Арсен.
— Как это понять? Говори яснее!
— Видишь ли, я подумал — не лучше ли нам было наблюдать за домом де Бетюна? Если мы заметим: там кого-либо из людей сенатора, это будет означать, что мы напали на верный след.
Спыхальский захлопал глазами.
— Гм, а знаешь, может, ты и прав! Как это мы не додумались до этого раньше?
— Ещё не поздно. Пошли!
Ночь была безлунная, но не тёмная. Порошил мелкий снежок, засыпая их следы на безлюдных улицах. Откуда-то доносился лай собак.
Дом французского посланника, расположенный недалеко от Вислы, они знали и через полчаса, потные и запыхавшиеся, оказались перед воротами, которые вели в глубину парка.
Друзья осторожно двинулись вдоль забора, окружавшего посольство, и убедились, что, кроме главного подъезда со стороны Вислы, есть маленькая калиточка, которой пользовались не только летом, но и зимой: недалеко от берега темнела свежая прорубь, из неё, вероятно, брали воду для хозяйственных нужд, а аллея за высоким дощатым забором была расчищена от снега.
— Придётся следить за обоими входами, — решил Арсен. — Ты, Мартын, оставайся здесь, а я пойду на ту сторону… Но смотри, не засни!
— Заснёшь тут, у черта в гостях, на снежной перине!
— Больше негде, друг, — сказал Арсен, оглядевшись. — Берег голый — ни кустика… Так что зарывайся поглубже и в самом деле не усни, не то замёрзнешь.
Спыхальский отошёл шагов на пять от тропинки и плюхнулся в рыхлый сугроб. Арсен присыпал его снегом.
— Теперь тебя никакая собака не заметит. Ну, гляди в оба! Я пошёл.
Казак растворился в темноте.
Час или два Спыхальский чувствовал себя хорошо: не холодно, мягко — и впрямь как на перине. Захотелось спать, но он отгонял сон, хватая губами пушистый снег и дёргая себя за усы.
Спустя некоторое время стало зябко. Сначала замёрзли ноги, потом — руки; вскоре ему начало казаться, что он лежит не в кожухе и не в добротных сапогах, которые справил прошлой осенью, а совсем голый. Дрожь волнами прокатывалась по телу, зубы стучали так, что слышно было, должно быть, на том берегу Вислы. Но что хуже всего — он боялся пошевельнуться: вдруг кто-нибудь следит за калиткой или, наоборот, хочет выйти из посольства и выглядывает из-за забора? Будь он один — давно убежал бы отсюда, но было стыдно перед Арсеном, который тоже лежит где-то в снегу и ему достаётся ничуть не меньше…
Время подошло к полуночи. И вдруг Мартын уловил лёгкий скрип снега. Спыхальский сжал зубы, чтобы они не стучали, и глянул влево, откуда долетали звуки. Может, Арсен идёт?
Нет, это не его фигура, не его походка. Незнакомец был невысокого роста и слегка прихрамывал на одну ногу. Шёл медленно, оглядываясь и прислушиваясь. Приблизившись к калитке, остановился и осторожно нажал на щеколду. Калитка оказалась запертой. Незнакомец вполголоса выругался:
— Остолопы! Сколько раз предупреждал: в среду не запирайте!
Он поднял голову, как бы смерил взглядом забор, потом подпрыгнул, ухватился руками за край и начал карабкаться вверх, стараясь правой, здоровой ногой наступить на щеколду, но никак не попадал на неё.
Спыхальский прикинул: если это посланец Морштына — надо хватать его. Если нет, можно выкрутиться, обвинив хромоногого в намерении ограбить чужеземное посольство.
Наконец незнакомцу удалось подтянуться и лечь животом на забор. Ещё мгновение — и он будет на той стороне.
Пан Мартын выскочил из своего укрытия, ухватил незнакомца за ногу. От неожиданности тот охнул и свалился в снег. Спыхальский крепко зажал ему рот ладонью, коленом прижал к земле.
