— Хреновые снимки, — заметил помощник.
Балакирев согласился:
— Снимали бы что-нибудь интересное, а то — собаку. Хотя собака тоже пригодится.
— А местность-то знакомая. Валентин Павлович, мне кажется — это Измайловский парк.
Балакирев тоже считал, что это Измайловский парк.
Правда, по куску пляжа трудно было судить. Однако эти американские клены он хорошо помнил. Такие росли по берегам одного из озер в парке. Он сам жил неподалеку от парка, правда, редко выдавалось свободное время, чтобы сходить погулять с внуком. Следователь стал дедушкой в сорок два года и очень этим гордился, хотя видел потомка раз в месяц.
— А это, поглядите-ка — Ватутина? — Помощник показал на единственный снимок, где была запечатлена какая-то девушка. Правда, ракурс был странный — снято со спины. Девица лежала на полосатом красном полотенце, в купальнике. Фотограф явно подошел слишком близко, и поэтому спина получилась уродливо-огромной, какой-то выпуклой. Красноватая родинка под левой лопаткой девушки превратилась в гематому внушительных размеров.
— Постой-ка. — Следователь внимательно рассматривал фотографию. — Знаешь, Юр, это полотенце я уже видел.
Балакиреву не пришлось долго вспоминать, где именно он видел это полотенце. Оно фигурировало на том снимке, который Ольга подарила отцу. Следователь запомнил, что девушка на этом снимке была одета как-то странно — на плечах то ли какой-то цветастый халат, то ли накидка. Оказывается, полотенце. Именно это — красное в белую полосу.
— Ну да, один снимок Мулевин все-таки забрал. Как раз пятого мая. Наверное, сразу оттуда поехали в общагу к ее отцу. Что ж, такой кавалер на «Опеле» не мог дать ей четыреста рублей? Нужно папашу нищего обирать?
— Может, этот Мулевин жмот, — предположил помощник. — Ну что? Звонить ему или сперва найдем его адрес?
— Будем звонить, — решил следователь. — Вряд ли мы его спугнем. Это вам не шпана из подворотни. Такой быстро не спрячется.
Мулевин сам ответил на звонок. Услышал, кто его спрашивает, встревожился, когда упомянули имя Ольги, и попытался задать встречные вопросы. О смерти Ватутиной не произнес ни слова, следователь тоже не стал извещать об этом по телефону. Мулевин то ли ничего не знал, то ли делал вид, что не знает. На встречу согласился сразу, только с одним условием — не вызывать его в РУВД.
— Пойдут сплетни, что у меня неприятности с законом, — невесело пояснил он. — Мне это не нужно. Луч ше бы вы ко мне на дом приехали. Можно и прямо сейчас.
Даже лучше покончить с этим сегодня, чтобы завтра от работы не отрываться.
Немногие соглашались без особой нужды приглашать в дом оперативников. Особенно — состоятельные люди.
Незачем дразнить быка красной тряпкой, показывать свои хоромы. Этот пригласил сам.
— Вряд ли он ее убивал, — заметил Балакирев, когда они ехали «в гости». — Как-то не верится мне в это. Да будь у него рыло в пуху — вспомнил бы о снимках. Забрал бы их. Это же прямая улика, что он водился с Ватутиной.
Куда уж прямее! А ему на это до сих пор плевать. Разве что очень уж крутой клиент попался?
Мулевин жил на Уссурийской улице, рядом с парком Лосиный остров. Новый кирпичный дом стоял в глубине двора. Рядом — охраняемая автостоянка. Единственный подъезд оборудован внушительной дверью с кодовым замком и домофоном. Квартира Мулевина располагалась на шестом этаже. Из ее окон открывался великолепный вид на парк.
Хозяин вполне соответствовал описанию охранника из «Коллекционных вин». Высокий, представительный, несколько располневший. Сейчас на нем вместо дорогого делового костюма были спортивные штаны и клетчатая фланелевая рубаха. Никаких цепей на шее, татуировок, чрезмерных мускулов. Хозяин вежливо поздоровался, попросил проходить. Напуганным Мулевин не выглядел.
