даром даже для его богатырского здоровья. Два года назад тяжелая болезнь сделала то, чего не сумели пули и осколки.
Трудно начиналась послевоенная жизнь у Геннадия Беляева. После длительного лечения в госпитале он заболел ревматизмом и долго не мог с ним справиться. В Москве, где стал жить после женитьбы, случайно встретился с Ипполитовым. Бывший сержант, окончивший к этому времени институт, убедил своего бывшего командира в необходимости учиться. Беляев кончил институт, стал работать в Моссовете, где пользовался очень большим авторитетом. В апреле 1979 года Ипполитов, я, родные и близкие проводили бывшего парторга дивизиона в последний путь…
Владимир Сармакешев, несмотря на инвалидность, окончил институт, стал главным врачом санатория на Сочинском курорте, получил звание заслуженного врача РСФСР. Написал интересную повесть о своей боевой юности[43]. Почетный гражданин города Сочи, член общества англо-советской дружбы, он полон энергии и творческих замыслов. Недавно переквалифицировался на врача-психотерапевта и продолжает работу в санатории. Юлиан Пантелеймонович Померанцев, самоотверженно боровшийся с тифом в освобожденных селах Белоруссии,- теперь заслуженный врач РСФСР, психотерапевт, активно трудится в Москве, поражая коллег неуемной энергией врача-новатора. Виталий Михайлович Сарычев, тоже москвич, после войны до выхода на пенсию продолжал служить в армии. Его два сына – подводники – пришли отцу на смену. Константин Лосев оставался в армии, вырос до полковника, работает преподавателем военной академии в Ленинграде. Николай Портяной сменил военную специальность связиста на гражданскую, без устали, не щадя себя, плодотворно работал в одном из конструкторских бюро Риги. В последние годы его здоровье стало быстро ухудшаться. Операции шли одна за другой. И сердце не выдержало. Безвременно ушел из жизни очень честный и талантливый человек…
Егор Черноголовый работает лаборантом в Харьковском политехническом институте, увлекается художественной фотографией. Юля Сарычева сохранила верность своей гуманной профессии, работает сестрой в одной из московских больниц. Иван Новиков – метеоролог в далекой Туве. Время от времени приходится ложиться в госпиталь – не заживает рана на ноге. Но это не мешает ему приезжать на все встречи ветеранов, вести большую общественную работу. Удивительно стойкий и очень добрый человек!
Много потрудился Алексей Михайлович Саксин, ставший главным конструктором по проектированию автоматических станочных линий. К его военным орденам добавился орден Трудового Красного Знамени. Сейчас он на пенсии. Константин Андреевич Абайханов стал директором Центрального универмага в Ташкенте. Лет десять назад стало подводить здоровье, подорванное на войне. Долго не сдавался, но болезнь прогрессировала, и его не смогли спасти.
Петр Николаевич Кудинов из артиллериста стал политработником. Он всегда был душою коллектива, где находился, а это и есть главное качество политработника. Уйдя из армии, вернулся к журналистике – своему давнему призванию. Написал отличные книги: 'Гаубицы ведут огонь', 'Огненным мечом' – о боевом пути нашего артиллерийского полка и другие – о событиях и людях военных лет, полон творческих замыслов на будущее. Работает военруком в одном из техникумов Риги. Организовал там музей боевого пути части. Пользуется большим авторитетом и любовью у ребят. Александр Данилович Новиков демобилизовался в звании полковника, живет в Минске, долго и успешно 'командовал' водным транспортом Белорусской республики, сейчас на пенсии.
Не могу не написать о судьбе еще одного ветерана. Она во многом необычна, к тому же о Рэме Борисовне Жоховой мне стало известно только сейчас, когда ей, наконец, удалось найти своих однополчан и встретиться с ними.
Во время эвакуации Москвы в октябре 1941 года тринадцатилетняя Рэма оказалась в Поволжье, а мать, выехавшая позднее,- в Средней Азии. Девочка устроилась в местном колхозе трактористкой. Весной 1943 года, вернувшись в Москву, пошла в райвоенкомат и попросила направить ее на фронт. Низкорослая, худющая девчонка выглядела совсем ребенком, и военком отказал.
Тогда она пошла на Курский вокзал и тайком села на одну из платформ проезжавшего мимо воинского эшелона. Так Рэма оказалась в нашей дивизии. Ее направили радистом в роту связи. Она быстро овладела 'морзянкой' и перед началом Курской битвы сдала экзамен на радиста третьего класса. В боях под Понырями держала связь с корпусом и хорошо с этим справилась.
