колосьев, свист фашистских снарядов, близкие разрывы и четкие команды комбата, корректировавшего огонь нашей пушечной батареи.
А потом короткими перебежками мы двинулись за наступающей пехотой – капитан Земленухин, я, наши артиллерийские разведчики и связисты, тянувшие телефонный провод. Была с нами и санинструктор Сима Рыжкова. Высокая рожь – хлеба в то лето вымахали на удивление – скрывала нас от гитлеровцев. В ста метрах от покинутого нами наблюдательного пункта наткнулись на группу наших бойцов, пораженных фашистским снарядом. Один из них, узбек, лежал ничком, прижав руки к искромсанной осколками груди. Сквозь стоны можно было разобрать отдельные слова:
– Советская власть… надо помогать!… Помогать надо!…
Наша санинструктор Сима Рыжкова, совсем еще молоденькая девчонка, склонилась над ним, торопливыми движениями разрывая индивидуальный перевязочный пакет. Солдат замолчал…
Едва мы вскочили в первую линию оставленных фашистами окопов, как хлесткие автоматные и пулеметные очереди ударили в бруствер траншеи. Натолкнувшись на труп лежавшего в окопе фашистского солдата, я выхватил из его безжизненной руки шмайсер и стал посылать короткие очереди туда, откуда били фашистские пулеметы. Брошенная кем-то из бойцов граната разорвалась у огневой точки. Затих пораженный взрывом вражеский пулеметчик. Еще несколько прыжков, короткие всплески автоматных очередей, чьи-то крики, еще несколько хлопков-разрывов гранат – и мы уже хозяева второй линии траншей.
И тут я увидел перекошенное криком лицо разведчика Капустина.
– Лейтенант, капитана нашего! В живот, пулей! Скорее, зовет!
Я подбежал к Сергею. Он лежал на спине. Закусив губу и тяжело дыша, капитан едва мог сдержать рвущиеся из горла стопы. Наскоро положенная повязка пропиталась кровью. Сима Рыжкова склонилась над ним, затем выпрямилась, отбросив в сумку с красным крестиком на брезентовом клапане пустой шприц.
– Несите, скорее…
Бойцы приподняли края плащ-палатки.
– Стойте,- хрипло сказал Сергей. Губы его кривились от невыносимой боли, по лбу струились капельки пота.- Стойте!… Ну, пацан,- обратился он ко мне, – ну, пацан, командуй! Иди вперед!… Пехоте пушки нужны! Связь… – Он задохнулся, закрыл глаза. Слабо махнул рукой:
– Несите…
Я нагнулся над Сергеем, сунул ему под голову оказавшийся под рукой скомканный вещмешок. Не открывая глаз, он выдавил из себя:
– Недолго повоевали с тобой, лейтенант. Не подведи…
Это были последние слова капитана Сергея Земленухина, командира 2-й пушечной батареи 1-го дивизиона, 84-го артполка, которые довелось мне услышать. Бойцы вынесли его в медпункт, оттуда передали в медсанбат. Несколько часов врачи боролись за жизнь командира. Пули ударили в живот, раздробили позвоночник. Через несколько дней Сережи не стало. Не стало первого моего боевого командира. 'Пацан, иди вперед!' – так он мне сказал при нашем прощании. Ему было двадцать шесть, мне – восемнадцать.
Во все тяжелые минуты жизни на фронте и потом мне прибавляли силы те слова, сказанные командиром. Тяжело раненный, на самом краю своей жизни, он думал о других, думал о своем долге солдата'.
Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно, используя заранее подготовленные укрепления, переходя в контратаки с поддержкой танков, самоходок и бомбардировочной авиации. Наша дивизия после первых дней наступления лишилась половины своего состава, а еще через несколько дней полки дивизии были сведены в батальоны, батальоны – в роты. И все-таки наступательный порыв бойцов и офицеров был исключительно высоким. Дивизия неудержимо шла вперед.
Поединки с 'тиграми'
Пушечные батареи нашего 84-го АП поддерживали стрелковые подразделения 'огнем и колесами': орудия выкатывались на передовую и прямой наводкой били по немецким огневым точкам и танкам.
