– Хорошо. – Барон поднялся из-за стола, наклонился и поцеловал дочь в щеку. – Я ухожу к Мелтону, сыграю партию-другую в вист.
Эвелин укоризненно посмотрела на него:
– Папа!
– Только ради спортивного интереса, дорогая моя. – Барон улыбнулся, что, впрочем, не убедило его дочь. – Я вернусь к обеду.
Эвелин подошла к собравшемуся покинуть столовую отцу.
– Папа, пожалуйста, не играй больше на деньги. Мы не можем себе позволить такие траты.
– Не волнуйся, – ответил барон, не оборачиваясь. – У твоего папы все под контролем.
С этими словами лорд Чезвик вышел из комнаты.
Эвелин смотрела ему вслед с тягостным чувством. Как он может так спокойно пойти играть к лорду Мелтону после всего случившегося? Отец не знал о заключенной ею сделке, но сейчас Эвелин казалось, что, возможно, если бы отцу пришлось скрываться, избегая дуэли с Люсьеном, это бы могло его образумить.
А если бы отец узнал, чем она согласилась пожертвовать, чтобы спасти его жизнь, он сам бы вызвал Люсьена на дуэль, и ситуация вернулась бы к исходной точке.
Со стоном отчаяния Эвелин закрыла лицо руками. Неужели ничто не может остановить его? Что ей делать, если он еще больше погрязнет в долгах? Для ее отца игра была как болезнь, он не мог устоять перед искушением сесть за карточный стол. Не помогло даже то, что они удалились в сельскую местность.
Его одержимость разорит их дотла, если не приведет к чему-нибудь еще более страшному.
Аппетита не было, и Эвелин, скомкав салфетку, бросила ее рядом с тарелкой. Коль скоро отец вознамерился провести день за картами у лорда Мелтона, ей следовало проверить, сколько денег осталось у нее на хозяйство – ведь он, как это часто бывало, снова мог проиграть. Она вышла из столовой и поднялась по лестнице в свою рабочую комнату.
Эта комната когда-то была маленькой спальней, которую Эвелин решила превратить в комнату для рукоделия. Именно здесь она иглой зарабатывала им на пропитание. Озабоченно покачивая головой, она достала ключ и открыла дверь в свои владения. Несмотря на всю любовь к отцу, его беспечность в вопросах заботы о семье вызывала в ней досаду. Все чаще Эвелин казалось, что она – глава семьи, а он ее ребенок.
Была бы жива мать! Будучи дочерью викария, мама, с ее строгими моральными принципами, удерживала мужа от греховных наклонностей. При жизни матери отец был совершенно другим. Это уже после ее смерти он вдруг увлекся карточной игрой, чем почти довел их до нищеты.
Это, собственно, и вынудило Эвелин пойти на сделку с Люсьеном Дюфероном.
В памяти девушки вдруг возникло темноглазое лицо, чувственный рот, искривленный в сардонической усмешке. Ее пробрала дрожь, когда она представила себе, как эти глаза разглядывают ее обнаженное тело, поскольку Эвелин была уверена, что такой циник, как Дюферон, не пощадит ее девическую стыдливость и захочет делать все при свете. Нет, не пощадит. Она нисколько не сомневалась, что он станет охотно рассматривать самые интимные части ее тела, которых до сих пор не видел никто, кроме матери и няни. Не подвергала она сомнению и то, что он будет касаться ее самых постыдных мест, нашептывать всякие эротические гнусности, шокировать обещаниями того, что он предполагает сделать с ней.
А она сделает все, что бы он ни попросил, лишь бы был жив ее отец.
Ниже этажом позвали кого-то из слуг, и Эвелин очнулась. Она вдруг обнаружила, что стоит на лестничной площадке, прислонившись спиной к стене, поскольку едва держалась на ногах. Девушка прерывисто дышала и ощущала учащенное биение сердца. Ей стало стыдно. Вдруг кто-то видел ее в таком состоянии?
Нащупав дверь в свою рабочую комнату, она толкнула ее и, проскользнув внутрь, закрыла за собой. Эвелин прислонилась спиной к двери и приложила руку к колотившемуся сердцу. Каким образом одни лишь мысли о таком грубияне, как Люсьен Дюферон, могли привести ее в такое состояние? Какой стыд! Она должна исполниться решимости для преодоления тех испытаний, через которые ей предстоит пройти сегодня, а не рисовать себе радужные картинки, подобно нетерпеливой невесте перед первой брачной ночью.
Все это из-за леди Сары, решила Эвелин, стараясь привести в порядок свои мысли. Ее лучшая подруга леди Сара Коул, вышедшая недавно замуж, раскрыла наивной Эвелин больше, чем следовало, секретов о брачном ложе. Если бы Сара не заходила так далеко в описании интимных подробностей, Эвелин не дрожала бы при мысли о том, что ей предстоит разделить постель с Люсьеном Дюфероном.
Хотя, с другой стороны, тогда она, наверное, дрожала бы от страха. А так она, по крайней мере, знает, что ее ожидает.
Пытаясь унять учащенное биение сердца, Эвелин сделала глубокий вдох и обвела взглядом комнату, успокаиваясь при виде своего кресла у окна и привычного пейзажа за занавесками. Она прошла к стоящему в углу сундуку.
Опустившись на колени, Эвелин подняла крышку и достала несколько затейливо вышитых изделий. Подняв одно из них к свету, она полюбовалась ровными стежками. Эта вышивка нравилась ей больше других, и она не хотела продавать ее. Что ни говори, только ее искусство вышивания спасало семью от голода. С печальным вздохом Эвелин отобрала два других образчика и закрыла крышку сундука. Похоже, ей пора приступить к работе над новыми изделиями. А пока следует послать служанку с этими вышивками к местной портнихе и выяснить, сколько можно будет за них выручить. Это был единственный достойный девушки знатного происхождения способ заработать деньги.
Хотя Эвелин сомневалась, что после сегодняшней ночи сможет когда-нибудь снова применить по отношению к себе слово «достойный».
Она проведет с Дюфероном эти три ночи, как он того потребовал, и уступит всем его домогательствам. И это не такая уж большая плата за жизнь отца и сохранение семьи.
А может ведь случиться и так, что в его черной душе теплится искра порядочности и все обойдется без
