поравнялся с кучером.
– Остановите карету, иначе вам будет худо!
В ответ кучер, не выпуская из рук поводьев, разрядил в лейтенанта свой мушкет. Но тот успел нагнуться, и пуля, просвистев над головой, сбила шляпу.
– Ах так,– угрожающе прорычал гвардеец и, высвободив ноги из стремян, перепрыгнул со своей лошади прямо на козлы.
Завязалась борьба. Кучер выпустил поводья, и теперь карета, никем не управляемая, мчалась на бешеной скорости, то и дело рискуя свалиться в придорожную канаву.
Пока лейтенант и кучер боролись за право обладания вожжами, де Бриссак, проявляя чудеса ловкости и бесстрашия, перепрыгнул со своей лошади на крышу кареты и принялся осторожно нащупывать ногами окно. Наконец ему это удалось.
– Не волнуйтесь, Ваше Величество,– начал было успокаивать де Бриссак королеву, но в этот миг Ее Величество коварно распахнула дверцу, и злоумышленник понял, что на этот раз поволноваться придется именно ему.
Карета неслась по дороге, подскакивая на ухабах и выписывая крутые виражи, а на хлопающей дверце болтался де Бриссак, крича то ли от страха, то ли от переизбытка мужества:
– Сдавайтесь, вы окружены!
Королева тем временем с проворством, редким для дамы ее возраста, пыталась разжать пальцы злоумышленника и сбросить его под колеса. Неизвестно, чем все это могло бы кончиться для де Бриссака, но тут с другой стороны кареты ему на помощь пришел тот самый рыжеусый гвардеец.
Пока королева и ее спутница расправлялись с его несчастным товарищем, де Ланглуа удалось проникнуть вглубь экипажа. Он всегда уверенно чувствовал себя в дамском обществе, а потому был удивлен, когда в ответ на безобидное «Прошу прощения за беспокойство» получил такую зуботычину, которая, по его мнению, могла надолго лишить его былой привлекательности в глазах молоденьких галантерейщиц и их высокопоставленных покупательниц.
Теперь королева направила все свои усилия против де Ланглуа, и он уже начинал раскаиваться, что так необдуманно дал согласие участвовать в этом рискованном деле. Правда, он предполагал, что придется сражаться с охранниками, а не задыхаться под тяжестью королевы, но судьба зло посмеялась над ним! Де Ланглуа даже не смел сопротивляться и покорно лежал на полу, боясь нечаянно прикоснуться к телесам государыни и с уважением думая о женщине, способной так яростно отстаивать права своего сына на престол.
Но как бы плохо ни складывались обстоятельства для де Ланглуа, кое-что ему все же удалось: жизнь де Бриссака была теперь вне опасности. Он наконец-то перестал кричать «сдавайтесь» и начал действовать. Нащупав ногой ступеньку кареты, он осторожно перебрался на нее и набросился на королеву со спины. Ее Величество, видимо, не была готова к этому нападению, и де Бриссаку удалось не только оттащить ее от обессилевшего товарища, но даже загнать в угол кареты.
Но победа была кратковременной. Королева хриплым басом выкрикнула из своего угла: «Караул!! Убивают!», затем сорвала с окна занавеску и, размахивая ею перед отступающим де Бриссаком, как испанцы размахивают красной тряпкой -перед разъяренным быком, бросилась в наступление. Ловко накинув занавеску на голову де Бриссаку, Ее Величество мощным ударом сбила гвардейца с ног, и он, как подкошенный, упал на обалдевшего де Ланглуа. Королева тут же уселась верхом на поверженных врагов, закрепив таким образом свое преимущество.
Вторая пассажирка в это время никак не могла прийти на помощь своей повелительнице, так как ее ноги находились под животом де Ланглуа, и у того хватило ума покрепче прижать даму к себе, чтобы помимо известного удовольствия, получаемого мужчиной в подобной ситуации, дать де Бриссаку дополнительный шанс на победу.
