примеру, чтобы он не заводил себе наложницу, да не одну. Женщина остается рабыней, порой жена нищего крестьянина более свободна, чем хозяйка замка. Исключая, конечно, жриц храмов. Но и их жизнь имеет ограничения.
– Как же так? – не поняла Кессаа. – Выходит, если один из молодых Стейчей захочет сделать меня женой, то я не смогу ему отказать? А он будет волен истязать меня хоть каждый день?
– Нет, если за тобой стоит какой-нибудь дом Скира, – вздохнула Илит. – Но вмешиваться в твою судьбу близкие будут только в крайнем случае. Позора тебе не избежать при любых обстоятельствах.
– За мной нет какого-нибудь дома Скира! – процедила сквозь зубы Кессаа. – И я сама хочу выбрать себе мужа! По крайней мере, согласиться или нет с его выбором. Это возможно?
– У корептов – да, – кивнула Илит. – У баль это можно сделать только по взаимному согласию невесты и жениха. Но даже у сайдов есть способ соединиться с любимым, если родители невесты против замужества. Достаточно украсть невесту, привести к воскресной службе у алтаря одного из главных храмов и объявить ее женой. Но потом отцу жениха придется раскошелиться, чтобы родители невесты сочли оскорбление исчерпанным. Правда, – добавила она, – если таким образом вельможа захочет сделать знатную девушку наложницей, вряд ли он сможет откупиться деньгами. Ему придется принять вызов и выйти на схватку с отцом несчастной или с ее братом.
– Вот это мне нравится больше, – прошептала Кессаа. – Но только в связи с моей полной семейной неясностью вступиться за меня некому. Значит, придется рассчитывать только на себя!
Кессаа еще не вполне понимала, почему непонятные сладкие сны тревожат ее ночами и отчего сердце замирает всякий раз, когда она ловит на себе восхищенные взгляды охранявших храм стражников, но она с непонятной ей самой убежденностью все нетерпеливее и нетерпеливее ждала каких-то волнующих перемен в собственной жизни.
Жизнь переменилась благодаря Тини. Кессаа танцевала почти каждое воскресенье, Мэйла продолжала заниматься с ней оружием. Все шло по-прежнему, пока однажды в келье девушки не появилась Тини и не протянула ей перевязанный шнуром свиток. Кессаа аккуратно распутала узел и с трепетом развернула ветхий пергамент. В хранилище храма уже не осталось ни одной строчки, не прочитанной ею, поэтому всякий новый текст вызывал у нее ту самую дрожь, какую испытывает голодный при виде куска хлеба.
– «Как ходить в Суйку и возвращаться из нее?» – прочитала она заголовок и с недоумением подняла голову: – Разве живые ходят в город умерших?
– Ходят. – Тини странно посмотрела на нее. – Всякий, кто хочет заниматься магией, рано или поздно приходит в Суйку.
– Зачем? – не поняла Кессаа.
– Чтобы испытать себя, – негромко произнесла жрица, опустившись на жесткую кровать.
– Во всяком испытании должен быть смысл, – вспомнила Кессаа слова одного из стариков жрецов, который укорял девчонку, что освоенные приемы магии она немедленно испытывает в храмовом саду.
– Смысл есть, – кивнула Тини. – Вокруг тебя разные люди, но врагов среди них всегда больше, чем друзей. И чем сильнее ты, тем больше у тебя врагов. Я вообще не верю в друзей. От них труднее защититься, поскольку ты не ждешь от друзей предательства. А ждать его нужно постоянно. Защищаясь, воин надевает доспехи, берет оружие, учится владеть им, завязывает отношения с вельможами и вождями, поступает на службу к сильнейшему из них. Маг углубляет мастерство, собирает знания, накапливает внутреннюю силу, испытывает себя. Суйка – одно из главных испытаний, если не лучшее.
– Я предпочла бы стать воином! – гордо выпрямилась Кессаа. – Такой, как Мэйла! Пусть даже я буду воином, который владеет магией.
– Всякий маг – воин, – усмехнулась Тини. – Если он не воин, тогда он и не маг. Деревенский колдун, сумасшедший, ворожей, ведун – кто угодно, но не маг. Не торопись копировать чью-то судьбу, если не можешь разглядеть ее целиком. Не все просто с Мэйлой. Возможно, ты достигнешь ее уровня мастерства, но я чувствую, что у тебя будет другая судьба.
– Я стану танкой? – Кессаа вспомнила старую и рыхлую жену Ирунга, которая всего-то мелькнула перед ее глазами два или три раза, и всякий раз слуги несли ее куда-то на носилках.
