Она лежала, заткнув уши наушниками плейера и глядя в потолок. Увидев мать, девушка выключила плейер и села.
— О, роскошно! Я опять умираю от голода!
Она набросилась на бульон, обжигаясь и содрогаясь от жадности. У Аллы не хватало мужества на это смотреть.
Она присела на постель Милены и поправила подушку.
Закрыла глаза. Голова шла кругом. Что теперь делать? Как держаться с мужем, с дочерью? Она слушала скрежет ложки о миску и думала о том, что Ольга обманывает ее. Конечно, обманывает. Но как вытянуть правду? Старшая дочка с детства научилась прикрываться своими болезнями от неизбежного наказания Она часто болела и хулиганила, пока росла. И только в последние годы с ней не стало никаких хлопот — всем на удивление. «Она доставляла так мало хлопот, что я совсем ее забросила, — покаянно думала Алла. — И вот — пожалуйста! Сижу в одной комнате с незнакомкой и совершенно не знаю, как с ней говорить…Да и стоит ли говорить? Правды она не скажет…»
Но отказаться хотя бы от попытки она не могла. Взглянула на дочь — та возилась с куриным крылом.
— Ну, хорошо, вы заблудились в лесу и бродили там четыре дня, — ровным, преувеличенно спокойным тоном заговорила Алла. — Но где ты была четырнадцатого и пятнадцатого? Только не ври про театр. Там мы уже все выяснили.
— У подружки, — подняла глаза Ольга. — Я же сказала тебе! Ну, ма, как ты не можешь понять! Конечно, мне хотелось посмотреть спектакль! И я его смотрела. А то, что меня в зале не видели, — не моя вина. Там было много народу.
— Ну а зачем было врать, что ты играешь главную роль?!
— А что, я должна была сказать, что меня попросили убраться? — вежливо и зло переспросила Ольга. — Я не хотела, чтобы ты считала меня ничтожеством. Вот и скрывала. Я решила тебе наврать, ну что поделаешь? Я хотела, чтобы вы все мною гордились… Теперь ты понимаешь, почему я запретила вам приходить на премьеру? — умильно спросила девушка. — А ты еще обижалась! Теперь не обижаешься?
Да, это объяснение было похоже на правду — Алла. не могла не признать. Обостренное самолюбие, амбиции, тщеславие — все это она часто замечала в старшей дочери. Но думала, что эти качества помогут ей выбиться в люди. Тем более что та работала над собой… Или создавала видимость работы?! Эта мысль окончательно подкосила женщину. Как она радовалась, что дочь увлекается театром! Ольга приходила домой возбужденная, с блестящими глазами, рассказывала о своих очередных успехах… С тех пор как она стала посещать студию, у нее даже характер улучшился. Она сделалась более уступчивой. Перестала раздражаться по мелочам. Казалось, она быстро повзрослела, стала какой-то мудрой. И как теперь все это объяснить, если она не посещала студию?
Ольга отодвинула пустую миску:
— Все, спасибо… А теперь я буду спать. — если не возражаешь.
Алла забрала поднос и вышла. Что толку расспрашивать? Удочери на все был готов ответ.
Муж смотрел телевизор в большой комнате. Значит, он тоже не собирается вступать в переговоры. Его пугает необходимость что-то объяснять. 'Хорошо, пусть ничего не объясняют, — устало подумала Алла, ставя поднос на кухне. — Может, и не нужно знать правду? Может, я не стану от этого счастливее. Ольге девятнадцать. В ее возрасте я уже была матерью, тянула на себе хозяйство… Пусть живет, как знает.
Пусть живет лучше меня, пусть будет счастливее… Ведь я только этого и хочу! Но почему же он молчал?'