В нашем дивизионе отличился капитан Петр Николаевич Кудинов – только что назначенный заместителем Новикова – и орудийные расчеты младших командиров Прокудина, Сергунина и Долгова.
На Северо-Западном фронте капитан Кудинов находился в штабной батарее полка. Еще до войны он закончил военную школу, стал командиром-артиллеристом. Участвовал в боях на границе в 1941 году и был ранен. Донской казак по происхождению, он был сильным и отважным человеком. В то же время его отличали ум, большая находчивость, энергичность и заботливое отношение к подчиненным. Последнее качество было, пожалуй, сильнее всех. Капитан как никто умел беречь своих людей. И не тем, что не посылал бойцов в опасные места – на фронте это невозможно,- а тем, что исключительно умело выбирал огневые позиции для орудий, требовал от подчиненных всех мер маскировки и надежного укрытия орудий, никогда не терялся и своевременно принимал единственно правильные решения, спасавшие жизнь людей.
Бойцов и командиров привлекала и его внешность – крепкий, ладно скроенный, с живым, чуть насмешливым взглядом. Капитан не лез за острым словом в карман, оно было у него на языке, заранее готовое шуткой остудить или поддержать собеседника. И по своему внешнему виду, и по действиям он всем, в том числе и мне, казался старше своих лет, хотя был моим сверстником.
В ночь на 17 июля командование предупредило Кудинова, что утром ожидаются 'тигры'. Под руководством капитана огневики работали всю ночь: надежно укрыли боеприпасы, углубили и замаскировали укрытия для орудий и расчетов.
…Утром из недалекой лощины, одна за другой, медленно, как бы осматриваясь, появились четыре неуклюжие бронированные машины с длинными стволами пушек. За ними бежали вражеские солдаты.
Кудинов распределил первые три 'тигра' между орудийными расчетами и, когда они приблизились метров на восемьсот, приказал открыть огонь. Навстречу танкам понеслись бронебойные трассирующие снаряды. Было видно, как некоторые попадали в цель, но отскакивали от мощной лобовой брони. 'Тигры' открыли ответный огонь и подбили орудие старшего сержанта Долгова. Кудинов приказал подложить под ось поврежденной пушки ящики от боеприпасов. Батарея продолжала вести огонь, но он по-прежнему был безрезультатен.
Танки подходили ближе и ближе. Наступали те минуты, когда проверяются воля и мужество командира и бойцов. И двадцатидвухлетний капитан не растерялся: приказал командиру орудия Сергунину быстро перекатить орудие на триста метров в сторону и вперед, чтобы встретить приближавшиеся машины стрельбой в борт. Уверенные действия капитана сняли нервное напряжение с бойцов. Оставшиеся два орудия подожгли первый вражеский танк, он задымил и остановился. Остальные танки двигались к батарее, продолжая ее обстреливать. Поврежденное орудие совсем свалилось на бок, расчет уже не мог справиться с ним… Была подбита и вторая пушка…
Танки медленно продвигались вперед, жестоко обстреливая обнаружившую себя батарею. Положение казалось безнадежным. По счастливой случайности бойцы обоих расчетов не пострадали. Кудинов приказал всем взять противотанковые гранаты и спрятаться в окопах. Но тут загрохотали выстрелы слева. Расчет Сергунина быстро выполнил маневр и встретил приближавшиеся танки стрельбой в борт. Два танка были подбиты, последний поспешил укрыться в овраг.
…По-иному закончился поединок с 'тиграми' батареи капитана Воскобойника. Прилетевшие 'юнкерсы' разбомбили орудия, которые вели огонь по вражеским машинам. Оставалась только четвертая пушка старшины комсомольца Ивана Новикова. Расположенная немного в стороне, она была укрыта во ржи и хорошо замаскирована. А на случай обнаружения противником ее расчет заранее подготовил две запасные огневые позиции.
Семь 'тигров' и два 'фердинанда' ринулись на замолчавшую после бомбежки батарею… К счастью,
