– Да, но еще лучше я знаю Робинсон. Я часто ходила туда танцевать.
– А! Робинсон! – вежливо говорит Наташа.
– Извините меня, – говорит Соня и выходит. Наташа испускает душераздирающий вздох.
– Наверно, вы находите нас эксцентричными, импульсивными, не правда ли?
И, не давая мне времени ответить, она вздыхает еще раз и добавляет:
– Это по-русски. И еще две русские особенности – словоохотливость и гостеприимство. Вас ждут? Я не хочу сказать, именно сейчас. Сегодня ночью?
– Никто меня не ждет. Я могу распоряжаться всей ночью, как мне заблагорассудится.
– Прекрасно, тем лучше для вас, малышка, поскольку я очень сомневаюсь, что вы поймаете ваш поезд, даже этот последний, в час ночи. Вы не знаете, что это такое – затеять дискуссию с русской. Это самые болтливые люди на земле, а при условии, что поблизости стоит самовар, они практически остановиться не могут, и часы бегут так, что вы и не заметите. Когда приедем ко мне, я скажу Ольге, чтобы она приготовила комнату для гостей.
– Я не хотела бы вам мешать...
– Вы мне не помешаете. Я дошла, говорю я вам, и рано пойду спать. Я попрошу вас только меня извинить и не сердиться. Соня в вас влюбилась, не знаю почему. Это каприз, такое часто на неё находит, когда она устала. Я ей не перечу, а то еще, чего доброго, она впадет в депрессию. Она очень устала, и, кроме всего прочего, в последнее время она стала странной. Ничего особенного в этом нет, ведь мы потеряли свои корни...
Облачко ностальгии туманит её взгляд:
– Странности – наш удел...
Она встает, опрокидывает еще одну рюмку водки и садится.
– Если она во что бы то ни стало хочет вас пригласить на ужин и рассказывать анекдоты, то это её право. Теперь... я уже вам сказала, что она капризна. Поэтому не удивляйтесь, если по прибытии в Со она вас тут же ото шлет, по воле другого каприза. Это вещи из области возможного.
Я повторяю:
– Я не хотела бы вам мешать...
Она повторяет в свою очередь, что я её не стесню, и что она будет страшно огорчена, если я, приняв приглашение, затем его отвергну. Ей не хочется идти против Сониных капризов.
Тут возвращается Соня.
– Ну вот, – говорит она. – Ольгу я предупредила.
Она направляется к буфету, хватает бутылку и наливает себе щедрую порцию. После небольшого колебания я в свою очередь подхожу к буфету. Если хорошенько подумать, то вторая рюмка этого спиртного мне никак не повредит.
VIII
РАССКАЗ ЭЛЕН (продолжение)
Мы покидаем магазин в десятом часу и садимся в Наташину машину. Это шикарный автомобиль с откидывающимся верхом на шесть персон – три места впереди и три сзади. Я сажусь между двумя русскими. За рулем Наташа.
Гроза, которая надвигалась уже тогда, когда я прибыла на бульвар Османн, до сих пор еще не разразилась и по-прежнему висит над Парижем. Влажный воздух давит, а, может быть, это я не в своей тарелке. Но не думаю... Налицо объективные признаки грозовой обстановки. Свинцовое небо, например.
Мы выезжаем из Парижа через Шатийон. Соня выражает удивление. Это не обычный путь. Наташа отвечает, что эта девочка (она кивает головой в мою сторону) упомянула Робинсон, а это навело её на мысль, что ей надо повидать кого-то (имени я не разобрала) в этом районе.
Мы пересекаем Шатийон, Фонтеней-сюр-Роз.
Подул ветер, горячий, неприятный, поднимающий отвратительную пыль. Небо не светлеет, постепенно наступает ночь.
В Робинсоне женщины, которую хотела видеть Наташа, дома нет. Мы окончательно берем направление на Со и въезжаем в этот город по улице Удан, болтая без умолку о том, о сем.
– А вот и Со, – говорю я, подчиняясь странному желанию, которое порой на нас находит, провозглашать совершенно очевидные вещи.
И поскольку мы проезжаем мимо муниципального кладбища, скромного и незаметного, но местонахождение которого мне известно, я считаю своим долгом добавить:
– Здесь, в Со, похоронен один очень известный человек.
Наташа вдруг резко дергает руль, и мы чуть не вылетаем на тротуар. Она выравнивает машину и роняет несколько слов по-русски, ругательства, по всей вероятности.
– Я же вам говорила, что я дошла, – сообщает она, замедляя ход. – Я засыпаю за рулем... Ну ничего, мы уже почти приехали...
Она зевает:
– Так что вы сказали насчет известного человека?
– Я имела в виду Валентина Дезоссе, – говорю я. – Вы знаете, кто это?