– Но еще раз хочу повторить свое убеждение: красивая жизнь хороша, но, если не полюбишь мужа – счастья у тебя не будет! Только ты это знаешь – тебе и решать. Насколько я в курсе, Олег и внешне симпатичный, и добрый, хорошо воспитанный молодой человек. Он любит тебя и постарается сделать счастливой. А в любви всегда есть риск. Всего наперед ведь не узнаешь...
«Папа прав: зачем заранее всего бояться? Надо верить в лучшее. – Надя несколько приободрилась. – И с Костей, как ни тяжело, все равно нужно было расстаться. Так скорее все пройдет. Время вылечит...»
Голова прошла, Надя почувствовала себя лучше; пора ехать...
– Спасибо тебе, папочка, за все! – поблагодарила она, встав на цыпочки и целуя его. – Поеду домой – я уже оправилась. Буду держать тебя в курсе своих дел.
Она вышла на улицу и поехала к себе на ВДНХ, уже более спокойно все обдумывая. Знала бы, что ждет ее дома!
Василий Семенович Чайкин с важным видом вышел из своей служебной «Волги», отпустил водителя и вперевалочку вошел в такой знакомый подъезд Лидиного дома. Он спешил обрадовать свою верную подругу: накануне наконец-то передал в суд документы на развод. До чего же ему опостылел собственный дом! Каждый день видеть ненавистную лесбийскую физиономию жены – быть женатым и не спать с женой! Тянуть эту комедию столько лет! Такое мог вытерпеть лишь он, человек с поистине ангельским характером...
«Лида, конечно, уже накрыла на стол. Сейчас отметим мое освобождение! – весело думал он, предвкушая теплую встречу и приятное времяпрепровождение. – Тьфу ты, черт! Опять лифт не работает! – выругался он и досадливо поморщился. – Снова придется топать на шестой этаж!» Такое начало не предвещало удачи, но легкий нрав не позволял Чайкину впадать в уныние. "А мы ножками, да с остановочками! – подбадривал он себя, кряхтя и тяжело отдуваясь, пока преодолевал бесконечные, как ему казалось, лестничные марши.
В последние годы здоровье Чайкина основательно расшаталось. Большой объем работы, нервная обстановка, сидячий образ жизни в сочетании с неумеренным чревоугодием и любвеобильностью наградили его гипертонией и подорвали работу сердца. Выглядел Василий Семенович и того хуже: тройной подбородок, обвислые щеки, мешки под глазами, нездоровый цвет лица – в общем, совсем болезненный вид. Маленького роста, с большим животом, он был кругл как шар и фигурой до смешного напоминал известного персонажа из сказки Джанни Родари – Сеньора Помидора.
Но даже находясь в таком плачевном состоянии, Чайкин оставался жизнерадостным и легкомысленным, как прежде. Он не придавал серьезного значения своим недомоганиям.
– Вот подлечусь и снова буду силен, как зубр! Еще с молодыми потягаюсь! – уверял он приятелей, отправляясь в очередной раз в свой любимый Кисловодск.
Но и самые лучшие спецсанатории ему что-то плохо помогали.
– Василий Семенович, здравствуйте! – приветствовала его Раиса Павловна, соседка Розановой, спускавшаяся ему навстречу: она дружила с Лидией Сергеевной и хорошо его знала. – Вы не захворали часом?
Чайкин стоял на площадке четвертого этажа – отдыхал, вытирая пот носовым платком.
– Уж больно лестница крутая... – отдышавшись, ответил он, игриво ей подмигивая. – Ты, Раечка, не смотри на мой живот, я еще ого-го!
– Да уж знаю твою прыть, дамский угодник, – в тон ему откликнулась Раиса Павловна. – Давно у врача был? Что-то выглядишь неважно.
– Не люблю эскулапов... Им только в руки дайся – залечат! То нельзя, это – не рекомендуется... Тьфу! – Он скривил презрительную гримасу. – Уж лучше сразу белые тапочки надеть, – Чайкин остался верен себе.
Лидия Сергеевна его ждала; услышав чутким ухом поворот ключа в замке входной двери, выбежала в прихожую.
– Входи, родной! Что, опять лифт не работает? Вот бездельники проклятые! За что квартплату берут! – бранилась она, помогая ему снять пальто и глядя на него с любовью и нежностью.
