настигнуть его.
ГЛАВА 7. ОСЕННИЙ БАЛ.
Субботний день октября оказался дождливым. Кажется, что вся прелесть осени познается лишь в октябре. Туман будто струился из-под земли, а мокрые желтые листья похоже собирались вот-вот ожить и закружиться. Но природа любовалась только собой и была равнодушна к каким-то там балам, прическам, платьям людей. Осень таила в себе нечто молчаливое и не хотела раскрывать все свои секреты.
Почему он, Сережа Карцев, всеобщий любимчик, был сейчас одинок? Быть может, одиночество тоже когда-нибудь превращается в привычку? У Сергея не было ни братьев, ни сестер, и все его детство протекало в «Иных мирах», которые раскрывались для него неожиданно то в фантастических романах, то в музыке.
Светлана Петровна воспитывала сына одна. Их отец исчез, говорила она, так, как исчезают только актеры. Сам Сережа видел его один раз в Риге, когда ходил со своим, теперь уже бывшим классом, на премьеру спектакля. Его отец играл тогда влюбленного короля, покинутого и забытого своей возлюбленной герцогиней. После представления на сцену бросали цветы, и ему казалось, что зал был еще охвачен игрой, хотя играть уже перестали. Сережу поразила мысль о том, что, возможно, театр никогда не кончится и что он сам в данный момент погружен в что-то ненастоящее и лживое. Ему стало противно так, как бывает противно, когда пьешь горькое кофе. Матери он ничего не рассказывал, но Светлана Петровна вскоре начала догадываться, что в ее сыне стали происходить какие-то перемены.
Сережа никогда не был одним из тех парней, которые, замыкая свой мир в кольцо собственных неудач, находили утешение в огромной и шумной компании. Однако у него было очень много знакомых и, наверно потому, что он всегда помнил людей, с которыми когда-либо общался, а иногда ему самому было интересно замечать, что знакомится он с теми, кто хотя бы в чем-то напоминал героя из очередного любимого романа.
В доме Карцевых было по-особому уютно. Свелана Петровна любила старинные вещи. Резная мебель сочеталась с современными атрибутами дома. В каждом уголке спокойствием дышали ухоженные, красивые цветы. И Сережа понимал, насколько дорого ему это нежное и тягучее спокойствие и как оно далеко от бессмысленной игры, делающей этот удивительно интересный мир похожим на дешевый спектакль с плохими актерами.
Таков был Сережа Карцев на самом деле. Гордый, но не высокомерный по отношению к другим, он искал среди своих новых друзей-одноклассников человека, который мог бы поразить его так, как однажды он удивился в театре, узнав, что роль главного героя исполняет его отец. И сейчас, находясь в своей комнате, он отложил в сторону книгу, которую еще вчера с упоением читал, стал размышлять, почему так необходимо что-то сказать, высказать... Но кому и о чем – этого он не мог себе объяснить.
Сережа решил, что пропустит этот навязчивый школьный бал, он думал: «Опять придется смотреть сценки из жизни „любимой“ школы, проекты которых повторяются из года в год». Иронично усмехнувшись своей заносчивости, он вновь приступил к чтению, но тут на самом волнующем моменте в комнате прозвучали раскаты телефонного звонка. В трубке послышалась торопливая, и оттого невнятная речь Антона:
– Серега! Ты что делаешь?
Не дождавшись ответа, Антон продолжил, но с еще большей быстротой:
– Не забыл? Осенний бал сегодня. Даша и я приготовили такой обалденный номер. Кстати, почему ты так быстро ушел вчера? Даша говорит, что не поняла твой рисунок, сказала, мол, к чему нужен был этот, как его там, а, короче, не надо было рисовать этот заброшенный летний театр в осеннем парке... Ну ты же придешь на вечер, тогда все и обсудите.
– Во-первых, – степенно начал Сережа, – я ничего не делаю и делать не собираюсь. Во-вторых, я все помню. В-третьих, Даша могла бы сама позвонить мне.
– Что с тобой происходит?
– Ничего. Все. Пока.
Сергей повесил трубку, и в один миг, взяв прежде ключи, вылетел из дома.
