что был в одной рубашке — Закрепили? — Он торопливо заправил в брюки выбившийся подол. — Батарея, смирно! — Подошел к генералу, щелкнул каблуками грязных сапог. — Батарея с марша следует на огневые позиции, ваше превосходительство. Командир батареи штабс-капитан Васильков.
— Почему без мундира?
— Потому что он у меня один.
Штабс-капитан и рапортовал, и отвечал негромко: ровно настолько, чтобы было слышно. Скобелев сверху вниз смотрел на него: офицер казался невысоким, худым, но плечистым и ловко скроенным. Потное, в брызгах грязи лицо его было серьезным, спокойным и каким-то уверенным: Михаил Дмитриевич сразу подумал, что именно так смотрят настоящие, убежденные в своем уменье мастера.
— Тебя ко мне отрядили?
— Так точно, ваше превосходительство, — штабс-капитан вдруг улыбнулся, и некрасивое лицо его точно осветилось. — По правде если, так я сам ушел. Как узнал, что мне в резерве торчать, а тут батарею разыскивают, так и пошел. Им все едино, кого посылать.
— А тебе, капитан, не все едино?
— Я — солдат, ваше превосходительство.
— Спешить со званием, — нахмурился Скобелев. — Займешь позиции правее донцов. Задача не только перед собой турок громить, но и бить их фланговым огнем.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Задачу понял.
— Тогда до встречи, капитан!
Скобелев тронул коня. Позади опять завозились, запыхтели артиллеристы, натужно захрипели лошади. А генерал, погоняя коня, улыбался, словно внезапная встреча с ничем не примечательным армейским офицером была бог весть каким приятным предзнаменованием.
По дороге он заехал к Тутолмину, где полковник и вручил официальный приказ о сегодняшнем штурме, только что доставленный штабным офицером. Скобелев мельком глянул: Лашкареву предписывалось, прикрывшись разъездами, наблюдать за Софийским шоссе.
— Господи, целую дивизию в наблюдение отрядить — это же додуматься надо!
Приказав Тутолмину немедленно двигаться на третий гребень зеленых гор, подтянуть пехоту и ждать дальнейших распоряжений, Скобелев помчался к Шаховскому. К тому времени все русские войска уже выдвинулись на исходные позиции, кое-где завязав артиллерийский бой. Все пока шло в полном соответствии с Диспозицией, и князь Алексей Иванович пребывал в состоянии скорее равнодушном, нежели спокойном.
— Постреливаем, — сказал он, пожимая руку Скобелеву. — А Пахитонов сказал, у них стальные орудия Круппа. Во! Ты завтракать ко мне, что ли? Так опоздал, я с зарею фриштык принимаю.
Под фриштыком понималась добрая чарка анисовой, с которой Шаховской начинал каждый боевой день еще со времен Кавказской войны. Однако Скобелев не расположен был к шуткам.
— Я к Плевне вышел, Алексей Иванович.
— Как? Как ты сказал? Извини старика, могу и недослышать.
— Я вышел к Плевне без боя, ваше сиятельство, — резко повторил Михаил Дмитриевич: в недоверии князя ему почудилась насмешка. — Стою на последнем гребне Зеленых гор, передо мною — низина с ручьем и горушка, которую турки укрепить не удосужились. А за нею — город. Сразу же туда и вкатимся, коли ручей перемахнем и горушку ту оседлаем.
Шаховской продолжал в упор смотреть на Скобелева, но в глазах его уже таяло размягченное «фриштыком» добродушие. Они уже начинали глядеть зорко, пытливо и напряженно. Скобелев, торопясь, еще докладывал о резервах противника, которые видел, о своем решении начать громить их; князь, казалось, уже и не слышал его.
— Бискупского! — гаркнул он. — С картой, диспозицией и полным расписанием частей!
Ему уже некогда было расчищать стол, на котором еще стояли тарелки с закуской, рюмки, приборы: он просто собрал скатерть за четыре угла и швырнул к дверям. Глухо звякнула посуда, и почти тотчас же появился Бискупский, зажав под мышкой портфель с бумагами и на ходу разворачивая карту.
— Докладывай, — сердито буркнул Шаховской. — Где стоял, что видел и зачем прискакал.
Скобелев коротко повторил главное, стремясь еще до прямого предложения заронить в князе ту идею, к которой пришел сам, оценив расстановку сил с высоты Зеленых гор. Как Шаховской, так и его начальник штаба сразу поняли предполагаемый маневр, но Алексей Иванович пока осторожничал, а Бискупский не решался высказывать свои соображения ранее непосредственного начальника.
— Так, так, — бормотал Шаховской, уже что-то прикидывая: Скобелев почувствовал его заинтересованность. — Коли правильно понял тебя, то придется мне в бою делать захождение правым плечом?
— Непременно, Алексей Иванович. Именно этот маневр…
— Обожди с маневром, — отмахнулся князь. — Не маневры ведь — сражение. Под картечью солдатики мои захождение-то это начнут. Скольких положу на сем безвинно и, боюсь, бессмысленно?
— Я прикрою ваше захождение артиллерийским огнем с фланга. И приказ командиру батареи уже отдан.
— Самоуверен ты, Михаил Дмитриевич! — укоризненно вздохнул Шаховской. — Доложиться не успел, а уж все за меня решил.
— Потому что истинно чту вас, Алексей Иванович, — горячо сказал Скобелев. — Не чин чту, не княжеское достоинство — воина в вас чту.
— А ты, оказывается, и льстить умеешь, — улыбнулся князь.
Скобелев ничего не ответил, уже сожалея о своем порыве. Наступило короткое молчание, которым воспользовался Бискупский.
— Я не сомневаюсь, что Михаил Дмитриевич сделает все возможное и даже невозможное, чтобы облегчить нам перестроение в ходе боя, — осторожно начал он. — Идея необычайно заманчива, рискованна, но — достижима. Однако по долгу службы считаю необходимым высказать вашим превосходительствам, что она в корне противоречит приказу генерала Криденера, утвержденному его высочеством.
— Приказ один взять Плевну, — возразил Скобелев.
— Не совсем так, — вздохнул Бискупский. — Основной удар по плану наносит Криденер силами колонн Вельяминова и Шильдер-Шульднера, вспомогательный — колонна князя Алексея Ивановича. Вы же предлагаете рокировку, при которой Криденеру выпадает на долю честь вспомогательного удара. Учитывая его характер…
— Учитывая его ослиное упрямство, Криденеру ни слова об этом не говорить, — резко перебил Шаховской. — Пусть соображает в ходе боя, коли вообще способен к соображению, — он недовольно оттопырил усы. — Нам обещан Коломенский полк, если я помню. Так вот, немедля востребуйте его в мое личное распоряжение.
— Простите, ваше сиятельство, я позволю себе все же несколько слов относительно характера барона Криденера, — с холодноватой настойчивостью продолжал Константин Ксаверьевич. — Он не только болезненно упрям: он страдает гипертрофированным тщеславием.
— Какое мне дело до его скверного характера! — фыркнул Шаховской. — Я не собираюсь выдавать
