– Ты не все знаешь, – прокашлялся маг. – Ты читала не все свитки храма. Некоторые из них хранились у меня. Ты помнишь легенду Сето, Сади и Сурры?
– Да, – кивнула Кессаа. – Они были великими магами, но не могли поделить власть. Их собственный мир показался им слишком малым, и они начали войну, но ни одна сторона не могла победить другую. Каждый желал гибели двум противникам, но никто не имел перевеса, пока Сето не овладела магией пламени настолько, что обратилась к ее истокам, к корням – и создала зеркало. Она слепила его из первородной тьмы, которую отыскивала в пламени по крупицам. А потом почувствовала биение живого в нем, стала говорить с ним и даже подружилась.
– Как ты теперь, – усмехнулся Ирунг. – Почти так же, как и ты теперь.
– Нет, – покачала головой Кессаа. – Ее зеркало родило или вызвало Зверя. Огненного демона. Да, он служил хозяйке, но только до тех пор, пока не почувствовал собственной силы, пока не распробовал вкуса живой плоти. Сето поняла это скоро, но Зверь уже не подчинялся ей. И тогда она стала искать союза со своими врагами и даже успела сойтись с Сади, но Сурра понял, что остается в одиночестве, и ударил первым. Он всегда был очень сильным. Сади вдруг отошел в сторону, а Сето вынуждена была позвать Зверя и натравить его на Сурру. Опьяненной силой, вливаемой в него Сето, и той силой, которую он мог извлечь из поверженных воинов, потому что весь тот мир разделился между тремя магами, Зверь вышел из повиновения и попытался уничтожить всех троих. Первый и последний раз трое смертельных врагов сошлись и, спасаясь из пламени, пробили ход в наш мир, оставляя за спиной море огня.
– Яркая сказка, не правда ли? – надул губы старик.
– Куда уж ярче, – усмехнулась Кессаа. – Только это не сказка. Они запечатали за собой проход, но, видно, не слишком прочно. Иначе отчего Суйка постепенно превратилась в логово мерзости?
– Примерно так и было, – задумался Ирунг. – Но есть еще кое-что. Мне удалось найти список Мелаген. Внучка Сето, по всей видимости твоя далекая прапрабабушка, записала кое-что. Может быть, это были сведения от Сади, с которым она общалась в Гобенгене, может быть, от самой Сето. Записи сохранились не полностью, но главное я понял. Чтобы убить Зверя, его надо явить. Но нельзя его убить, пока существует зеркало, породившее его. Однако зеркало нельзя уничтожить по частям. Именно оно связывает наш мир с чем-то иным. Именно через зеркало мерзость или проникает сюда, или отсасывает жизненную силу отсюда. Его нужно собрать, Кессаа!
– Разве это суждено не моей дочери? – подняла подбородок Кессаа.
– Твоей дочери, твоей матери или тебе – не знаю, – почесал затылок маг. – То, что ты узнала в храме, указывает на твою дочь, но, когда дорога очень длинна, она распадается на куски, и не всегда понятно, кому какой кусок пути придется пройти, потому что жизнь человеческая слишком коротка. Мелаген написала, что Сади что-то оставил там, в пади. Он сказал, что там осталась его тень, но в Суйке осталась не только тень, тем более что тень Сади всегда оставалась с ним. Мелаген написала, что там Сади оставил часть своей сущности, дыхание сущего, вручаемое каждому из нас при рождении. Поэтому, по ее мнению, он и был до самой своей смерти отвратительным негодяем.
– Неужели? – напряглась Кессаа.
– Теперь ты понимаешь, почему не все свитки хранились в храме? – усмехнулся маг. – Так вот. Я все еще надеюсь, что Зверь не проник в Оветту, что здесь только его щупальце, которое можно отсечь, но если Зверь здесь, то спасти нас может только Сади.
– Но он мертв… – растерялась Кессаа.
– Он жив, – покачал головой Ирунг. – Но его нужно разбудить. И я скажу тебе, как это сделать. Мелаген написала, как Сади приходил к ней во сне и все объяснил. Да время пришло только теперь.
– Почему? – потрясенно прошептала Кессаа.
– Потому что ты способна сделать это, – негромко сказал Ирунг. – Разве ты не почувствовала, когда танцевала для Сади? Он смотрел на тебя!
– Подожди! – напряглась Кессаа. – Ты хочешь сказать мне, маг, что в твоем храме, на постаменте, а не в каком-то могильнике или склепе лежит не вырезанное из камня и раскрашенное изваяние бога, а он сам?