Выше его ростом на целую голову, все еще интересная, эффектная женщина, она не знала и не хотела знать никого, кроме этого смешного, жалкого на вид человека. Он ей мил, он один занимает все ее помыслы.
Лидия Сергеевна знала из телефонного разговора с Чайкиным, что долгожданный суд уже назначен, и жаждала узнать подробности.
– Проходи, Васенька, отдохни! – приговаривала она, оправляя на нем костюм. – А я пока на стол накрою.
– Как там твоя лесбиянка? Ведет себя тихо? На суде фортелей не выкинет?
Немного позже сидели на своих местах в светлой, уютной кухне, привычно бражничали.
– Да не пикнет! Пусть только попробует... Закон у нас насчет всяких этих гомиков и прочих строг! – беспечно ответил Чайкин, устремив на верную подругу взгляд, в котором читалось проснувшееся желание, – как всегда, после второй-третьей рюмки. – Меня это не беспокоит, суд-то нас разведет. – И погрустнел, представив неприятную перспективу. – Боюсь все же осложнений на работе... Какая-нибудь сволочь интриговать начнет, слухи распускать, подрывать авторитет... А-а, ничего, думаю, сейчас все обойдется. – К нему вернулся обычный оптимизм. – Не те времена, что раньше, – легче смотрят. Да и знают давно, что жена плохая, детей нет... Все! Рубикон перейден. Давай чокнемся за нас, за нашу новую жизнь!
Выпили, обменявшись горячими, любящими взглядами, чувствуя свое неразрывное единство. Обильные возлияния, хорошая закуска всегда приводили Лидию Сергеевну и ее друга в активное эмоциональное состояние – их любовная страсть со временем не угасла. Почувствовав прилив сил и желания, они расстелили ложе и заключили друг друга в объятия.
Василий Семенович физически сдал, зато Лидия Сергеевна была полна энергии и ее активность компенсировала его недостаток. Все шло хорошо, как обычно, – оба стонали от наслаждения; вдруг, в самый решающий момент Чайкин мучительно вскрикнул, схватился обеими руками за сердце и замер неподвижно... Почувствовал ужасную боль в груди и сразу понял, в чем дело. «Боже мой, умираю!..» – только и успел подумать он, быстро холодея. Смерть наступила мгновенно. («Обширный инфаркт» – такой диагноз поставили позже врачи.)
Несчастная Лидия Сергеевна поняла только, что ему стало плохо, и растерялась. В последние годы бывали случаи, когда Василий Семенович в процессе встреч испытывал недомогание, но, терпеливый по натуре, мужественно переносил боль и плохое самочувствие. Лишь принимал лекарства, всегда стараясь делать это незаметно, чтобы не беспокоить подругу.
На этот раз она так перепугалась, что даже не заплакала. Первым ее порывом было – скорее к телефону, вызвать «неотложку»!.. Но глаза его остекленели, он не дышит... Боже! Он мертв!.. И завыла, как раненая волчица, слезы полились ручьем, в голове все перемешалось... До сознания никак не доходила реальность постигшего ее несчастья. Она рухнула на постель рядом с холодеющим трупом, повторяя как безумная:
– Этого не может быть!.. Это несправедливо! Боже мой, за что?..
В таком ужасном состоянии застала ее Надежда, вернувшись домой от отца. Услышав громкие, страшные причитания матери, она, оставив незапертой входную дверь, стремглав бросилась в ее комнату. При виде неподвижного тела Чайкина и рыдающей в истерике матери замерла на пороге как пораженная громом. Чайкин не подает никаких признаков жизни... Да он умер!.. Надя страшно перепугалась; стояла и растерянно смотрела на мать – вот сейчас она очнется и начнет действовать... Но Лидия Сергеевна оставалась невменяема. «Скорую» вызвать... в милицию сообщить... – лихорадочно думала Надежда, не зная, что предпринять. – Какой ужасный день!.."
Призвав на помощь все свое хладнокровие и мужество, она старалась найти выход из этой жуткой ситуации, постепенно осознавая всю ее скандальность.
– О Господи! – вырвалось у нее, когда она с отчаянием представила себе картину, которую застанут прибывшие представители власти и, конечно, вездесущие соседи.
Да уж, такое чрезвычайное событие в доме долго не забудут! «Были бы они женаты... – размышляла она в полном замешательстве. – А теперь... хоть на другую квартиру переезжай. Ведь проходу не дадут...»
