кастрюли. Я раскурил трубку.
– А что это там за цветы? – поинтересовался я.
– Я их продаю.
– Такие? Не знаю, как это вам удается.
– Да нет, они так и лежат после несчастья с Бенуа.
– И вы держите их, чтобы сварить варенье?
– Ой, теперь, наверно, можно их выбросить.
– Да, я тоже так думаю.
Я спустился по лестнице, подхватил корзину, коробки и с какой-то даже яростью вышвырнул всю эту гниль во двор.
– Вот так! – вторично произнес я, вернувшись к Белите.
Она переоделась в блузку с короткими рукавами и очень скромным вырезом.
– Так-то лучше,– заметил я.– А как вы?
– Ничего. Вы очень любезны.
Я сел на кровать и протянул ей левую руку ладонью вверх.
– Проверьте, так ли это.
Она чуть отодвинулась и сказала:
– Я не знаю этих фокусов.
– А я знаю.
Я взял ее руку.
– Тот, кого вы зовете своим приемным отцом, Абель Бенуа, жил достаточно долго рядом с вами, чтобы избавить вас от многих предрассудков, особенно присущих вашему племени. Он увел вас из него. Сделал из вас свободного человека… в той мере, в какой вообще существует свобода. Это весьма похвально, но одновременно он убил романтичность. Из-за него вы разучились предсказывать будущее.
Она улыбнулась:
– Да, наверно, это правда.
– Может, не все еще потеряно. Давайте сделаем небольшое усилие. Призовите на помощь атавизм. Попытайтесь вспомнить тайны вашего народа.
Она посерьезнела, придвинулась ко мне, взяла мою руку, склонилась над нею и принялась изучать. Ее волосы щекотали мне нос.
– Ну и что?
Она оттолкнула меня.
– Ничего. Я не умею читать по руке.– В ее глазах вспыхнул боязливый огонек.– Не умею.– Белита встала.– Я доверяю вам.
Она исчезла в люке. А когда вернулась, у нее был потертый бумажник. Она положила его на кровать. Я вопросительно взглянул на нее.
– Это его бумажник,– сказала Белита.– Он заявил, что на него напали арабы, но это неправда. Он велел мне спрятать бумажник, чтобы подумали, будто его ограбили, но на самом деле его не ограбили.
– Я уже давно подозревал какой-нибудь фокус в этом роде,– заметил я.
Я взял бумажник, открыл и посмотрел содержимое. Кроме тридцати тысяч монет в пятитысячных банкнотах, в нем не было ничего, что могло бы навести меня на след.
– Простите, но… Вы ничего не взяли из него? – спросил я.
Сухим и каким-то печальным голосом она произнесла:
– За кого вы меня принимаете?
– Ну-ну, не сердитесь. Я очень любезный, и вы мне верите, но мне придется задавать вопросы. Вы же знаете, у меня довольно забавная профессия. Ну ладно.– Я постучал пальцем по бумажнику.– Возможно, вы и хорошо его спрятали, но у меня он еще лучше будет укрыт от любопытства полиции.– Деньги я протянул ей.– Полагаю, они принадлежат вам.
– Мне не надо,– ответила она.
– Не будьте дурочкой. Бенуа они больше не нужны, а я не намерен рассматривать его как обычного клиента. Ну, вы берете или нет? Хорошо. Тогда я возьму их на сохранение. Но эти деньги принадлежат вам.– Я сунул бумажник в карман.– А теперь… боюсь, нам придется провести достаточно продолжительную беседу. А что, если мы сначала сходим подзаправимся? После этого состязания по кетчу я проголодался. Пойдемте в ресторан. Я приглашаю.
– Можно поесть и здесь,– сказала она.– Если…
– Согласен. В вашей обители очень приятно.
На ужин были только овощи и ни капли вина. Уроки Ленантэ принесли свои плоды. М-да, плоды и овощи. Если говорить обо мне, я смолотил бы бифштекс потолще и залил бы его литром красного, но на нет и суда нет, а от одного раза, думаю, я не умру. Белита извлекла из-за буфета складной столик вроде садового или тех, что стоят в сельских бистро, расставила его, принесла снизу две табуретки и стала готовить ужин. Я сидел на кровати, зажав в клюве трубку, и смотрел, как она ходит туда-сюда и как мягко колышется ее красная шерстяная юбка. Господи, да во что же я впутываюсь опять?
– Я подвержен всем порокам,– сказал я,– потому что это помогает расслабиться. Я курю. Надеюсь, вам это не помешает?
Чувствовал я себя невзрачным и нелепым.
– Я тоже курю,– ответила она.– Время от времени.
– А Бенуа?
– Он не курил. Говорил, что не надо бы мне курить, но бросать не принуждал.
– Когда я его знал, вас еще на свете не было. Это был отличный парень.
– Он таким и остался,-сказала она и добавила: – Все готово.
Оказалось не так плохо, как я думал. За едой она рассказывала мне про Ленантэ.
Белита знала моего друга Дон Кихота только под его фальшивым именем Абель Бенуа. Четыре года назад во время одной из поездок, связанных с покупкой старья, на пустыре в Иври за мостом Насьональ он случайно встретил Белиту; она жила там со своими родственниками, дальними родственниками, потому что была сиротой. По каким-то неясным причинам она служила для толстой грязнухи, с которой я только что свел знакомство, этаким козлом отпущения. Ленантэ вступился за нее. Он был здоровяк, на котором годы, казалось, не оставили следа, и храбрый человек. Он защитил Белиту от цыган и посоветовал ей уйти от них. Сразу она этого не сделала, но однажды, не выдержав, явилась на склад старого анарха. Он занялся ее образованием, научил читать и писать, избавил от предрассудков, присущих ее племени. Соседняя халупа оказалась свободна, он снял ее и поселил там Белиту. С его помощью она стала цветочницей. И жила счастливо, пока… пока не случилось то, что случилось три дня назад.
– Минуточку,– сказал я.– А те, кого вы бросили, не предпринимали попыток вернуть вас или отомстить?
– Нет.
– Им что, как и вам, плевать на традиции?
– Наверно, они как-то уладили все это.
– Что вы имеете в виду?
Лицо у нее стало сразу замкнутым.
– Ничего.
– Я счастлив, что вы мне так доверяете!
Какое-то мгновение она была в нерешительности.
– Ну ладно… раза два или три я видела, как Бенуа разговаривал с Долорес. Долорес – это та, что недавно гут была. Или с Сальвадором, молодым цыганом, одним из наших. Он головорез, который может и ножом пырнуть, но не дурак и старается не делать глупостей. А потом… Одним словом, из того, что сказала мне перед вашим приходом Долорес, получается, что Бенуа выкупил меня у них, и, наверно, она не врала.
– Выкупил?
Ее глаза наполнились слезами.
– Ну да, он купил меня. Он платил им, чтобы они оставили меня в покое. Вкалывал как негр, чтобы
