– Ты ведь уже проснулась, правда, Мэри?
Он сделал шаг по направлению к ней, и на сей раз, вместо того чтобы попятиться, она бросилась вперед, обвила руками его шею и принялась страстно, торопливо осыпать поцелуями лицо.
– Я так боюсь! Я люблю тебя, и я очень боюсь! – воскликнула она.
Ее тело, ставшее вдруг упругим, пробирала такая дрожь, что она начала стучать зубами. Говорить она больше не могла.
– В чем дело, Мэри? – быстро спросил Колин и крепко обнял ее. Она дергала его за рукав рубашки, пытаясь опустить его руку. – Ты еще не совсем проснулась, да? Тебе приснился страшный сон.
– Дотронься до меня, – сказала Мэри наконец. – Просто дотронься.
Колин высвободил руку и осторожно потряс Мэри за плечи. Он заговорил охрипшим голосом:
– Ты должна рассказать мне, что случилось. Мэри вдруг успокоилась и позволила увести себя в комнату. Пока Колин приводил в порядок постель, она стояла и смотрела. Когда они легли, она сказала:
– Прости, что напугала тебя, – и поцеловала Колина, направив его руку себе между ног.
– Не сейчас, – сказал Колин. – Расскажи, что случилось.
Она кивнула и легла так, чтобы его рука служила ей подушкой.
– Прости, – повторила она несколько минут спустя.
– Ну, так что же случилось? – Он говорил, пытаясь сдержать зевоту, и Мэри ответила не сразу.
Вверх по течению канала, по направлению к докам, с успокаивающим тарахтением проплыло какое-то судно. Когда оно удалилось, Мэри сказала:
– Я проснулась и кое-что поняла. Если бы это дошло до меня в дневное время, я бы так не испугалась.
– А-а! – произнес Колин. Мэри помедлила.
– Ты что, не хочешь узнать, в чем дело? – Колин пробормотал, что хочет. Мэри вновь помолчала. – Ты не спишь?
– Нет.
– На той фотографии, у Роберта, был ты.
– На какой фотографии?
– У Роберта дома я видела одну фотографию, и на ней был ты.
– Я?
– Снимок, наверно, сделан с лодки, которая находилась чуть дальше кафе.
У Колина резко дернулась нога.
– Я этого не помню, – сказал он после паузы.
– Ты уже засыпаешь, – сказала Мэри. – Постарайся еще минуту не спать.
– Я не сплю.
– Сегодня утром, когда сидела в кафе, я увидела тебя на балконе. Сначала я никак не могла понять, в чем дело. Потом, когда проснулась, вспомнила, Роберт показывал мне эту фотографию. Колин! Колин!
Он лежал совершенно неподвижно, и его дыхания было почти не слышно.
8
День выдался самым жарким со времени их приезда, и небо прямо над ними было скорее черным, чем синим, однако море, когда они наконец дошли до него по широкой оживленной улице с кафе на открытом воздухе и магазинами сувениров, оказалось маслянисто-серым, с грязновато-белыми пятнами барашков, которые гонял и разбрасывал по поверхности легчайший из бризов. У уреза воды, где набегали на бледно- желтый песок мелкие волны прибоя, с криками резвились дети. На некотором расстоянии от берега попеременно взмахивали руками, сосредоточенно совершая гребки, редкие пловцы, но большая часть огромной толпы, которая растянулась далеко влево и вправо в мареве зноя, пришла загорать. Большие семьи, рассевшись вокруг складных столиков, готовили на завтрак ярко-зеленые салаты и открывали темные бутылки вина. Бессемейные мужчины и женщины лежали, вытянувшись на полотенцах, и тела их блестели от масла для загара. Звучали транзисторные приемники, и сквозь шум голосов играющих детей то и дело слышался постепенно затихающий крик родителя, зовущего ребенка.
Колин с Мэри прошли двести ярдов по вязкому горячему песку – мимо одиноких мужчин с сигаретами и дешевыми книжками, мимо влюбленных парочек и сквозь семейства с бабушками, дедушками и младенцами, изнывающими от жары в колясках, – в поисках идеального места: у воды, но не возле плескающихся детей, подальше от ближайшего приемника и семьи с двумя бойкими овчарками, не около намазавшейся маслом парочки на розовом полотенце, дабы не нарушить ее уединения, и не рядом с большой бетонной урной, над которой вилась густая туча иссиня-черных мух. Каждое из обследованных мест было забраковано по меньшей мере по одной причине. Одно, свободное, было бы вполне подходящим, кабы не набросанный посередине мусор. Пять минут спустя они вернулись туда и начали было перетаскивать пустые бутылки, консервные банки и недоеденные куски хлеба в бетонную урну, но тут из моря выбежали отец и сын, оба с прилизанными назад водой черными волосами, и настоятельно потребовали, чтобы им не мешали устраивать пикник. Колин с Мэри направились дальше, согласившись – это был их первый разговор после того, как они сошли с парохода, – что на самом-то деле им нужен такой пляж, где можно уединиться едва ли не так же, как в гостиничном номере.
В конце концов они устроились неподалеку от двух молоденьких девчонок, на которых пыталась произвести впечатление кучка парней, неуклюже ходивших колесом и бросавших друг другу в глаза песок. Колин с Мэри расстелили рядышком свои полотенца, разделись и сели лицом к морю. В их поле зрения появлялись то летящие чайки, то моторка с мужчиной на водных лыжах на буксире, то мальчишка –
