Он проводит нас в помещение, предназначенное для артистической уборной, и направляется к большому гардеробу.
— Во время спектакля вы будете одеты в античные костюмы. Мистер Линсли поможет вам подобрать их.
Оттеруэл покидает нас. Без сомнения, он найдет не один предлог, чтобы заглянуть в артистическую уборную дам. Мы открываем гардероб, чтобы выбрать костюмы. Запах плесени ударяет в нос. Не удивлюсь, если наткнемся на мышиное гнездо:
— Какого черта… — Линсли достает некий розовый предмет из трикотажа.
— Панталоны! — возмущенно произносит Дарроуби.
— К сожалению. И туники.
Смотрим друг на друга. Мы — в ужасе.
Так вот какое наказание уготовано для тех, кто не может пролить кровь за честь дамы! Юбки… Ворча и жалуясь на свою судьбу, мы достаем костюмы. Мерзкий запах исходит от шелковых панталон. Должно быть, их не стирали со времени постановки последнего театрального шедевра. Поворачиваемся друг к другу спиной и переодеваемся. Стеснение здесь ни при чем — мы просто боимся посмотреть друг другу в глаза.
Повязываю расшитый золотом пояс поверх туники и влезаю в кожаные сандалии с загнутыми вверх носками. Их следовало бы хорошенько почистить. Да, Бартон не одобрил бы мой наряд.
— Ну что ж, недурно.
— Это вряд ли обрадует зрителей, — замечает Дарроуби, с важным видом прохаживаясь по комнате.
Не успевает он сделать и дюжины шагов, как его панталоны сползают вниз и повисают на коленях.
— Нет, это никуда не годится! — восклицает Линсли. Он выходит на минуту и возвращается с портновскими ножницами. — Господа, у меня есть решение, Я знаю, что нужно делать. Достоинство и удобство — прежде всего!
Спустя некоторое время мы, спотыкаясь, поднимаемся на сцену. Туники, путаясь между ног, затрудняют наши движения. Увидев нас, миссис Линсли откладывает в сторону отрез ткани, к которой она пришивала оборки, и отворачивается, едва сдерживая смех.
В ту же минуту в зал входит мать Линсли, высокая, седовласая и очень высокомерная на вид дама. Миссис Райли, словно полководец в сопровождении своей свиты, состоящей из нескольких служанок и семенящего позади Оттеруэла, грозно смотрит на нас. Приблизившись вплотную к сцене, она останавливается как вкопанная, глаза ее становятся огромными.
— Иниго, — произносит она почти басом, — ты не мог бы объяснить, что это там топорщится под туниками у твоих приятелей?
От досады и замешательства он не знает, куда деться, и еле слышно произносит:
— Это нижнее бельё, мадам.
Служанки смущенно опускают глаза и начинают хихикать.
— Говори громче, Иниго! — Она бросает суровый взгляд на служанок. — Сьюзен, Кейт, Мег! Прекратите пялиться на джентльменов и принимайтесь за работу!
Девушки послушно вынимают из передников иголки с нитками.
— Я спрашиваю вас, господа, что там у вас под одеждой?
Линсли вздрагивает при каждом ее слове, словно провинившийся школьник. Дарроуби краснеет до ушей и не знает, куда деться. Я делаю шаг вперед.
— Панталоны, мадам, обрезанные выше колена.
В доказательство я отважно приподнимаю передний край туники. Миссис Линсли и ее помощницы заходятся от смеха, их лица становятся пунцовыми.
— Это лишнее, Конгриванс. Хоть кто-то из вас должен иметь здравый рассудок.
Она бросает красноречивый взгляд на своего сына.
— Они непременно должны быть в панталонах, — пытается протестовать Оттеруэл.
Слово «панталоны» в очередной раз вызывает у женщин приступ хохота.
— К сожалению, это невозможно, сэр. В них нельзя и шагу ступить.
— Они взяты специально для спектакля из костюмерной театра «Друри-Лейн». Надеюсь, вы не испортили их?
В этот миг на сцену вбегает Кэролайн. Она кажется очень взволнованной. От учащенного дыхания ее роскошная грудь колышется.
— Это выше моих сил, Оттеруэл!
Она едва не кричит. Какая красавица! Густые распущенные волосы падают на оголенные плечи, тонкая ткань декольте почти полностью обнажает ее грудь. Она видит наши восхищенные взгляды.
— Отвернитесь сию же секунду! Оттеруэл, это и вас касается!
Фанни Гиббоне появляется на сцене.
— Кэролайн, вы не вправе запретить публике смотреть.
Ее платье скроено так же откровенно, но не производит на нас особого впечатления.
— А мне кажется, вы смотритесь просто очаровательно, — говорит миссис Линсли, отрываясь от шитья. — Вы согласны со мной, мистер Конгриванс?
Я не могу справиться со своим голосом в этот момент и бормочу что-то невразумительное, но явно одобрительное.
— Да что вы?
Кэролайн обескуражена. Она растерянно смотрит на нас. Затем поворачивается к ОттеруЭЛу.
— Вы не могли бы объяснить мне, сэр, почему именно я одета в столь откровенное платье, в то время как остальные дамы выглядят вполне пристойно?
— Мадам, в Древней Греции не носили корсетов…
— Чушь, Оттеруэл. Я одета, словно я…
— Словно богиня, — невольно срывается с моих губ.
Лучше бы я промолчал.
— Неужели? — Она с усмешкой смотрит на нас. — Что это у вас под туникой?
— Обрезанные панталоны, — отвечает за нас миссис Райли. — Они выглядят вполне пристойно, уверяю вас, мадам.
— В отличие от меня. — Она скрещивает руки на своей почти обнаженной груди. — Я настаиваю на шали или накидке, Оттеруэл, иначе вам придется подыскать замену. Я отказываюсь играть.
Леди Кэролайн Элмхерст
Что ж, я сыграла ва-банк. Стоило мне выдвинуть ультиматум, как Оттеруэл принимается обсуждать с Филоменой возможное решение. Она любезно замечает, что любая благоразумная женщина, перед тем как оказаться в афинском лесу, непременно надела бы мантилью или жакет. На сцене появляется леди Оттеруэл. Как и положено царствующей особе, она одета в платье пурпурного цвета, украшенное огромными шелковыми цветами. Корона, съехав набок, едва держится на ее голове.
Не замечая появления жены, Оттеруэл очень старается не смотреть на мое весьма экстравагантное декольте. Леди Оттеруэл тут же отправляет служанку за шалью. Спустя минуту я накидываю на плечи нечто шерстяное, коричневого цвета, скорее смахивающее на попону для лошади. Репетиция начинается.
Конгриванс назвал меня богиней! Придется простить ему вчерашнюю измену. Я с удовольствием разглядываю синяк на его красивом лице. Что ж, заслужил. Очень жаль, что это сделала не я! Каков подлец! Едва не довел меня до слез своими сентиментальными россказнями о разбитом сердце и разрушенных мечтах. Чуть было не увел в зеленый лабиринт, чертов развратник! И после всего, что
