Также следовало бы начать кампанию по поводу незаконности требований запретить СЕПГ-ПДС. Разве цель [преобразований состоит] в том, чтобы создать фашистское, а не правовое государство? Не следует спешить с объединением. Следует гарантировать, чтобы из этой затеи не возникло что-то угрожающее миру в Европе. Концепция «европейской конфедерации» Франсуа Миттерана нацелена именно на это. Но надо спешить [с ее реализацией]. Следовало бы подумать об ускорении созыва Хельсинки-2. Продумать и быстро решить вопрос о вступлении ГДР в ЕС: там ее будет труднее проглотить. Сформулировать условия, на которых четыре державы могли бы согласиться на сближение двух немецких государств – пока у них еще есть возможность формулировать такие условия. Встреча четырех министров иностранных дел + ГДР и ФРГ реальна не как 'мирная конференция', а как один из аспектов [решения] европейской проблемы. Надо спешить, пока фактор ЗГВ можно использовать в качестве политического средства. Даже если допустить, что воссоединение Германии не приведет к возрождению германского национализма и спорам из-за границ, объединение немецких государств изменит соотношение сил в Европе. А там, где есть экономическая зависимость, рано или поздно начинается и политическая зависимость».
Большой интерес представляли оценки внутренней ситуации со стороны влиятельного президента консистории Евангелической церкви ГДР Манфреда Штольпе, с которым я встретился 18 января. Он выглядел обеспокоенным, но отнюдь не отчаявшимся. Штольпе сказал: «С начала года перестройка [в ГДР] стала делом рабочих. Предупредительные забастовки [показывают, что] дело плохо. На рабочих аргументы не действуют. [Они просто требуют:] MfS weg, SED weg! [Долой МГБ, долой СЕПП]. Очень скоро может быть: DDR weg! [Долой ГДР!] Надо быстро укреплять авторитет государства: Wir mussen den 6. Mai erleben [мы должны дожить до 6 мая]. Должна быть обеспечена жизнеспособность ГДР. Партия [СЕПГ] не должна исчезнуть, она должна встать в ряд с другими: Eine der vielen [одна из многих]. Модров должен править до 6 мая. Круглый стол стал Ersatzparlament'oM [заменой парламента]. Правительство не должно брать чью-то сторону. Должен быть восстановлен Государственный совет – символ государства. [Его председателем мог бы стать Курт] Мазур[139], у него были бы заместители. Церковь направит своих людей [в Государственный совет]. Она просит [министров] ХДС не выходить в отставку, не ставить советские войска [в ГДР] в невозможное положение. Angstmacherei [нагнетание страха] – это тактика СЕПГ. Церковь решила поддержать Модрова, МИД и МВД. Было бы хорошо, если бы в МВД был кто- то, кто подбодрил бы полицейских. Нельзя допускать Verfall der Staatsmacht [упадка государственной власти]. Но нет уверенности в Новом форуме. [Председатель конференции руководителей Евангелической церкви епископ Вернер] Ляйх выступит в воскресенье по телевидению [в указанном духе]. «Молчаливое большинство» против расшатывания обстановки, за сохранение порядка».
Правящий бургомистр Западного Берлина Вальтер Момпер (СДПГ), который исполнял в это время обязанности председателя бундесрата (палаты земель, составляющей вместе с бундестагом парламент ФРГ), неожиданно принял участие в моей очередной встрече с шефом сенатской канцелярии Дитером Шредером 22 января. Он высказал следующие оценки: «Ситуация в ГДР не поддается прогнозу. Беспокоят нарастание враждебности по отношению к СЕПГ-ПДС, склонность к забастовкам и нагнетание психоза воссоединения – а до выборов еще очень долго. Судьба СЕПГ после выхода Вольфганга Бергхофера решена: рано или поздно партия распадется. Деятельность Грегора Гизи заслуживает уважения, но задача его безнадежна[140]. Тем большее значение приобретают Ханс Модров и его правительство. СДП играет здесь самую позитивную роль. Советскому Союзу надо поскорее установить связи с социал-демократами ГДР. В принципе можно рассчитывать на то, что до 6 мая удастся дотянуть без особых потрясений, но и риска много. Нельзя исключать состояние хаоса. В этом случае Западный Берлин может помочь силами своей Bereitschaftspolizei [что-то вроде нашего ОМОНа] в [Восточном] Берлине, Потсдаме, Франкфурте-на-Одере. Затевать какие-либо четырехсторонние акции не стоит: они вызовут плохую реакцию населения, и три державы все равно не согласятся. Главная опасность – требование немедленного воссоединения. В основе таких настроений лежат экономические мотивы (стремление иметь тот же уровень жизни, что и в ФРГ). Силой здесь ничего не добьешься, четырехсторонними демонстрациями тоже – лишь увеличится отток населения из ГДР (уже сейчас до одной трети рабочих мест пустует). Надо думать, как бороться экономическими же средствами, и здесь напрашивается идея ускоренного принятия ГДР в ЕС. В этом случае лишается остроты вопрос о государственном слиянии [ГДР и ФРГ] и обеспечивается быстрый рост жизненного уровня [в ГДР]. Членство ГДР в ЕС не обязательно означает выход ГДР из Совета экономической взаимопомощи и Варшавского договора. Можно представить себе длительный переходный период, в течение которого мыслимы особые урегулирования (пример Австрии показывает, что включение в политическую и военную систему Запада не обязательно). Будет зеркальное отображение нынешней ситуации: ГДР будет официальным членом ЕС и неофициальным членом СЭВ [141]. Социал-демократы постараются оттянуть вопрос о [утрате] самостоятельности ГДР до периода после 6 мая, хотя это сложная задача, поскольку ХДС уже развернула грязную атаку под лозунгом: СДПГ=СЕПГ. Но затем надо будет решать. Советское руководство должно точно знать: хотя СМИ ФРГ много болтают про воссоединение, главная трудность состоит в том, что за него большинство населения ГДР. […] Обстановка особенно плоха на юге ГДР (Тюрингия); там выступления наиболее радикальны и непримиримы. Гельмут Коль на деле не помогает ГДР. Как его заставить делать это? […] Подсознательное табу для немцев ФРГ – присутствие американских войск; для немцев ГДР – присутствие советских войск. Об этом не говорят».
