— Я не останусь, — подала голос из-под вездехода Ярка и вслед за растопырившим уши Руком высунула взлохмаченную голову.
— Ну вот, — с досадой махнул рукой Пустой и пошел к дому.
— Еще один мешок, — почесал затылок Филя.
— Что она с ним делала? — спросил Коркин, глядя вслед Пустому.
— Бриша-то? — потер невыспанные глаза Филя, — А кто ее знает! Пустой говорит, что пыталась из него прошлое вытащить. Не получилось.
— А есть там у него внутри прошлое? — переспросил Коркин и посмотрел на Ярку, которая вынимала из волос соломинки. — Может, там пусто?
— Есть, — уверенно сказал Филя. — Или ты думаешь, что Устой совсем пустой? А откуда тогда все, что он знает?
Нет, все там есть. Но не проберешься. Замок прочный.
— Есть, конечно, — согласился Коркин и вновь посмотрел на Ярку, не зная, радоваться или огорчаться ее решению.
— Есть, да не прочесть, — проворчал Филя. — Держит кто-то, не дает пробиться. Даже Бриша его не пересилила.
— Кто ж держит? — поежился Коркин.
— Да уж кто-то, — пожал плечами мальчишка. — Но не ты, не я, не Ярка, не Хантик. Нас Бриша насквозь разглядела, мы как стеклышки. Даже обидно, вроде как выскобленные бычьи пузыри. Пустышки. Ну да ладно. Думаю, что это или Сишек, или Рашпик, или Кобба, или сам Пустой. Того не понимая, сам себя держит. Не дает. Тем более что Сишек все время пьяный, Рашпик только о том, как брюхо да кошель набить, думает, а Кобба всего-то и прибился к нам на днях. Так что, скорее всего, закорючка в самом Пустом.
— Закорючка, — задумался Коркин и опять посмотрел на Ярку, которая, не сводя со скорняка взгляда, расчесывала волосы. — А девку-то он с картинки нашел?
— Нет, — помотал головой Филя, — Вотек сказал, что нет ее. Ушла куда-то. Прячется. Она, оказывается, сына вожака собачников убила, вот и прячется. Она тут кем-то вроде проводницы или следопытки, ну и вроде красавицы, вот он, сын собачников, на ней жениться и вздумал. А разрешения у нее не спросил. У них не принято спрашивать. Переломил девку об колено — и все, уже жена. Собственность, можно сказать. Но не на такую напал. Убила она его, едва руки протянул. Вот отец его и поднял все свои ватаги, чуть ли не четверть Мороси осадил. Видишь? И здесь собачники маются. Но здесь ее вроде как нет. Но Вотек сказал, в смысле передал от Бриши, что девка та сама Пустого найдет. Мол, знает она уже, что он ее ищет.
— Все! — крикнул уже одетый Пустой, — Быстро перекусываем и отправляемся.
Через час отряд, в котором теперь не было только одного Хантика, сидел в машине. Пустой поправил на поясе переданные ему Вотеком серебряные рожки, окинул взглядом спутников.
— Дальше все делать только по команде. Оружие держать на предохранителе, но быть готовым к бою. Хотя надеюсь обойтись без стрельбы.
— Уж хотелось бы, — пробурчал Рашпик, поглаживая исцарапанный дробовик, — Каждый патрон и раньше по две монеты шел, а уж теперь…
— Ярка, — вспомнил Пустой, — подъедем к пленке — ложись на пол.
— Зачем? — отпрянула от Коркиного плеча недотрога, покосившись на брошенный на пол тюфяк.
— Тяжело будет, — объяснил Пустой, — Очень тяжело. Поэтому без разговоров. Или хочешь, чтобы тебя потом на руках несли? А если машина не выдюжит на пленке?
— Да что там? — насторожился Рашпик. — Файк вроде говорил, что сбежал как-то от ватажников на четвертой пленке…
— Файк легкий, — объяснил Пустой, — А вот ты, Рашпик, не сбежал бы. И Хантик не сбежал бы.
