Потом он вновь ясно и отчетливо возник за стеклом. Улыбнулся, повернул к ней голову.
— Аверьян Леонидович! — что было сил закричала Маша. — Аверьян Леонидович, это я! Я!..
А поезд дернулся и пошел, и Беневоленский продолжал так же упорно и незряче глядеть на Машу. Глядеть и не видеть…
— Это я!..
Маша сорвала с головы платок, замахала им, стараясь прыгнуть повыше: поезд шел медленно, и она, размахивая платком и подпрыгивая, шла рядом. А Беневоленский глядел в упор, глядел и не узнавал, и Маша не понимала, что смотрит он из освещенного вагона в густые сумерки и, глядя на нее, ничего не видит.
— Гля-ко, стриженая, — громко сказал кондуктор. — Жених, говорит, а фамилии не знает. Энта из тех, значит, из гулящих, которых полиция стрегет. Чтоб все видели, кто они из себя.
— Тьфу, лярва! — плюнул санитар, проезжая мимо Маши.
Маша не слышала этих слов: Беневоленский видел ее, видел — в этом она не сомневалась! — видел и не узнавал. Почему? Просто не узнал или забыл, не пожелал узнать или не осмелился? Но главное было не в этом, не в этом: главное, он был жив. Жив! И Маша точно проснулась, точно перевернулась внутри самой себя: отныне она должна была, обязана была разыскать его, под какой бы фамилией он ни числился.
С олексинской стремительностью она вошла в купе после второго звонка. Носильщик еле поспевал следом, а Александра Андреевна не успела удивиться.
— Чемодан, баул и корзинка, — странным чужим голосом сказала Маша. — Скорее же! Я остаюсь в Туле, Александра Андреевна. Прощайте!
И вышла из купе.
28 декабря произошло решающее сражение возле деревень Шипка и Шейново. Войска генерала Скобелева без артиллерийской подготовки начали атаку и, умело маневрируя, соединились с войсками генерала Святополк-Мирского, заняв деревню Шейново. Армия Весселя-паши оказалась в полном окружении и сложила оружие.
Передовой колонной отряда Радецкого командовал Михаил Дмитриевич Скобелев. Приняв назначение, он специальным рапортом попросил великого князя главнокомандующего откомандировать в его распоряжение генерал-майора Струкова, обосновав эту просьбу следующей оценкой: «Генерал Струков обладает высшим качеством начальника в военное время — способностью к ответственной инициативе». Николай Николаевич старший, получив рапорт, поначалу засопел и зафыркал, но отказать в просьбе не решился: к тому времени Скобелев 2-й был не только героем плевненских штурмов, но и победителем Весселя-паши.
К тому времени генерал Гурко разгромил армию Сулеймана под Филиппополем. Турки повсеместно бежали, без боев откатываясь к Константинополю: русские лишь преследовали их, и на острие этого преследования шел кавалерийский отряд генерал-майора Александра Петровича Струкова. Начав эту войну лихим набегом на Барбошский мост, он же и заканчивал ее на подходах к Константинополю.
19 января турки запросили перемирия. Военные действия между Турцией и Россией с ее союзниками Румынией, Сербией и Черногорией были прекращены; русские войска выходили на демаркационную линию, разделявшую обе воюющие стороны. Кровавая девятимесячная война заканчивалась полным военным разгромом Блистательной Порты.
Затихнув на полях сражений, война перешла в уютные кабинеты. Европа единым фронтом выступила против русских условий мира, а в особенности против создания автономного Болгарского государства.
Ощутив поддержку, турецкое правительство начало упорствовать. Глава турецкой делегации Севфет-паша решительно воспротивился требованию признать единую автономную Болгарию. Тогда граф Игнатьев, руководивший переговорами с русской стороны, навестил главнокомандующего великого князя Николая Николаевича в Адрианополе.
— Английская эскадра стоит в пятнадцати верстах от Константинополя, — сказав он. — Это значительно ближе, чем штаб вашего высочества.
Главная квартира русской армии была переведена в местечко Сан-Стефано, расположенное на том же расстоянии от турецкой столицы, что и английские корабли. На другой день в Сан-Стефано состоялся большой военный парад, и турецкое правительство сразу стало сговорчивее.
19 февраля 1878 года был наконец-таки подписан предварительный мирный договор между Россией и Турцией. В договоре признавалась автономия Болгарии с самостоятельным правительством и земским войском и полная независимость Румынии, Сербии и Черногории. России отходили три южных уезда Бессарабии, а также около полумиллиона квадратных верст территории в Малой Азии с городами Ардаган, Каре, Баязет и Батум в счет уплаты убытков, понесенных Россией в этой войне.
Двести тысяч русских солдат и офицеров, убитых, искалеченных и пропавших без вести, не входили в число этих убытков.
Сан-Стефанский договор породил скрытую войну в Европе. Англия, Австро-Венгрия, Франция усилили дипломатический нажим. Истощенное войной русское правительство вынуждено было передать на международное обсуждение некоторые статьи договора. Конференция европейских держав открылась 1 июня 1878 года, войдя в историю под названием Берлинского конгресса.
На конгрессе председательствовал канцлер Германии Бисмарк, игравший роль арбитра, но на деле всячески поддерживавший притязания Австро-Венгрии. Россия оказалась в изоляции. В результате длительной дипломатической борьбы, закулисных интриг и прямых угроз европейских стран, обеспокоенных усилением русского влияния на Балканах, Сан-Стефанский договор во многом был пересмотрен. Единая Болгария была искусственно разделена: северная ее половина от Дуная до гор Стара-Планина получила статус автономного княжества; южная оставалась провинцией Турции под названием Восточная Румелия.
Двумя месяцами позже в небольшой Софийской кафане сидели два молодых офицера: подполковник с иссеченным шрамами лицом и штабс-капитан. Подполковник хмуро курил, а капитан просматривал длинное письмо. К столу подошел пожилой болгарин. Молча поставил кашкавал, хлеб, кувшин вина.
— Скару подам, как готова будет, — сказал он.
— Меня могут спросить, — предупредил подполковник.
— Я укажу. Да ви е сладко.
— Благодаря ви, — подполковник разлил вино в глиняные чаши. — На здраве, брат.
— На здраве, Гавриил.
Братья выпили, и Федор с молодым аппетитом накинулся на еду. Гавриил нехотя отщипывал хлеб. Спросил скорее чтобы нарушить молчание, чем из любопытства:
— Что пишет Василий?
— Изволь, — Федор развернул письмо. — У Маши благополучно отрастают волосы, начала музицировать. Коля в гимназии… Далее идет нечто невразумительное: он, видишь ли, не согласен с графом Толстым. «…А если кумиры ваши начинают излагать ложь, уйдите, дабы сохранить великую любовь в сердце своем. Вот почему я решительно попросил освободить меня от обязанностей учителя…» Как это тебе нравится?
— Каждый волен поступать согласно собственной совести.
— А деньги как он будет зарабатывать?
— Олексины стали думать о деньгах, — невесело усмехнулся Гавриил. — Васька прав, Федор: не сотвори себе кумира.
— Есть люди, которых ничему не учит жизнь, брат.
— И знаешь, они мне по душе: им можно доверять. — А вот тем, которые все время тщатся попасть в
