– Нормальная рутина, старина. Можете мне верить или нет, но я тут совершенно случайно. Тем не менее я очень рад нашей встрече. Ведь в жизни так мало поводов посмеяться.
– Есть и еще один, куда уморительней. Я не знаю этого Абеля Бенуа.
– А почему же вы тогда заинтересовались им?
– Он написал мне и попросил прийти к нему. Но я его не знал.
– А он вас знал.
– Возможно.
– Да нет, точно. Иначе он не написал бы вам. А потом, он очень внимательно следил за вашей профессиональной деятельностью.
– Да ну?
– Мы обнаружили у него целую пачку вырезок, где вы упоминаетесь, и старые газеты, в которых рассказывается о проведенных вами расследованиях.
– Вот как?
– Да.
– Это ничего не значит. У меня имеется богатейшая документация, касающаяся Мэрилин Монро. Со спины, анфас, в профиль, в бассейне, и тем не менее…
– Он вам писал,– не дал мне докончить Фабр.
– А откуда вам известно, может, я тоже писал Мэрилин? Ну ладно, пусть мы знакомы. Я не собираюсь опровергать покойного. Но когда и где мы познакомились? Хотя… Погодите! Он был анарх, да? И бывал в тех местах, где собирались анархисты, когда там бывал и я, то есть в пору, как выражаются иные, моей безумной юности?
– В точку попали. Когда хотите, вы соображаете очень быстро. Письмо у вас с собой?
– Я оставил его в бюро,– соврал я.
– И что он там пишет?
– Да, в сущности, ничего,– продолжал я врать.– Обращается ко мне «дорогой товарищ», пишет, что хоть я и легавый, но он хотел бы встретиться со мной, и сообщает, как тут его найти. Я имею в виду, в больнице, а не в морге.
– Понятно… Гм… Видно, от возраста у него произошел небольшой сдвиг по фазе. От возраста и от ран.
– Он был стар?
– Ну, молодым его не назовешь. Шестьдесят один год. В этом возрасте у человека сил становится меньше. Нападение, которому он подвергся, заставило его пойти на сделку с принципами. Он захотел отомстить нападавшим, а их он, надо думать, знал, но вместо того, чтобы назвать их нам, настоящим полицейским, решил договориться с вами, чтобы вы их покарали. Примерно так все это мне представляется. А вам?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Я совершенно не в курсе.
– Ну хорошо. Вы хотите взглянуть на него?
– Еще бы! А зачем же я здесь? Сейчас пользы от этого, конечно, не будет, но тем не менее… Я терпеть не могу фамилий без лиц. А иначе, если честно, я и с места не сдвинулся бы и не доставил бы вам такого удовольствия. Абель Бенуа…– Я скривился и потряс головой.– Нет, это имя мне ничего не говорит.
– Абель Бенуа – не единственное его имя.
После этого сообщения, которое отнюдь не стало для меня озарением, потому что я уже давно предполагал что-нибудь в этом роде, мы вступили в морг. Служитель в серой блузе, охраняющий это мрачное местечко, втихаря курил в дальнем углу дежурки; завидев нас, он с виртуозностью, свидетельствующей, что упражнения подобного рода для него не в новинку, живо спрятал окурок и состроил вполне безучастную физиономию.
– Нам нужен восемнадцатый номер,– жизнерадостно объявил Фабр.
Этот Бенуа меняет номера как перчатки. Ничего, скоро он обретет покой… если только судьба не выкинет с ним еще какой-нибудь номер.
Служитель молча сделал нам знак следовать за ним и провел в не слишком-то большое помещение в полуподвале, где с потолка свисали на никелированных трубках лампы. Он неторопливо открыл холодильный шкаф и выкатил оттуда каталку, на которой лежал накрытый простыней продолговатый предмет. Одно из колесиков, катясь по бетонному полу, скрипело. Я почему-то подумал, что до сих пор такой скрип я слышал только у детских колясок. Ну что ж, на одном конце детская коляска, на другом каталка в морге, и цикл завершен. Молчаливый служитель, не дожидаясь, когда я доведу до конца эти свои высокомудрые философские раздумья, установил стол под лампой, зажег свет, глянул на нас, убедился, что мы настроились на кино, и экономным, профессиональным, точным движением откинул край простыни, открыв голову покойного. Опасаясь, как бы он не приоткрыл больше, чем нужно, инспектор положил ладонь на его руку и придержал ее.
– Я знаю свое дело, месье! – возмутился служитель.
– А я свое,– отрезал Фабр.
Ну, и я знал свое не хуже. Инспектор вовсе не собирался щадить мои нервы, просто он хотел, чтобы ничего, кроме лица покойника, я не увидел. Видимо, на этой мертвой груди было что-то, чего он пока не желал мне демонстрировать. Вероятней всего, татуировка, которая слишком быстро навела бы меня на след. Эти фараоны иногда любят все усложнять.
Мертвец, лет около шестидесяти, если судить по виду, был лысый, с седыми усами под маршала Петена; нос у него был с горбинкой и чуточку кривой. Его восковое, застывшее и такое нынче суровое лицо, вероятно, при жизни было, несмотря на корявый шнобель, довольно приятным. Особенно лет двадцать или тридцать назад.
– Ну так что же, Нестор Бюрма? – поинтересовался инспектор.
Ничего определенного я сказать не мог.
Когда я его знал, если только вообще знал, у него явно было меньше волос на губе и больше на черепе. Вы, наверно, знаете, что анархи любили ходить с лохматыми гривами? И потом, надо думать, вид у него был пожизнерадостней.
Да, наверное, как у всякого. Но сейчас он и впрямь выглядит страшно недовольным.
– Может, он не любит холода,– высказал я предположение.
Мы оба задумались.
Я первым нарушил молчание:
Думаю, можно закругляться. Я его никогда не видел. Хотя…
– Хотя что?
– Не знаю… Но этот его руль…
Да, его нос, не являвший собой образчик классической красоты, чем-то смущал меня.
– Этот его руль…– задумчиво протянул я.
Я ждал, что инспектор помянет нос Клеопатры. Но он промолчал. Нет, пожалуй, он не так начитан, как я думал.
– Гм…
Я склонился над трупом, потом присел на корточки и стал рассматривать его лицо в профиль. Затем встал, обошел стол и принялся изучать его профиль с другой стороны. Покончив с этим, я, нахмурив брови, вернулся к инспектору Фабру. Он поинтересовался:
– Вы что, хотели нагнать на него страху?
– Да, но не получилось… Вы заметили? У него два профиля.
Инспектор воскликнул:
– Потрясающее открытие! Слушайте, Нестор Бюрма, не надо издеваться надо мной. Разумеется, у него два профиля. А как же иначе? Правый и левый, как у всех людей.
– Да нет, не как у всех. А все из-за этого его клюва. Лицо у него меняется в зависимости от того, с какой стороны смотришь. Это большое удобство, когда нужно ускользнуть от легавых, которые тебя преследуют.