Коркин посмотрел в окно машины. Хантик стоял возле каменного домика, потирая больное колено, и вдруг показался Коркину ужасно старым, старше Вотека, который махал затянутыми в бисер руками Пустому. Коркин оглянулся, взглянул на Сишека, который тоже не молодился, но теперь казался моложе Хантика. Или веселость, которая стиснула лицо Хантика в морщинистую улыбку, так старит человека?
— Двинулись, — сам себе сказал Пустой и тронул с места машину.
Ворота на мосту уже были распахнуты. Вездеход миновал стальные балки, выехал на торжище. Пестряки выстроились любопытной толпой, запленочники махали руками, собачники провожали машину настороженно.
— Пять дней минуло, — неожиданно почти трезвым голосом пробормотал Сишек, — Сегодня шестой.
— Что за пять дней? — обернулся Филя.
— Пять дней, как орда Поселок сожгла, — ответил Сишек, потянулся к фляге, глотнул и опять закрыл глаза.
— Время бежит, — кивнул Пустой и повернул на дорожку, сползающую с холма.
Вездеход закачало на выбоинах, но двигатель работал ровно, и механик продолжал править машиной, даже когда вокруг сгустился туман.
— Двести шагов держать прямо, а потом опять на пригорок выберемся, — развеял недоумение Коркина Пустой.
И вправду туман остался в ложбине, а вездеход выбрался на пригорок и прямо под крутым склоном Ведьминого холма двинулся к серой пелене пленки.
— Солнышко поднимется, и будет похоже, что Сухая Бриша прячется за пленкой, как за занавеской, — вдруг негромко проговорил Кобба.
Коркин вздрогнул — так редко отшельник подавал голос, — а Филя повернулся к Пустому:
— А чего все так боятся Бришу?
— Она может убить словом, — объяснил Пустой, — Вотек сказал, что, если она скажет человеку — умри, он тут же умрет. Оттого она и молчит почти всегда, слово — это такая штука…
— Тогда жаль, что орда сюда не пошла, — поежился Рашпик, — А я знаю, почему она меня не приняла. Про всех знаю. Сишек — пьянь, кому он нужен. Это ты, Пустой, с ним таскаешься, потому что он тебя выходил. И нечего на меня глазом зыркать, Сишек, попробуй поспорить еще! Кобба — аху, зачем ей пугало, у нее ж монета от паломников идет, к чему их воротить? Ты, Пустой, слишком умный, а умный завсегда на себя беду накличет. А вот я прожорливый. Меня ж не прокормишь!
— Охота ей была про твое брюхо думать! — обернулся Филя, но тут Пустой резко притормозил:
— Ярка, живо на тюфяк, остальным приготовиться. Лучше всего ухватиться за что-то, а то и лечь на пол. Тут недолго — ширина пленки шагов сто, — но путь не торный. Иногда, по слухам, словно налегке проходишь, а порой, говорят, находят лужи из плоти. Я уж не говорю, что лошади ноги ломают. Если машина не сдюжит, каждый берет мешок и ползет на запад сам. Понятно?
— А дверь-то откроется? — просипел подсевшим голосом Рашпик.
— Должна, — ответил Пустой и двинул машину вперед.
Это стало уже привычным. Внешняя поверхность пленки натянулась как паутина, а когда она лопнула и вездеход оказался внутри серого мира, словно что-то лопнуло и внутри у Коркина. Заломило спину, дыхание перехватило, руки вдавились в подлокотники кресла так, что заныли локти. Заныли все кости, и плоть Коркина словно начала с этих костей сползать. Вездеход надрывно завыл, но даже сквозь его рев Коркин услышал хриплый сип за спиной. Он хотел обернуться, но тут же понял, что любое движение головой приведет к тому, что его шея переломится, она и так уже трещала, готовясь осыпаться туда, куда стремилась упасть челюсть Коркина вместе с оплывшими щеками скорняка, его же языком и глазами, которые вот-вот должны были лопнуть. И наконец лопнули.
Глава 24
Сначала Филя услышал странный голос. Кто-то незнакомый беспрерывно болтал, но болтал не только