— Тихо! Не шевелись! Иначе…
Незнакомец замычал, замотал головой. Очевидно, ему не хватало воздуха. Спыхальский разжал пальцы, и тот несколько раз судорожно всхлипнул, вдыхая.
— Кто такой? К кому шёл? — прошипел Спыхальский. — Да не вздумай кричать, не то задушу, как котёнка, клянусь паном Езусом! — И он сильнее нажал коленом.
— Ради бога, пан… отпусти…
— Ты хотел ограбить посольство?
— Я не вор, милостивый пан…
— А кто же?
— Меня звать Юзеком… Хромым Юзеком… Отведи меня к пану де Бетюну.
— Ты знаком с паном де Бетюном? С посланником? — Спыхальский еле сдержал радостный возглас, поняв, что в руки к нему попал именно тот, кого они с Арсеном все это время выслеживали.
— Да.
— Чем докажешь это? — Пан Мартын, прищурившись, выжидающе смотрел на Юзека.
— Пусть пан отведёт меня к посланнику и сам убедится.
— Что я — рехнулся, чтоб вести тебя, шельма, к пану де Бетюну! Ишь чего захотел! Я задушу тебя, разбойник!
И хотя Спыхальский говорил тихо, почти шёпотом, страшный смысл его слов быстро дошёл до Юзека, и он с перепугу начал заикаться.
— М-милостивый п-пан, выслушай м-меня! Истинная п-правда — я н-не вор! Иду к п-пану де Бетюну от глу-бок-ко-уважаемого п-пана сенатора Морштына… Знает ли м-милостивый пан т-такого? С письмом…
— Не ври! Так я и поверю, что известный всей Варшаве пан сенатор послал письмо с таким негодяем и ворюгой, как ты! Где оно? Не поверю, пока не удостоверюсь!
— Пусть п-пан возьмёт в к-кармане…
— В каком?
— Вот здесь, с-слева…
Спыхальский потянулся было рукой к карману, как вдруг получил такой сильный удар в грудь, что отлетел на несколько шагов и упал в снег.
Он тут же вскочил. Хромой Юзек был уже на ногах и, тяжело дыша, вскинул вверх правую руку. В ней тускло блеснул кривой татарский ятаган.
— Так вот какой ты посланец ясновельможного пана Морштына! — зло прошипел Спыхальский. — Брось нож, мерзавец! Или, клянусь, я убью тебя!
— Теперь неизвестно, кто кого, хе-хе! — с издёвкой крикнул Юзек. — Я сам отправлю тебя, милостивый пан, к праотцам!
Они медленно кружились друг против друга, как петухи. Юзек бежать не пытался: понимал, что длинноногий противник сразу догонит его. К тому же он был не робкого десятка. У Спыхальского цель была одна — завладеть письмом. Он мог бы воспользоваться пистолетом, но не хотел поднимать шума и потому всю надежду возлагал на свою силу и ловкость.
Первым не выдержал Хромой Юзек. Видя, что противник не держит в руках оружия, он решил использовать своё преимущество и одним ударом ятагана покончить с ним. Его бросок был быстр и решителен. Ятаган молнией сверкнул над головой Спыхальского.
Но более быстрым оказался пан Мартын. Как клещами, схватил он занесённую над ним руку своей левой, а правой ударил противника в лицо с такой силой, что Юзек свалился как сноп и лежал бездыханно, не подавая никаких признаков жизни.
— Ге-ге, паршивец, да ты, как вижу, слаб против меня! — пробормотал Мартын, вытаскивая у него из кармана тугой свёрток бумаг. — Сам виноват, сукин сын!
С этими словами он схватил Юзека за ноги и поволок к реке. С сожалением взглянул на ятаган, все ещё зажатый у того в кулаке, но решил, что брать его не следует. Подняв тело над прорубью, тихо опустил под лёд.
Мелкий снежок все продолжал сыпаться с неба, заметая следы трагедии, только что разыгравшейся на берегу Вислы. «До утра и намёка не останется», — подумал пан Мартын. Засунув глубоко за пазуху