Скорее был немного смущен.
— Ольга пожаловалась? — спросил он, проведя гостей в гостиную. Типовой дорогой гарнитур из мореного дуба, белые пупырчатые стены, подвесной потолок. Особой фантазии в обстановке не замечалось. В ней чувствовалось что-то усредненно-шикарное, несколько больничное, как в дорогих гостиницах или домах отдыха. На пухлом диване, обитом серой кожей, дремала черная такса. Она не залаяла, не выбежала навстречу посторонним. Только время от времени приоткрывала один глаз и очень внимательно оглядывала гостей. И тут же снова прикидывалась спящей.
— Я говорю, это Ольга на меня нажаловалась? — настойчиво переспросил хозяин, не получив ответа.
— На что ей жаловаться? — Следователь настороженно оглядывал комнату, прислушивался. — Вы один?
— Сейчас один. Жена с детьми на лечении. В Чехии.
У сына желудок не в порядке.
«Еще бы, если в три горла жрать», — усмехнулся про себя Балакирев.
— Так что с Ольгой? — нетерпеливо спросил Мулевин. Он предложил визитерам садиться, но сам не сел — расхаживал по комнате, беспрестанно что-то трогал, брал в руки, вертел. Явно нервничал.
— Уже ничего. Убита.
«Не знал», — сообразил Балакирев, увидев, с каким лицом обернулся хозяин. Глупое изумление, недоверие, страх — все эти чувства поочередно отразило его лицо.
— Как? — прошептал тот. — Когда?!
— Результаты вскрытия у меня будут завтра. Пока могу сказать, что убили ее предположительно в пять-шесть часов утра, вчера. А как, тоже не секрет. Ножом в живот.
Мулевин рванул дверцу бара, чуть не вырвав ее из пазов, выхватил оттуда здоровенную бутылку виски:
— Желаете? Я выпью, ладно? Может, все-таки?
Услышав отказ, он вконец перепугался:
— Но вы же не думаете на меня! Зачем бы мне ее убивать?! Да ладно вам! Я докажу, что не делал этого! Вчера в шесть утра я спал у себя дома, а в соседней комнате спал мой друг. Он у меня остался ночевать, не решился в пьяном виде сесть за руль. Мы с ним вместе работаем. Повеселились после рабочей недели… Вы говорите — Ольгу зарезали? Да что же это…
Он суетливо налил себе лошадиную дозу виски, отвернулся, с содроганием выпил, ничем не разбавляя. Его передернуло, стакан с грохотом опустился на стол:
— Я этого не делал! Клянусь!
— Когда вы ее видели в последний раз? — не обращая внимания на его клятву, спросил Балакирев.
— Двадцатого мая, утром. И это был последний раз — самый последний. Больше я с ней и встречаться не стал бы! Я сам не хотел.
— Почему? Надоела?
То, что поведал Мулевин, было несколько неожиданно. Хотя начиналась история совершенно банальным образом. Он познакомился с девушкой второго мая, в парке.
Не в Измайловском, а на Лосином острове. Мулевин отправился на свою вечернюю пробежку, прихватив с собой собаку. Он решил согнать несколько килограммов до приезда жены, чтобы поразить ее своим цветущим видом. Диета его отпугивала, и Мулевин выбрал получасовой бег наперегонки с собакой. Девушка катила по той же дорожке на велосипеде. Обогнала его, обернулась и вдруг свалилась. Или сделала вид, что свалилась. Во всяком случае, она не упала и успела перехватить велосипед за руль.
— Я пробегал мимо, сбавил ходу, спросил, что случилось, может, помочь, — подавленно рассказывал Мулевин. — Осмотрел ее велосипед. Она тем временем болтала как заведенная и строила глазки. В принципе, она сама навязывалась.
— Вот как? — насторожился следователь.
Мулевин упорно твердил свое — девушка сделала первый шаг.
— Она мне сказала, что живет далеко, ушибла ногу. У нее и в самом деле была царапина на ноге. Я ей
