но в Деште ждать тебя буду.
– Тини, – дрогнувшим голосом спросила Кессаа, – а если меня поймают? Что меня ждет? В Скир-то я в любом случае вернуться не смогу!
– Скиром Оветта не заканчивается, – обернулась в дверях жрица, – а сам Скир не вечен. Поймать тебя не должны. Увидимся еще в воскресенье на галерее.
В воскресенье Кессаа, закутавшись в плащ и чувствуя, как похрустывает в подкладке пергамент Лебба, стояла в углу женской галереи. Украшенные драгоценностями танки галдели на резных скамьях, обсуждая происходящее на арене, но Кессаа не слышала ни звука. Серокожий силач Салис, раб дома Рейду, одного за другим крушил дубиной противников.
Кессаа смотрела на смерть равнодушно. Пусть и невольники сражались, но гибли они в бою, а не от истязаний и казни. Не на арене были ее мысли, о другом думала. Ужас охватывал девушку, когда представляла она грузного седого старика, каким казался ей конг Димуинн. Даже к Леббу не пошла бы она в наложницы, а уж служить подстилкой и игрушкой безжалостному воину тем более не хотелось.
И все же предстоящее бегство из Скира походило на еще большее сумасшествие, чем возможность упасть в ноги похотливому правителю и вымолить у него отступную. Так бы и поступила, вот только мысли о Леббе, чей восторженный голос слышался с соседней галереи при каждой победе серого, останавливали от безрассудства. Могла ли она мечтать о надежном проводнике, если даже поделиться сокровенным не с кем? Не у рабыни же помощи просить, которая и так и плакала вместе с Кессаа, и радовалась вместе с ней? Гуринг, уже не встававший по причине похолодания с лежака, был единственным, кому доверилась девушка. Старик расправил бороду, поскрипел желтыми зубами, потом вздохнул и прошептал:
– Дочка, сейчас у меня сил нет. А когда были, не посоветовал бы я тебе обратиться с этим вопросом ко мне. Сдал бы я тебя Ирунгу, точно сдал… Своя шкура все-таки всегда ближе к телу. Это теперь я уже ничего не боюсь. В меня пальцем только ткни – и дух вон. Но зато и тебя теперь не выдам, а совет дам. Про Лебба я тебе уже советовал: ты никому из танов не верь. Тан верен слову лишь до тех пор, пока оно в том же русле, что его похоть или судьба бегут. А как с руслом этим разминется, так и о слове забудет. Другой вопрос, что, может, и не разминется судьба твоя с судьбой этого молодца. Оно конечно, юность твоя тебе другое говорит, но уж послушай хоть в одном: слово его не проверяй в Скире, а проверяй там, где тебе шаг назад сделать удастся… А из Скира уходить тебе надо. Это ведь еще труднее, чем в самом Скире прятаться. А в нем не спрячешься. Идти придется лесом по скомским землям. Вдоль берега деревень слишком много, неприметно пробраться не удастся, а в скомских лесах главное, чтобы с охотой не совпасть. Слышала, наверное, как танские сыночки тешатся?.. Через ласский мост перебраться надо быстро, пока новости о твоем побеге до Ласса не дошли, иначе не пройдешь. Ну а если боги тебя поддержат, то на Омасс все равно не иди, на Суйку двигайся. Потому как в Омассе тебя ловить точно уже будут. По зиме Суйку пройти можно. Я был там когда-то, а силы во мне и в молодости в четверть твоей не собиралось. Правда, на ту сторону не решился идти, но там уже и на глаз край виден был. Опыта у тебя маловато, зато знаний много, да и хватка есть. И все-таки без проводника или помощника тебе не обойтись. Суйку пройти если сумеешь, понадейся, что тебя уже мертвой сочтут, а сама к Борке двигай. Там лучше бы в обозе схорониться. Да не в бедном, а в богатом! Оветьских купцов держись, если найдешь, они богатую пошлину стражам дают, их товар особо не перетряхивают. Но оветьский купец с тебя не меньше десяти золотых возьмет. И дальше Дешты с ним не ходи, потому как за Дештой он сам тебя скрутит. Опять же, помощник тебе и проводник все равно нужен. За Боркой леса хоть не бальские уже, а все одно страшные. Ты книжки храмовые посмотри, запомни всех послушниц: которая куда отправилась, где кто живет или приживает. Они тебе по зову храма все должны помощь оказать. Хотя, конечно, особо на них полагаться не стоит. И еще одно тебе скажу, дочка: если человек встреченный тебе не нравится, так за спиной его оставлять не надо. Убивать тебе придется, Кессаа, если живой из скирских объятий вырваться хочешь. Где в Деште хорониться будешь, не спрашиваю, да только и до Дешты нелегко придется добираться. Еще раз скажу, проводник тебе нужен.
Кессаа, которая словно окаменела на словах старика, что ей придется убивать, не сразу поняла, что смотрит он ей в глаза пристально, но ободряюще.
