подальше, следует нашему примеру и кладет ногу на ногу – обтянутые нейлоном красивые ножки.
Этот приятный спектакль достается, по-видимому, мне одному. Впрочем, он находится в поле зрения и нашего посетителя, но просто с ума сойдешь, до чего же у месье Омера Гольди вид человека, которому наплевать на женские ножки и на все, что к ним прилагается. Есть и такие, клянусь вам! Ну да ладно...
Омер Гольди – маленький человечек, лет пятидесяти, серолицый, сероглазый и сероволосый. Элен права – нейтральный. Одет в скромный серый костюм. Своей старомодной элегантностью он чем-то похож на провинциального нотариуса, особенно своими отворотами пиджака, обшитыми блестящей тесьмой.
Присмотревшись к его лицу, замечаешь под каждым глазом темный круг. Наверно, сердце не работает как надо, а может, недавно ему кто-то врезал. Такое может случиться и с безобидным пятидесятилетним господином.
– Итак, как я уже имел честь вам сообщить, меня зовут Гольди, – говорит Гольди. – Омер Гольди.
Очевидно, он очень дорожит своим именем – Омер.
– У меня на улице Лафайет ювелирный магазин, я специалист по бриллиантам.
И тут же добавляет номер дома, номер этажа и номер телефона.
Я не знаю, откуда мне приходит в голову мысль, что этот господин сам по себе довольно-таки странный, по всему похоже, что он хочет продемонстрировать открытость и откровенность. И, как всегда в подобных случаях, у меня создается впечатление, что это ненадолго.
Он продолжает:
– Вы занимаетесь... гм... конфиденциальными поручениями, не так ли, месье? Вы беретесь за сбор сведений об определенных лицах, сведений, носящих конфиденциальный характер?
Я утвердительно киваю и указываю жестом на дверь:
– Об этом гласят медная табличка, прикрепленная к моей двери, и мои рекламные объявления.
– Да... да... прекрасно...
Он оставляет свою шляпу, рискуя, что она упадет на пол, и потирает руки... свои белые, чистые, почти аристократические руки, которые, по-видимому, поглаживали, перебирали влюбленно или нет, в зависимости от их стоимости, столько бриллиантов, камней, украшений и всякого прочего драгоценного добра. И теперь я нахожу иное объяснение его темным кругам под глазами. Возможно, это не признак плохой работы его сердца. Часто, очень часто – работа обязывает – он вставляет то в одну, то в другую глазницу свою лупу. Очень методичный, скрупулезный тип.
– Прекрасно, прекрасно, – повторяет он.
Он снова хватается за свой головной убор, недолго молчит, затем говорит:
– Знаете ли вы китайца по имени Чанг Пу?
– Нет. А что? Я должен был бы его знать?
– Нет, это не обязательно. Может быть, это облегчило бы вашу работу, а может быть, нет. Я не знаю.
Он смотрит на меня, как бы спрашивая: 'А вы как думаете? '
Я молчу, поскольку тоже пребываю в неведении.
– Хорошо, – говорит Гольди. – Этот Чанг Пу держит ресторан на улице Гранж-Бательер.
– Китайский ресторан?
Эта фраза имеет целью подчеркнуть мои дедуктивные способности, проявляющиеся накануне получения крупной суммы.
– Да.
Он бросает на меня понимающий взгляд:
– Так вы знаете?
– Не очень. Вы говорите: улица Гранж-Бательер?
Он кивает головой и уточняет:
– В двух шагах от Монмартра. Почти на углу.
Мысленно я переношусь в этот уголок Парижа и намекаю с улыбкой:
– Поблизости от Фоли-Бержер, не так ли?
– Мм... Да... Он морщится:
Вы интересуетесь Фоли-Бержер, месье? Похоже, он бросает мне упрек. Если я его шокировал, то меня это не удивляет. И в самом деле, что другого можно ждать от мужчины, который не обращает внимания на ножки Элен?
Я пожимаю плечами:
– Так. Время от времени, разок-другой. Но... гм... вы же ювелир, а этим девицам из Фоли-Бержер далеко не наплевать на вашу продукцию – я получил такие сведения от моей приятельницы Ивон Менар. Я имею в виду бриллианты и прочие дорогие штучки... Вот я и подумал...
Он заканчивает за меня:
– Что работа, которую я хочу доверить вам, имеет отношение к моей профессии?
– Пожалуй... да...