– Ты же всегда знала это! – прошептал Ирунг. – И ты его сможешь разбудить. А уж он справится со Зверем.
– Но к чему тогда пророчество Сето? – потрясенно прошептала Кессаа. – Что отводится моей дочери?
– Наверное, убить Сади, – пожал плечами Ирунг. – Мелаген считала, что Сади для Оветты страшнее Зверя.
Старый маг долго не возвращался из узилища Кессаа. Когда он наконец спустился, то не присел возле Ворлы, а сразу пошел к дверям и обернулся уже у них:
– У Кессаа родится дочь, и ее имя – Рич. Ты поняла, Ворла?
– Да, – кивнула женщина.
– Как только ребенок появится на свет, можешь отправлять его в Гобенген в окружении нянек и мамок, – сказал Ирунг. – Я знаю о твоей лучшей галере. Только храни тайну происхождения девочки. Никто не должен знать имени ее матери!
– Да, – опять кивнула женщина.
– А Кессаа я заберу у тебя, – добавил после короткой паузы Ирунг. – Она будет нужна мне. Позовешь меня сразу, как начнутся роды.
– Да, – кивнула женщина, но про себя подумала: «Нет».
Ласс пал, а землю уже начали прихватывать заморозки. Крепость была разрушена почти до основания, когда наконец тысячи хеннов смогли ринуться на северный берег Дажа. И вновь, как уже стало привычным, кроме угля, битого камня, искореженного оружия и кусков истерзанной плоти поживиться степнякам оказалось нечем. «Там, – кричали тысячники. – Впереди Скир! Самый богатый город Оветты! Оттуда никто не уйдет без добычи!» Воины хмуро молчали, потому что им были знакомы уже и эти слова, и ни одно королевство Оветты не защищалось так ожесточенно, как Скир. Уже каждый третий хенн из тех, что миновали борскую стену, отправился в Проклятую падь. Но их все еще было почти сто тысяч. Дорога на Скир лежала перед глазами. А лес, которого за последнее лето хенны начали бояться, как степного пожара, изрядно посветлел, растеряв листву. Может быть, и в самом деле их ждет богатая добыча? Что же иначе так защищают эти сумасшедшие сайды?
Дорога лежала под ногами, но двинулись по ней хенны только через неделю после падения Ласса. Никто не мог назвать причины задержки: кто-то говорил, что ждут обозов, что риссы вновь наварили ужасного зелья, от которого даже камни начинают гореть. Другие пытались переорать первых и доказать, что нельзя применять горючую смесь, чтобы не сжечь возможную добычу и будущих рабов, к тому же обозы начали приходить плохо, на просторах Оветты обнаружились какие-то разбойники, и вообще, чтобы взять Скир, достаточно будет удивительного тарана, укрытого сталью, как ножны укрывают клинок. Да и вновь построенных десяти пороков, размолотивших в конце концов Ласс, хватит, чтобы пробить в стенах Скира не только дыру, но и улицу для доблестных степняков. Неделю велись разговоры, которые всякий раз возвращались к добыче, рабам и оскудевшим котлам, и в этой суматохе неожиданно стражи проспали отряд невольников, заготавливающих дрова, среди которых были и корепты, и репты с отрезанными ушами, и даже несколько измученных женщин, собирающих для воинов лесную ягоду, и два или три десятка наемников Суррары, побросавших заостренные деревянные колья. Ушли несчастные на север, побежали к далекой крепости, чтобы преодолеть сто лиг до возможного спасения от ужасной доли, а вместе с ними ушли и пятеро закутанных в тряпье женщин, в которых мало кто мог узнать ведьм из свиты Лека. Последним в темноту канул обезображенный, с исполосованной плетью спиной Синг. Теперь он служил Заху.
Глава 10
Зеркало Сето
Хенны подступили к Скиру, когда на окрестные поля лег снег. Они не стали ни возводить временных укреплений, ни строить осадных башен. Они поставили шатры, развели костры и стали пировать. Враг, к которому степняки рвались через всю Оветту, стоял на краю пропасти, и его оставалось только толкнуть. Кто-то сравнил сайдов с блохами, от которых степной лис спасается в весеннее половодье – находит быстрый поток и пятится в воду, погружаясь постепенно в холодные струи, пока паразиты не соберутся на кончике носа. Остается только затаить дыхание и нырнуть – и поплывет в сторону пятно