– Возможно, – качнула головой Тини. – Хотя стать танкой – это все равно что направить быструю ладью в тихую гавань, где она будет зарастать тиной и медленно гнить… Послушай меня. Я не могу сейчас назвать имена твоих родителей – еще не время, но кое-что я обязана тебе сказать. Станешь ты танкой или жрицей, в любом случае тебе предстоит великий путь. Моя задача – уберечь тебя от беды в его начале.
– От какой беды? – не поняла Кессаа. – Если она схожа с нападением на меня Стейчей, с такой бедой я справлюсь.
– Девчонка! – усмехнулась жрица. – Если бы ты справилась со Стейча, тебя бы сейчас не было уже в живых. Есть множество опасностей, которых можно избежать, но преодолеть которые не под силу даже мне. Будь осторожна! Через полгода тебе семнадцать, до достижения которых я не могу тобой распоряжаться – таков уж договор опекунства. Да, Ирунг обещал мне защищать тебя, но я не верю хитрому толстяку. Скорее всего он рассчитывает, удерживая тебя, держать в той же руке и меня. Как только ты достигнешь семнадцати лет, я заберу тебя в храм Сето. Там ты будешь в безопасности, а пока читай этот свиток. Если ты станешь жрицей, тебе придется посетить Суйку, и лучше быть к этому готовой. Когда-то мне пришлось выучить его за месяц.
– Я не хочу быть жрицей! – воскликнула Кессаа.
– Не спорь со мной! – вдруг повысила голос Тини.
Тетка встала, расправила плечи, и впервые за все недолгие встречи с ней Кессаа почувствовала страх.
– Не спорь со мной, – повторила уже тише Тини. – У тебя нет выбора – стать жрицей или танкой. Точнее, выбор может оказаться воистину омерзительным. Я, по крайней мере, могу обещать тебе безопасность. Поверь мне, Кессаа, для меня нет ничего дороже… твоей жизни. С этого момента Мэйла будет заниматься с тобой еще больше! Она расскажет тебе все, что знает о магии, потому что все, что ты вычитала из свитков храма Сади, это только слова. Они ничего не стоят без практики. И постарайся реже появляться в городе. Кроме всего прочего, я запрещаю тебе танцевать. Слишком многие глаза ждут твоих танцев, как ждет влаги сухая земля.
Танцевать Кессаа пришлось. Сам Ирунг потребовал в середине осени, за два месяца до ее семнадцатилетия, чтобы Кессаа продолжила танцевать. Но до этого были еще четыре месяца выматывающих, утомительных занятий с Мэйлой. Теперь в ночном саду храма уже не только Кессаа бормотала заученные заклинания, теперь две тени взмахивали руками, заставляя стражей храма испуганно ежиться от ударов молний и взлетающих из-за высоких стен искр. Впрочем, Мэйла не могла сравниться в талантах с девчонкой. Она лишь направляла ее в нужную сторону и продолжала учить владению мечом.
– Почему ты не учишь меня всему? – надула губы Кессаа, когда наставница в очередной раз легко выбила меч у нее из рук. – Я же чувствую, ты всегда оставляешь что-то скрытым! Ты никогда не объясняешь мне весь путь мастерства!
– Ты заметила? – удивленно подняла брови Мэйла. – Хорошо, тогда имей в виду, что я заметила тоже. Ты учишь боевые заклинания, но стараешься не показать мне и десятой части той силы, которую успела накопить в храме. И ты поступаешь правильно. Причины всего две. Первая – в том, что любой путь начинается путем ученика, а продолжается путем мастера. Я не должна вести тебя путем мастера, его ты пройдешь сама. Вторая причина не менее важна. Никогда не показывай даже самому близкому другу запасной выход из своего жилища, потому что однажды он перекроет его и не даст тебе покинуть горящий дом, или воспользуется им, чтобы обесчестить тебя.
Кессаа не поняла Мэйлу, но с того дня не только магией, но и фехтованием занималась иначе. Она приглядывалась к наставнице и старалась какие-то движения, выпады, о которых ей не рассказывала Мэйла, нащупать самостоятельно и включить в собственный, пока еще скудный тайный арсенал.
Однажды Кессаа спросила Мэйлу, отчего та поступила на службу к Ирунгу, а не стала стражницей какого-нибудь вельможи или жрицей одного из храмов?
– Я была жрицей, – равнодушно ответила Мэйла. – Я могла бы пить из той чаши до сих пор, но к ней одновременно со мной припали и другие губы. А я слишком брезглива. Что касается стражницы, то это