– Где же я возьму проводника? – прошептала она наконец.
– Ищи, – вздохнул Гуринг. – Совет, правда, дам. Человек должен быть умелый и честный. Не сайд, скорее всего, а пришлый. И чтоб деньги ему нужны были – заплатить придется. Но вот еще и такой, чтобы честь его дороже денег оказалась.
– Может быть, мне каменного Сади на престоле растолкать? – усмехнулась Кессаа.
– А ты не смейся, – укоризненно покачал головой Гуринг. – Если бы я знал, что пойдет он с тобой, лучшего проводника ты и не сыскала бы…
И вот теперь, оставив Илит у ступеней с оборотной стороны холма, где та могла вволю поболтать с рабынями танок и их дочерей, а большей частью послушать сплетни и пересуды, Кессаа стояла в углу женской галереи и смотрела на арену.
Она не увидела Зиди, а почувствовала ветер на лице. Ей даже показалось, что магия, растворившаяся в воздухе после казни бальского колдуна, неслышным эхом вернулась из пустоты и погладила ее по щеке. Ощущение было столь отчетливым, что девушка вздрогнула и уставилась на арену, ожидая увидеть безногого и безрукого калеку, выходящего на нее, но увидела хромого седого воина. Рядом с серокожим великаном он казался жалкой подделкой под человека. И все-таки чем-то притягивал взгляд этот отчаянный хромой.
«Он!» – неизвестно отчего подумала Кессаа. И когда Зиди поразил Салиса, девушка уже ничему не удивлялась. С галереи конга спустилась закутанная в ткань Тини, бросила лишь один взгляд в сторону Кессаа, но та уже все поняла. Кивнула и скользнула к выходу, едва не столкнувшись с раздосадованным седым воином. «Седд Креча», – вспомнила его имя Кессаа и поспешила вниз по лестнице, недоумевая, отчего так взволновала ее эта случайная встреча.
Неделя пролетела как один день. Тут-то и пригодились знания Кессаа, такие заклинания вспомнила, что уж, как сказал бы Гуринг, два-три поколения жрецов и в списки их не вставляли. Еще в галерее набросила на освободившегося раба петельку интереса. Потом стоило только глаза закрыть, чтобы точку зеленоватую мерцающую увидеть. Баль покрутился до вечера в центре, причем большую часть дня неподвижно где-то прятался. А как вечер пришел, точка в сторону порта направилась. Илит пришлось в план посвятить. Охнула рабыня, но десяток золотых взяла, да в ноги упала хозяйке, когда та о побеге сказала.
– Ты подожди благодарить, – опустила голову Кессаа. – Вот, возьми эту мазь да прядь волос смажь. Я тебе вольную оформлю, как и положено, но по-всякому может повернуться, а она тебе мучиться не даст. Прикусишь и отлетишь. Без боли умрешь.
Дрожащей рукой взяла Илит мазь, но пугалась недолго, тут же побежала по знакомым справки о баль наводить, благо дело и таиться не приходилось, о Зиди только в городе и говорили. Кессаа же вновь и вновь шелестела пергаментами в хранилище, скучала по строгому взгляду Мэйлы да подумывала, как ей вместе с баль из города выйти. Отчего-то даже и мысль не приходила ей в голову, что Зиди отказать может.
В заботах да сборах время и прошло. Ясно уже было, выжидает баль, как и Кессаа, последней воскресной ярмарки ждет. Кессаа с Илит на ту ярмарку еще с утра отправились. Перед этим девушка рабыне вольную отписала да заверила ее у Гуринга и у привратника толстого. Гуринг еще головой помотал, но успокоился, едва Илит уверила его, что не бросит хозяйку. Правда, потом вцепился кривыми пальцами в рукав, прошептал хрипло – «когда пойдешь», тут Кессаа и обмерла. Задрожала рука старческая, слезинка мутная из глаза покатилась, но что-то удержало девушку. Не стала она сердце седому приятелю на ладонь выкладывать, улыбнулась, погладила старика по руке:
– Нет пока проводника, Гуринг. На ярмарку пойду, попробую кого-нибудь из ближних купцов обговорить. Вечером увидимся. Все равно еще неделю в храме придется провести. Подожду, пока таны на скомскую охоту отправятся. К тому же слышала, что конг в Дешту отбывает, вот тогда и я… тронусь.
– Ну, так не прощаюсь я? – только и спросил Гуринг, но слезу с щеки смахивать не стал. Так и смотрел вслед бывшей помощнице, хотя в руках у нее, кроме легкого узелочка, и не было ничего.
На ярмарке Кессаа пришлось у лавки писца ворожбу легкую закрутить. Едва тот зажиточного сайда отпустил, который девчонку худосочную да вертлявую для домашней прислуги или еще каких надобностей прикупил, как тут же еще одну запись на то же имя в книге соорудил да бирку деревянную Илит протянул. А
