– Не раскисайте, сэр, – уксусным голосом подбодрил М.Р. – Научите меня лучше вот этак завязывать веревочку.
Вскоре после того, как вельботы ушли преследовать добычу, в холоде волн, неторопливо и плавно, словно нож в масле, появилось несколько черных-белых острых плавников, промелькнули мокрые спины. Посреди шума океана раздавались утробные вздохи, стоны и фырканье.
– Сборище, – довольно ухмыльнулся Хэннен (сборищем называлось стадо китов). – Штук десять, не меньше. Ну, ребятки, похоже, нам и карты в руки.
Охота длилась неделю. Работали не переставая. Кровь сплошным потоком лилась по палубным доскам. Китовые ребра отрубали от хребта, укладывали на специальную скамью. Усевшись в ряд, матросы круглыми железными скребками очищали кости от остатков мяса. Когда в черной воде плавали льдины, а верхушки занесенных снегом черных скал окутывали тучи. В ясный день, когда ветер быстро гнал кудряшки облаков по бирюзовому небу, а посреди фиолетовой шири океанских вод белели снега. На закате, когда, в туманном воздухе сквозь белые, серые, розовые облака пылало солнце, отбрасывая на спокойные волны золотую дорожку. Ночью, когда небо заволакивало тучами, и сквозь них лился солнечный свет, медью отражаясь на поверхности океана и сливаясь с водой так, что граница между ними становилась совсем незаметной.
Нарубленные куски китовой туши сбрасывали в приготовленный котел, стоявший посреди палубы на печи-салотопке и судно до самых трюмов заволакивала тяжелая вонь вытапливаемого жира. Компаньоны почти не виделись, почти не думали и совсем не видели снов. М.Р. окончательно перестал обращать внимание на издевательства кока, а «святой троице» стало не до Джейка.
написал Дюк компаньону как-то в январе, -
На что получил ответ:
(Первое слово зачеркнуто)
Пока искатели приключений предавались философским размышлениям, барк взял курс на остров Южная Джорджия, войдя в море Скотия у берегов Антарктики. За это время оба джентльмена окончательно привыкли к тому, что солнце светит день и ночь, хотя его не всегда видно, а измазанный кровью, пропахший вонючим дымом человек (если только у него есть хоть пять минут) может умиротворенно любоваться, как в зеркальной глади воды отражается холодное голубое небо со стремительно уносящимися лохматыми облаками, как блестят, отражая это небо, присыпанные снегом островки льда.
А на Южной Джорджии все было бледным, тусклым и по большей части серым. Закат в этих местах был не золотой, как на Фолклендах, а бледно-желтый. Сколько времени предстоит провести здесь, искатели приключений не знали. Бобы, горох, фасоль и картофель, да невозможно пересоленная солонина – меню моряка не отличается разнообразием. Юнга Маллоу постучал сухарем по столу, вытрясая из нее червей, нагло проевших в боку дыру, и написал:
Сегодня утром как раз вскочил новый – под мышкой.
Последние две недели оба компаньона тоже презирали диваны, стулья, скамьи, ящики, бочки и канатные бухты. А также поручни, комингсы и не слишком аккуратно передвигающихся товарищей. Возненавидели лютой ненавистью собственные штаны (особенно в области ремня) и куртки (особенно в области подмышек).
Оба искателя приключений уже не знали, как жить дальше.
Погода Антарктики непредсказуема. Только что был штиль, море блестело ртутным блеском под висевшим в воздухе туманом, и вот уже кругом сплошная снежная пыль, сквозь которую однообразно ревет море, и на расстоянии десяти шагов от борта уже ничего не о видно. У моряков заиндевели волосы и усы, из ртов вырывались клубы пара, на бородах повисали капли влаги, тут же превращаясь в сосульки. В снежной мгле погибло двое гребцов. Тело одного так и не нашли. Второй, молодой парень чуть старше двадцати, свалился за борт, когда рванулся в агонии смертельно раненый горбач. Гребца удалось найти в непроглядной мгле, но прожил он чуть больше недели: долгое нахождение в ледяной воде сделало свое дело.
– Там,– крикнул Джейк и поплотнее замотал толстый, тоже пахнущий козлом, шарф, – будет тепло!
Только два идиота могли выйти на палубу в такую погоду.
– Много солнца! – отозвался Дюк, перекрикивая вой ветра. – И никто...
Колючий норд-вест пронизал их до костей. Искатели приключений не выдержали и разбежались – Д.Э. в кубрик, отсыпаться перед ночной вахтой, а М.Р. – в каюту, получать нагоняй от стюарда Чаттера, лицо которого было скептическим, как никогда.
К вечеру ветер распоясался окончательно. Снежная мгла стремительно сгущалась, заволакивая все вокруг.
– Ни беса не видно! – ругался Хэннен.
Команда спускала грозно хлопающие паруса. Припорошенные снегом снасти давно сделались такими же твердыми, как ломы, которыми разбивали лед на палубе. Матросы натягивали капюшоны своих толстых курток на самый нос. Компаньоны натянули под куртки по две шерстяных рубашки, свитер и все старались спрятать в длинных рукавах стынущие пальцы: вязаные перчатки защищали от холода плохо, особенно, когда на них таял снег и лед. Слышен был только свист ветра и грохот океана. Палубу покрывала ледяная корка, присыпанная снегом. Сколько ни разбивай, уже через несколько минут все заново. Моряки выбивались из сил, очищая доски.
В один из дней в густом тумане появились бледные розовые огни. Д.Э. сначала решил, что ему показалось. Но свет становился все яснее, все отчетливей, пока не оказалось, что идет еще один китобой.
– Эй, на «Матильде»! – кричали с борта. – Не хотите ли отужинать с нами?
Тут же спустили вельбот и капитан Бабридж, величественно стоя во весь рост, отправился на борт «Калифорнии».
Гребцы приветствовали друг друга, с судов свистели, махали, повиснув на вантах и перегнувшись через борт, мяукали, бросали в воду всякий мусор – радовались.
Старший помощник Хэннен с командой принимали гостей на борту. Дюк был послан в трюм за выпивкой. Слышался гомон на португальском, неаполитанском, французском наречии, крики, песни и издевательства. Матросы пели, плясали, просто орали и хлопали друг друга по спине. Все это безобразие называлось так же, как стадо китов: «сборищем», и было доброй традицией китобоев. Двое джентльменов, устроившись в углу кубрика, наблюдали за общим весельем.
– Что скисли, морячки?
Очень худой, даже костлявый человек небольшого роста, подмигнув, присел на край койки Джейка и, сморщив переносицу, утирал ладонью блестящие от растаявшего инея усы. Впалые щеки, лысый череп, прямой нос, прямой взгляд. Синие глаза смотрели весело, а под жидкой бородкой просматривался такой волевой подбородок, что позавидовал бы и сам Ланселот.
– Не скисли, – возразили компаньоны.
Незнакомец тем временем скручивал папироску. Запястья и пальцы его рук были длинными, тонкими, покрытые змеящимися крупными венами, а ладони, наоборот, большими, широкими.