Она зашла в ванную. Под раковиной в большом тазу была замочена одежда. Алла убедилась, что там отмокают вещи, в которых Ольга ушла из дома — джинсы, легкий свитер, белье… Все вперемешку — белые вещи с цветными. Она машинально подняла таз, перевернула его в ванную. Принялась замачивать вещи отдельно. Но кое-что привлекло ее внимание…
Через минуту женщина горела как в лихорадке. Она была вне себя. Поднимала каждую вещь, рассматривала ее, изучала стекающую воду… Потом вышла в прихожую, осмотрела кроссовки дочери. Никаких сомнений не было.
Теперь она сама убедилась в том, что ее обманули.
— Она врет, что блуждала по лесу. — Алла вошла в большую комнату и включила свет — муж любил смотреть телевизор в темноте.
Виктор удивленно обернулся:
— Что, обет молчания нарушен?
— Прекрати иронизировать. Я говорю, когда хочу. Ни в каком лесу она не была Я видела ее одежду и обувь. Ничего там нет — ни грязи, ни травы Ничего! А если они спали на земле и четыре дня блуждали по лесу… Ты хоть обратил внимание на ее кроссовки? Они абсолютно чистые! Она все это время была где-то в городе.
Тот вздохнул и встал:
— Ну, ты ведь женщина, больше в этом разбираешься. А я не заметил. Что теперь делать? Брать ее за горло?
Тебе самой ее не жаль?
— Больше всех мне жаль себя. — Алла опустилась в кресло и бессмысленно уставилась в телевизор. — Все вы сговорились меня обманывать. Хотела бы я знать зачем.
— Я обманут точно так же.
— Прекрати. Тебе на нее наплевать Я вообще подозреваю, что тебе всегда было на нее плевать. Ты скажешь, наконец, почему ты ее покрывал?
Он смолчал, но Алла видела — ему очень хочется что-то сказать. Виктор выглянул в коридор, погасил там свет, вернулся в комнату и плотно прикрыл дверь. Ему было не по себе, он явно боролся с каким-то тягостным чувством.
И наконец не выдержал:
— Ладно Я очень не хотел тебе говорить, но раз ты так ставишь вопрос…Да, я все знал и молчал. А у меня не было выхода!
Алла вопросительно смотрела на мужа. Тот шагал по комнате, то и дело заслоняя собой экран телевизора, и затравленно объяснял, что Ольга шантажировала его. И добилась успеха.
— Кто же знал, что она такая наглая?! — тихо, чтобы его не услышали в другой комнате, говорил Виктор.
— Я расспросил ее в тот же день, когда ученица все мне рассказала. Сказал, что мне все известно — в театре она не появляется, роль ей не дали В таком случае — где она пропадает? Знаешь, что мне ответила твоя дочка?
Он впервые употребил это выражение. Раньше Виктор всегда говорил «моя дочь», «наша дочь» И хотя Алла только что сама обвиняла его в том, что ему наплевать на Ольгу, сейчас в ее глазах рушился целый мир. Мир, который она построила на иллюзиях. Что чужой человек может стать отцом ее старшей дочери. Что никаких различий между девочками нет. Отвратительное слово «отчим», унизительное — «падчерица» — как она боялась этих слов, как сторонилась от них всю жизнь!
— Оля сказала, чтобы я не лез не в свое дело, — рассказывал Виктор. — Она впервые говорила со мной таким тоном А смотрела… Я, знаешь ли, не думал, что она меня так ненавидит!
— Ну что ты… — попыталась возразить Алла, но он остановился прямо перед ней и склонился над креслом. Ее обдало знакомым запахом дешевого дезодоранта. Теперь он говорил совсем тихо:
— И еще она заявила, что если я все тебе расскажу, то она тебе тоже кое-что расскажет. Скажет, в частности, что я ее… Что я с ней… Нет, не могу!
Он выпрямился и отвернулся. Алла вцепилась в подлокотники. Ее трясло мелкой, противной дрожью — будто в самолете, который вот-вот оторвется от взлетной полосы.
— Не может быть, — сипло сказала она.
— Она сказала именно это, — не оборачиваясь, отрезал муж.
— Но ведь… Этого же не было?!
Он взглянул на нее через плечо:
