кажется реальным. Только проснувшись, понимаешь, что видел сны. Как понять, что огнетушитель тебе не снится, не снится красная краска, не снится холод металла?
Шли дни, и Питер все размышлял над этой проблемой. Однажды днем он стоял в саду и вдруг понял, что если мир ему только снится, тогда всему в мире, всему, что происходит, причина – он. Высоко в небе начал снижение авиалайнер. Его крылья серебрились на солнце. Люди там пристегивали ремни безопасности, откладывали журналы и даже не подозревали, что снятся мальчику на земле. Значит ли это, что, если самолет разобьется, виноват будет он, Питер? Ужасная мысль! Хотя, если это так, самолеты на самом деле не разбиваются. Это только сны. Тем не менее, глядя на самолет, Питер всеми силами желал, чтобы он приземлился благополучно. Самолет приземлился.
Как-то вечером, дня через два, мама зашла к Питеру в спальню, чтобы поцеловать его перед сном. Когда ее губы коснулись его щеки, у него родилась новая мысль. Если ему это снится, то что будет с мамой, когда он проснется? Будет ли тогда другая мама, более или менее такая же, только реальная? Или кто-то совсем другой? Или вообще никого? Виола несколько удивилась, когда Питер обнял ее за шею и не хотел отпускать.
Шли дни, Питер все размышлял над этой проблемой и стал думать, что, может быть, жизнь и вправду – это только сон. Что-то было от сна в том, как дети стекались утром в школу, словно человеческая река, в том, как разносился по классу голос учительницы, как волновалась ее юбка, когда она подходила к доске. И будто во сне, учительница вдруг оказывалась над ним и говорила: «Питер, Питер? Ты слушаешь? Или опять замечтался?»
Питер пытался сказать ей правду. «Я думаю, – осторожно отвечал он. – Я замечтался о снах».
Весь класс засмеялся. Хорошо еще, что миссис Бернетт любила Питера.
– Будь повнимательнее, – сказала она и вернулась к доске.
И вот что случилось во время длинной перемены. Питер стоял один на краю площадки, и любой, кто наблюдал бы за ним, увидел бы мальчика, который стоит у стенки, держит в руке яблоко, смотрит в пустоту и ничего не делает. На самом деле Питер напряженно думал. Он собирался съесть яблоко, но в это время его осенила новая блестящая идея. Открытие. Если жизнь – это сон, тогда смерть должна быть пробуждением. До чего же просто – наверное, так оно и есть. Ты умер, сон кончился. Вот что имеют в виду люди, говоря, что ты отправился на небеса. Это все равно что проснуться. Питер улыбнулся. Он намеревался вознаградить себя кусочком яблока, но, подняв глаза, увидел перед собой круглое розовое лицо Барри Тамерлана, школьного задиры.
Барри улыбался, но не радостно. Он улыбался потому, что чего-то хотел. Он прошел к Питеру через всю площадку напрямик, сквозь футболистов, сквозь играющих в классики, сквозь прыгающих через веревку. Он протянул руку и сказал просто:
– Я хочу это яблоко.
Он опять улыбнулся, и серебряная скобка блеснула на солнце.
Питер был не трус. Однажды он подвернул щиколотку и, хромая, спустился с горы в Уэльсе без единой жалобы. А однажды прямо в одежде бросился в бурное море, чтобы спасти из прибоя собачку какой-то дамы. Но для драк у него не хватало храбрости. Драк он избегал. Он был достаточно силен для своего возраста, но знал, что победить в драке не может, потому что не способен ударить человека изо всех сил. Когда на площадке завязывалась драка и зрители собирались вокруг, у Питера к горлу подкатывала тошнота и слабели ноги.
– Давай, – сказал Барри рассудительным голосом. – Давай сюда, не то разобью тебе морду.
Питер почувствовал, как по всему телу, начиная с ног, разливается оцепенение. Яблоко было желтое, с красными прожилками. Кожица слегка сморщилась, потому что он принес его в школу неделю назад и с тех пор оно лежало в парте, распространяя свежий лесной запах. Стоило ли оно разбитого лица? Конечно нет. Но с другой стороны, неужели же отдать его только потому, что потребовал задира?
Он посмотрел на Барри Тамерлана. Тот чуть придвинулся. Его круглое розовое лицо покраснело еще больше. Глаза из-за очков казались большими. Между скобкой и передним зубом надулся пузырек слюны. Он был не крупнее и, точно, не сильнее Питера.
Почуяв, что назревают события в этом углу площадки, туда потянулись зрители и обступили двоих неровным кружком.
– Давай, Пит! Дай ему в рыло! – посоветовал кто-то некстати.
Барри Тамерлан обернулся и только посмотрел на него – и мальчик спрятался за спины остальных.
– Давай, Барри! Давай, Бас! – послышались другие голоса.
Барри Тамерлан не любил, чтобы ему отказывали. Он приготовился к драке. Сжал кулак, отвел руку и повернулся боком. Он слегка согнул колени и покачивался из стороны в сторону. Похоже, он свое дело знал.
Кольцо зрителей становилось все больше. По площадке разнесся клич: «Драка! Драка!» Ребята сбегались со всех сторон.
Стук сердца отдавался у Питера в ушах. Последний раз он был в такой ситуации, когда был котом и воспользовался неожиданным человеческим приемом. Но сейчас было не так просто. Чтобы оттянуть неизбежное, он переложил яблоко из одной руки в другую и сказал:
– Ты правда хочешь яблоко?
– Ты меня слышал, – ровным голосом ответил Барри. – Это яблоко принадлежит мне.
Питер посмотрел на мальчика, который готовился его ударить, и вспомнил день рождения трехнедельной давности, когда Барри был таким душевным и дружелюбным. А сейчас он скривил лицо, чтобы выглядеть как можно злее. С чего он выдумал, будто может в школе делать что угодно и отнимать все, что хочет?
Питер рискнул отвести на мгновение глаза от Барри и увидел кольцо возбужденных, испуганных лиц. Кольцо все теснее, глаза расширены, рты раскрыты. Сейчас ужасный Тамерлан кого-то припечатает, и никто ему помешать не может. Кто дал пухлому розовому Барри такую власть? И вдруг ниоткуда явился ответ. Это же ясно, подумал Питер. Мы сами и дали. Мы вообразили его грозой школы. Он не сильнее любого из нас. Мы придумали ему силу и власть. Мы сделали его тем, кто он есть. Когда он приходит домой, никто не считает его грозным и он становится самим собой.
Барри снова заговорил:
– Последний раз говорю. Дай яблоко, или улетишь у меня в будущую неделю.
В ответ Питер поднес яблоко ко рту и откусил громадный кусок.
– Знаешь что, – медленно проговорил он с набитым ртом. – Я тебе не верю. И еще одно скажу за бесплатно. Я даже не верю, что ты существуешь.
Толпа зрителей выдохнула, послышались смешки. Очень уж уверенно говорил Питер. Может, так оно и есть?
Сам Барри наморщил лоб и перестал раскачиваться.
– Что ты сказал?
Страх у Питера как рукой сняло. Он стоял перед Барри и улыбался, как будто даже жалея его за то, что он не существует. После месяца размышлений о том, что жизнь, может быть, только сон, Питер решил, что задира Тамерлан – точно сон, и если Барри со всей силы ударит его по лицу, больно будет не больше, чем если бы ударила тень.
Барри оправился от изумления и приготовился нанести удар.
Питер еще раз откусил от яблока. Он сунулся лицом к лицу Барри и поглядел на него так, словно Барри был смешной картинкой на стене.
– Ты просто толстая розовая булка… с железными зубками.
В толпе зрителей раздался смех, и вскоре смеялись все. Кто-то гикал, кто-то хихикал, кто-то ржал. Ребята хватались друг за друга, хлопали себя по коленям. Конечно, смех был отчасти наигранный. Они хотели показать друг другу, что больше не боятся. Они перебрасывались отрывками оскорблений: «Розовая булка… железные зубки… булка с зубками». Питер понимал, что его слова жестоки. Но не все ли равно? Барри же не существует. А Барри между тем сделался краснее свеклы. Ему это было невыносимо.
И пока к нему не вернулась злость, Питер продолжал атаку:
– Я был у тебя дома. Помнишь? В твой день рождения. Ты обыкновенный мальчик, паинька. Я видел,