Самое сильное впечатление первых дней боев за Поныри, памятное ей и сейчас,- огромное количество раненых, привозимых и приходящих в медсанбат, расположенный неподалеку от штаба дивизии. Вид окровавленных и искалеченных людей был ужасен. После, прячась при обстрелах, она закрывала руками лицо, боясь, что оно будет изуродовано, как у многих из тех, кто проходил мимо. О смерти в пятнадцать лет не думалось…
Несколько раз ей отчаянно везло. В одной из приднепровских деревень налетевшие пятнадцать юнкерсов разбомбили многие дома. Последняя бомба попала в хату, где она находилась. В тот момент она выбегала из сеней, решив укрыться между грядками в огороде. Запомнилась буйная радость, пришедшая к ней, когда поняла, что осталась живой, хотя и побитой до синяков обломками крыльца. Противный звон в ушах долго преследовал ее – даже тогда, когда бегала по деревне, ища в сохранившихся домах полотенца на божницах, чтобы перевязать раненного в живот солдата-узбека.
В роте связи дивизии все были старше ее и берегли от 'непрошеных гостей'. Писали матери, чтобы не беспокоилась: 'Она нам, как сестра'. Как-то на занятиях познакомилась с полковым радистом Мишей. Солдат был из Ленинграда, старше Рэмы на два года. Во время блокады умерла его мать, отец служил в армии. Она была очень рада редким и коротким встречам, когда он приносил ремонтировать рацию или приходил на общие сборы – занятия радистов. Ее опекуны не противились этому знакомству. Наоборот, как только он появлялся, ей сразу сообщали:
– Михаил в мастерской!
Вероятно понимали, что пришла к ней неизбежная первая девичья любовь…
Не раз в это время некоторые 'подружки' говорили:
– Нашла мальчишку-солдата, вот и ходишь вся замурзанная, в драной гимнастерке и кирзовых сапогах сорок третьего размера. Не того выбрала…
В зимние месяцы 1944 года дивизия занимала оборону по правому берегу Припяти, выше Мозыря. Больших боев не было, но люди постоянно гибли от мин, поставленных гитлеровцами при отступлении.
Когда Рэме сказали, что Мише оторвало ступню и у него началась газовая гангрена, а он не соглашается на ампутацию ноги, она побежала к нему в медсанбат. Хотела сказать, что никогда не оставит его, что надо соглашаться на операцию…
Но когда открыла полог и густой снег вместе с ветром ворвался в палатку, снежинки опускались на Мишино лицо и не таяли. Не успела…
Впереди был еще один год войны. Шестнадцатилетнюю Рэму назначили командиром отделения, присвоили звание сержанта. За самоотверженный ратный труд наградили медалью 'За боевые заслуги', позднее – орденом 'Красной Звезды'.
Сейчас Рэма Борисовна Жохова живет в Москве. Она – секретарь Совета ветеранов нашей дивизии.
Чтобы разыскать однополчан по 108-му ПАП, я решил написать в краеведческий музей города Калинина. Ответ пришел неутешительный – о 108-м ПАП никто ничего не знал. И все-таки письмо сыграло свою роль!
Оно попало в руки А.Ф.Парахонскому, моему товарищу по довоенной казарме под Ленинградом. Он приехал в Калинин погостить у старшего сына, тоже отправился в музей и рассказал там об участии 108-го ПАП в боях за город, о разгроме аэродрома и боях зимой 1941-1942 годов – он-то знал о нашем полке намного больше, чем я. Ему показали мое письмо.
Мы встретились в Киеве, куда Александр Филиппович приехал навестить своего второго сына. С вокзала он позвонил мне по телефону. Хотя прошло тридцать с лишним лет, я узнал его по голосу. А он все расспрашивал меня, пытаясь, как мне показалось, убедиться, что я – это я. Сказав, что сейчас за ним приеду и – пусть не сомневается – отлично его помню и узнаю в лицо, я выскочил на улицу и поспешил к нему на первом попавшемся такси. Лицо его, действительно, со всеми деталями сохранилось в моей памяти, и я, конечно, узнал его! Он не так уж изменился, дорогой мой друг, тем более, что рядом стояла живая копия отца в молодости – его младший сын. Но война не прошла даром. Часть головы и правый глаз