День близился к вечеру. Дождь, моросивший осенними слезками, успокоился, и деревья, казалось, стали убаюкивать друг друга под серым пушистым небом. Сережа шел по улицам почти пустынных дворов, чувствуя странное волнение, что-то щекотало его внутри. Может быть, ожидание необычного, но, может быть, ему лишь хотелось самому сделать нечто по-настоящему запоминающееся. Он перешел дорогу, которая отделяла его район от лесных посадок, и направился к озеру, затерявшемуся в глубине этого совсем молодого леса.
Сережа очень любил такие прогулки. Раньше мама и ее друзья часто организовывали походы то на Кавказ, в горы, то в Крым, где своей вечной красотой изумляли стройные сосны на побережье, у самого моря. Сережа вспоминал все в мельчайших подробностях, и, если бы он и мама смогли вернуться в те дни, то на многое он посмотрел бы иным взглядом. И взгляд был бы более внимательным, более точным, для того чтобы лучше запомнить каждую картину или пейзаж. Сереже хотелось нарисовать все, что касалось его памяти, именно так, как, если бы он сейчас оказался на берегу моря во время заката.
«Действительно, – думал он, – что происходит?». Сырые листья промолчали в ответ под его ногами и он, совершенно забыв о празднике, не заметил, как уже добрался до озера, которое было небольшим, таким, что, стоя на одном берегу, можно было разглядеть лицо стоящего на противоположной стороне. Он остановился, рассматривая все побережье.
Вдоль другого берега гуляла девушка с огромной московской сторожевой. Собака важно сопровождала свою хозяйку, а девушка шла так тихо и спокойно, что, казалось, она была какой-нибудь царицей, обходившей свои владения. Ее тускло-розовый плащ с надетым на голову капюшоном делал ее похожей на средневековую принцессу. Она, конечно, не была королевской особой, но, если бы все же была, то, наверняка, стала бы королевой осени. Сережа наблюдал за ней, ему показалось, он вот-вот увидит сюжет очередного своего рисунка. Девушка обернулась в его сторону, улыбаясь, замахала руками, словно взлетела.
– Сережа! – окликнула она его.
Он был ошеломлен, как будто нырнул в холодную октябрьскую воду: напротив него (надо лишь переплыть) стояла Таня Левина, та, которая всегда садилась на последнюю парту и никогда не тянула руку для ответа, но все же могла ответить на любой вопрос учителя, если ее спрашивали. Однако все это было совсем не важно для Сергея. Он направился к ней.
– Привет! Почему ты не на балу? – с усмешкой поинтересовался юноша.
– А ты?
– Я первый спросил. Впрочем, не хочешь – не отвечай.
– Извини, у меня плохая привычка отвечать вопросом на вопрос. Я просто не знаю, почему у меня нет желания идти на вечер. Наверное, от скуки не убежишь.
– Тогда, почему ты скучаешь?
– А ты тоже?
Они посмотрели друг другу в глаза, поймали один и тот же взгляд, который дал понять, что, если им продолжить задавать друг другу эти нелепые вопросы, то их разговор превратится в сплошную неопределенность.
– Ларсон! Ко мне!
Собака подбежала к хозяйке, потом подошла к Сереже, недоверчиво стала обнюхивать его одежду.
– Надеюсь, что она у тебя добрая собака, – опасливо поглядывая на пса, сказал он.
– Что ж, надейся, – пошутила Таня гладя Ларсона по мохнатым ушкам.
Дождь снова стал моросить; подул легкий ветерок, который, казалось, унес все слова, и между ними наступило некоторое молчание. Сережа думал о том, почему он сразу не заметил в этой девушке какую-то, впрочем, совсем не приметную, черту характера. Поначалу он видел в ней обычную скромницу, стесняющуюся даже в глаза взглянуть. А теперь в ней чувствовалась что-то таинственное, то, что можно разгадывать. Вскоре им стало неловко молчать. Таня вновь окликнула непоседливого Ларсона, а собака так неутомимо резвилась, что чему-то обрадовавшись, сделала трюк, о котором ее не просили.
– Лари, солнышко, ты что, с ума сошел? – смеясь, говорила Таня. Сергея эта сцена развеселила еще больше, чем хозяйку собаки, и он, присевший на корточки, чуть не упал в лужу позади него.