Ясно было, что для Советского Союза настало время определиться с позицией по германскому вопросу. Главным было пересмотреть неоднократно подтвержденное М.С. Горбачевым абсолютно отрицательное отношение к перспективе ставшего неизбежным сближения ГДР и ФРГ. Это противопоставляло Москву Хансу Модрову, уже 17 ноября 1989 года официально выдвинувшему идею «договорного сообщества» германских государств, не исключавшую конфедеративные элементы у такого образования. Между тем Модров оставался наиболее близким Советскому Союзу политиком ГДР. Простая логика требовала, чтобы советское руководство в контексте реалистической оценки развития обстановки в центре Европы определило на ближайшее и более отдаленное будущее приоритеты своих интересов в сфере обеспечения безопасности страны с учетом всех политических, экономических, военных аспектов ситуации и на этой основе строило отношения с ГДР, которая оставалась нашим союзником, и ФРГ, которая по-прежнему входила в противостоящий блок НАТО. Таким был смысл всех наших предложений, которые посольство в более или менее осторожной форме направляло в Москву в эти критические дни.
26 января 1990 года внезапно произошел поворот в настроениях Горбачева в отношении возможности германского единства. До этого момента он категорически отклонял все предложения Ханса Модрова своевременно готовить предложения по решению германской проблемы. Позиция «прораба перестройки» заключалась в том, что надо и впредь стоять на заявленной ранее позиции: германский вопрос решен историей, и не следует его ворошить. Однако приходилось считаться с непрерывным ухудшением обстановки в ГДР. В преддверии намеченного визита Гельмута Коля в Москву надо было принимать решение. Помощник Горбачева А.С. Черняев сообщает в своих мемуарах, что на совещании у генерального секретаря 26 января он, Черняев, настаивал на твердой ориентации СССР на ФРГ, «потому что в ГДР у нас уже нет никакой опоры. Причем конкретно в ФРГ ориентироваться на «взаимопонимание» с Колем, а не с СДПГ. Социал- демократы превращают объединение в объект избирательной борьбы, а Коль, во-первых, твердо держится идеи: воссоединение в рамках общеевропейского процесса; во-вторых, повязан союзниками по НАТО; в- третьих, «более верный» в личных отношениях с Горбачевым – человек слова. Я, – сообщает далее Черняев, – высказался против приглашения в Москву Модрова[142], тем более против встречи М.С. Горбачева с Гизи – с партией, которой фактически нет и не будет». Черняева поддержал Шеварднадзе. Против высказались В.М. Фалин и его заместитель Р.П. Федоров – единственные германисты, присутствовавшие на совещании (они побывали в ноябре-декабре 1989 года в обоих германских государствах и знали обстановку из первых рук).
«Соломоново решение» Горбачева гласило: 1) согласиться на «шестерку» (то есть на создание органа четырех держав с участием представителей двух германских государств) в качестве инструмента урегулирования германской проблемы; 2) ориентироваться на Коля, но и СДПГ не игнорировать; 3) Модрова и Гизи все же пригласить в Москву; 4) с Лондоном и Парижем «держаться теснее»; 5) готовить вывод войск из ГДР («проблема больше внутренняя, чем внешняя: 300 тысяч, из них 100 тысяч офицеров с семьями куда-то надо девать!»)[143]. Даже не выслушав своего посла в союзном государстве, о будущем которого шла речь, перестроечное руководство СССР решило судьбу основной