Карета вдруг резко остановилась – лейтенанту и двум подоспевшим ему на помощь всадникам наконец-то удалось справиться с кучером. Гвардейцы, еще не успевшие принять участие в жестокой схватке, окружили карету и еще раз учтиво предложили королеве выйти из экипажа. В ответ из нежных уст Ее Величества послышалось нечто такое, что заставило покраснеть даже видавших виды ветеранов. А королева тем временем, выхватив шпагу у де Бриссака, выпрыгнула из экипажа и стала отходить к придорожным кустам. При этом Ее Величество так мастерски фехтовала, что привела в замешательство даже бывалых дуэлянтов.
Неожиданно шляпа с вуалью, задетая веткой дерева, слетела в мутную лужу, и нападавшим внезапно открылось, что у королевы под носом растут густые черные усы. Гвардейцы онемели от неожиданности.
– Ну, что, господа, недурно мы вас провели?– расхохотался незнакомец, поняв, что его все же разоблачили.
– Джованни Маскарди!– выдохнули пораженные заговорщики.– Личный факелоносец Марии Медичи! Но как вы оказались в карете Ее Величества, и зачем весь этот маскарад со шляпками и плащами?
– Как? Вы все еще не догадались?– усмехнулся флорентиец, бросая шпагу к ногам одураченных победителей.
Но тут, позабыв о своем величии, грубо расталкивая гвардейцев, к храброму Маскарди почти вплотную приблизился принц Конде, все это время державшийся в стороне.
– Так значит, вы знали о заговоре?
– Не совсем так, монсиньор,– с издевкой улыбнулся флорентиец.– Но мы кое о чем догадывались. Королеве показалась подозрительной ваша неожиданная любезность, и она, отдав мне свой плащ, а моему товарищу плащ сеньоры Галигай, отправила нас вперед, чтобы убедиться в безопасности этой дороги.
– Так значит, королева ждет вас на дороге?– обрадовался Конде и, обернувшись к своим людям, приказал:– Оставьте этого шута и скорее скачите назад! Королева не должна уйти.
– Погодите, монсеньор,– усмехнулся опять флорентиец.– Не стоит вам напрасно гонять гвардейцев взад-вперед. Ее Величество, должно быть, уже подъезжает к Парижу.
– Что???– воскликнул принц, схватившись за эфес шпаги. Глаза его горели ненавистью.
– Видите ли, монсеньор,– принялся пояснять Маскарди,– у нас с сеньорой Галигай был такой уговор: если она услышит мушкетные выстрелы, то кареты Ее Величества поворачивают в Париж, а я стараюсь задержать заговорщиков как можно дольше, чтобы королева могла не опасаться погони. Но, признаться, я не рассчитывал на то, что смогу так долго водить вас за нос!
Маскарди расхохотался, глядя на взбешенного принца.
– Так значит, господин Маскарди захотел поиграть со мной в кошки-мышки?– зловеще проговорил Конде, обнажая шпагу.– Ну что ж, идея неплохая. Но я надеюсь, вам известно, что за такие игры мышки расплачиваются собственной кровью!
С этими словами принц вонзил шпагу по самую рукоять в грудь безоружного Маскарди.
Презрительная улыбка застыла на губах флорентийца, он попытался что-то сказать, но не сумел и бездыханный свалился к ногам Конде.
– Я тоже умею жалить в сердце,– прохрипел принц и, наступив на убитого ногой, вытащил окровавленную шпагу.– Где другой негодяй?
К принцу подвели юношу, закутанного в плащ Леоноры Галигай.
– Господи, этот-то тут зачем?– изумился Конде.– В его-то годы…
– Я паж Ее Величества, и никто не посмеет назвать Анри де Фортенака трусом и предателем!– послышался в ответ звонкий мальчишеский голос.
– Проклятье!– выругался принц.– Придется убить и этого молокососа. А что делать? Если я отпущу его, то он разнесет по всей Франции, что видел меня на дороге среди заговорщиков.
И шпага Конде, испачканная свежей кровью Маскарди, вонзилась в горло юного пажа. Мальчик захрипел, упал на колени и начал извиваться в судорогах.
– Сам кончится,– бросил принц угрюмо и, обернувшись к своим людям, приказал:– Едем отсюда прочь. Теперь дорога в Париж будет надолго закрыта для нас.
