– Четыре месяца одни и те же рожи, – поделился он. – Ни одной встречной посудины от самого Тринидада. Эх, хорошо, что вы попались! Есть на мне плесень, морячки?
Искатели приключений осторожно оглядели незнакомца.
– Кажется, пока нет, – заключил М.Р.
– Совсем немножко, уши заросли, – сообщил Д.Э.
Незнакомец рассмеялся.
– Что, – он кивнул на веселящихся матросов, – так себе компания? Не совсем то, о чем мечтали, э?
Его еще раз внимательно оглядели. Ничего не сказали, но устроились поудобнее.
– Дело ясное, – усмехнулся незнакомец. – В голове книжки, на душе туман.
Он с хрустом потянулся, словно чересчур засидевшись на одном месте. Опять пригладил усы.
– Нет, ребята, так не пойдет. В реальной жизни нужен ум не столько развитый, сколько трезвый. «Многие знания есть многая скорбь», – слышали?
– Слышали, – буркнул Д.Э. – Не очень-то весело.
Незнакомец поднял уголки сильно изогнутых губ.
– Реальность – горькая микстура, которую, хочешь – не хочешь, надо принимать ежедневно.
– Вы, часом, стихи не пишете? – поинтересовался Дюк.
– Был такой грех, – усмехнулся незнакомец. – Их даже напечатали.
– Надо же! – воскликнул М.Р., блеснув глазами. – Где? Когда это было? Как ваше имя?
– Морячок, – незнакомец обнажил белые, как у крупной собаки, зубы, – зачем тебе мое имя? Оно у меня самое обыкновенное.
Компаньоны похлопали глазами, исподтишка косясь друг на друга.
– И что? – не выдержал паузу Дюк. – Напечатали, а дальше?
– Сие значительное событие, – незнакомец поднял руку, словно в рассеянности сгибая и разгибая пальцы, – было отмечено квартирной хозяйкой и двумя-тремя приятелями поэта. После этого поэт осознал свое ничтожество и закаялся заниматься чепухой.
– Почему чепухой? – нахмурил черные брови Дюк.
– Я часто задавал себе этот вопрос, – незнакомец пошмыгал носом, пощипал бородку. – Видишь ли, морячок, человек – существо тщеславное. Я хотел, чтобы мир меня услышал. Но он не услышал. Миру не нужны возвышенные души. Возвышенность души есть излишество. Если хотите, род болезни.
– Праздная выдумка изнеженного ума? – съехидничал Джейк.
– Да, – кивнул незнакомец. – Что-то вроде. Да, ум, который обнаруживает стремление к фантазиям есть ум праздный, незанятый.
– И чем же, вы считаете, он должен быть занят? – заинтригованно поинтересовался искатель приключений.
Бывший поэт пожал плечами.
– Выполнять свое естественное назначение: бороться за выживание тела. Взгляните на наше общество: оно больно насквозь. Больно бездельниками, которые пытаются бороться со скукой, выдумывая несуществующие потребности.
– Это какие? – с некоторым подозрением спросил Д.Э.
– Да почти все, – махнул рукой незнакомец. – Начиная со стихов и заканчивая всеми этими бессмысленными штуками вроде телефонного аппарата, «волшебных фонарей» и даже, да простит меня Бог, беспроволочного телеграфа.
Дюк склонил голову набок.
– Чем, интересно, вам телефон с телеграфом не угодили? Полезные же вещи!
– Полезные... – незнакомец пожевал губами. – Да, может быть. Но можно ли сравнивать эту пользу с тем вредом, который приносят устройства, позволяющие нам обходиться только голосом или краткой запиской?
– Хм, – сказал Джейк, – а, например, арифмометр?
– Тоже ерунда, – улыбнулся незнакомец. – Это устройство облегчает работу человеческого ума. Последний, имея потребность в работе и теряя возможность удовлетворить ее, ржавеет, чахнет, и, наконец, делается бессильным и слабым.
– А часы? – спросил М.Р. уже просто из интереса.
– На редкость бесполезная вещь, – немедленно ответил незнакомец. – Мы выдумали время, чтобы спешить, тем самым пытаясь уверить себя в собственной значимости.
– Я, кажется, понял, – покивал Дюк. – Ну, а что же тогда имеет смысл?
Незнакомец рассмеялся.
– Вот этот вопрос мне нравится, морячок. Очень нравится.
Он оглядел, прищурившись, обоих компаньонов.
– Смысл, говоришь. Да ничего его не имеет. Все суета. Все, за что мы так цепляемся, есть не более, чем привычки, выдуманные искусственно человеком с единственной целью чем-то занять свое бесполезное существование. Настоящая жизнь вот, – он кивнул на веселящихся моряков. – Вот это она и есть. Во всей своей красе.
Двое джентльменов оценили настоящую жизнь во всей своей красе и повернулись опять к философу.
– И вам она нравится? – поинтересовался Джейк.
Незнакомец снова рассмеялся.
– Нравится? Это бессмысленное слово. Законам мироздания безразлично, нравятся они нам или нет. Они просто существуют.
Д.Э. страшно хотелось возразить, но он не мог придумать, как.
– Слушайте, – произнес вдруг Дюк, – а что же ваши стихи? Ну хорошо, они не стали известны, но зачем-то вы их писали? Хотели что-то сказать, или что-то спросить, ведь так?
– Я был грешен тщеславием, – улыбка философа потеряла толику веселости.
– Ну, не знаю, – нерешительно сказал М.Р. – Всегда думал, что стихи пишут, как бы это сказать, по зову сердца. И потом, их ведь напечатали? Значит, кому-то они уже понравились.
– Ну, этого было недостаточно! – незнакомец расхохотался. – Сначала я жаждал вознестись на вершины славы, затмить собой солнце, покорить умы человечества, и тому подобный треск. А потом понял одну штуку. Даже стань я знаменит как Сьюкинсон, как Блейк, как Лонгфелло, даже как Байрон – для меня ничего бы не изменилось.
– Кто это – Сьюкинсон? – спросил Дюк.
– Очень известная персона в том городе, где я имел несчастье родиться. Это неважно, морячок. Важно, что все суета: слава, деньги, твои собственные мысли...
– Слава – вещь неплохая, – заметил Джейк. – Почему бы и не мечтать о ней? Что в этом такого?
– Слава – вещь бессмысленная, – парировал незнакомец. – Она ничего не дает ни нашему уму, ни нашему сердцу.
– А деньги? – Джейк откусил заусенец на большом пальце. – На деньги можно много всякого интересного сделать.
– Да, много всякой чепухи можно сделать на деньги, – парировал незнакомец.
– А что, – не отставал Д.Э., – больше вы ни о чем не мечтали? Только об этом?
– Что ты меня все время перебиваешь, болтливый морячок? – незнакомец насмешливо дернул бородкой. – Об этом ведь и речь: подступись к любой мечте, поверти ее в руках, рассмотри как следует, и ты увидишь...
– Что все не имеет никакого смысла, – заключил Джейк.
– Вот именно, – улыбаясь, подтвердил незнакомец.
Искатель приключений сделал скорбно-зловещее лицо, выразительно продемонстрировав, как пожирает и выплевывает чей-то труп. М.Р. тут же последовал его примеру и оба замогильно закончили:
