— Ну что ты, — беспомощно сказал он. — Вернется твоя сестра. Вот увидишь — вернется.
— Хоть бы она никогда не вернулась! — неожиданно выкрикнула девочка и сбросила его руку со своего плеча. — Ей наплевать на нас, ей всегда было на всех плевать!
Он увел ее на кухню, налил чаю, в который раз потребовал телефон родителей. Милена сообщила ему номер.
К, чаю она не притронулась. Сидела, спрятав лицо в ладонях, и время от времени коротко всхлипывала. Михаил набрал номер и услышал тревожный женский голос. Он напомнил женщине о себе, сообщил, что Милена сидит у него, и попросил забрать девочку. Он ожидал расспросов, упреков — чего угодно. В этот миг он пытался представить, как бы отреагировала его бывшая жена, если бы ей позвонил малознакомый мужчина и сказал, что Даша находится в его холостяцкой квартире.
— Да-да, мы сейчас заберем ее, — торопливо и как-то затравленно ответила женщина. — Извините, ради бога.
Я просто не знаю, что с ней делать… Не надо было показывать ей вашу визитку. Я подозревала, что она неспроста вами интересовалась.
Когда Михаил вернулся на кухню, Милена уже не плакала. Она умылась и теперь тщательно вытирала лицо носовым платком. Враждебный взгляд исчез, будто она выплакала его вместе со слезами. Она взглянула на Михаила и сделала попытку улыбнуться:
— Вот мне теперь влетит! Я так не хотела, чтобы мама узнала, где я была. Хотя мама-то ладно. Вот отец…
— Я могу сказать, что случайно встретил тебя и сам пригласил, — предложил Михаил.
Милена изумленно подняла свои золотистые широкие брови:
— Тогда влетит вам! Лучше уж не надо.
Она предложила спуститься к подъезду и дождаться ее родителей там. «Нечего им сюда заходить, раз вы ни при чем», — заявила девочка. Михаил помог ей спустить по лестнице велосипед и обратил внимание, что с его руля исчезла игрушка — поросенок в кепке. Милена как будто прочла его мысли:
— Это я сняла.
— Зачем?
— По-моему, весьма пошлое украшение, — ошеломила его девочка.
Михаил был вполне с ней согласен, и все же… Его удивляло, что эта девочка, которой никак не может быть больше четырнадцати лет, кажется такой взрослой, умудренной и даже разочарованной жизнью. Это было как-то нелепо. И он снова вспомнил ее сестру — как она улыбалась, как ветер отбрасывал в сторону ее белокурые волосы, как блестел на руке бисерный браслет. Видение было настолько ярким и реальным, что ему стало не по себе.
Неужели с ней и впрямь что-то случилось?
— Это было бы ужасно, — вслух произнес Михаил. Эта привычка проговаривать свои мысли появилась у него в последнее время, когда он стал жить один. Ведь собеседников у него дома больше не было, а поговорить все-таки хотелось.
— Что ужасно? — спросила Милена, натягивая свитер. Они стояли у подъезда, под фонарем, и на них со всех сторон нападали комары. С противоположной стороны во двор медленно въезжала белая машина. Милена застыла, вглядываясь в сумерки, и повернулась к Михаилу:
— Это мои.
Ее отец — крупный мужчина в спортивном костюме — сразу взялся укладывать велосипед на крышу машины, в багажник. Он не представился, и Михаил даже не разглядел его толком. Зато мать Милены еще раз извинилась передним.
— Если в милиции понадобится ваше участие, мы можем на вас рассчитывать? Мы тут посчитали, что можем подать в розыск только послезавтра, — сказала она. И, покусав губу, добавила:
— Если, конечно, она сама не вернется.
Михаил сказал, что нужно надеяться на лучшее. Что девушка, скорее всего, загостилась у подруги. Что в девятнадцать лет можно и забыть о том, что родители волнуются… Он говорил это и сам себе не верил. Женщина нервно обняла Милену за плечи:
— Иди в машину.
А когда девочка отошла, тихо сказала, что ей очень трудно надеяться на лучшее. Что еще ни разу не бывало, чтобы Ольга где-то задержалась. Что она всегда ночевала дома. На дискотеки не ходила, парнями не интересовалась.
В прошлом году она закончила школу, в институт поступить не смогла и теперь усиленно готовилась ко второй попытке, сидела над книгами. Единственное, что ее увлекало, — это самодеятельный театр. Когда Ольга начала там заниматься, она просто преобразилась. Стала такой подтянутой, серьезной, пунктуальной. Других увлечений у нее не было. Если не считать велосипеда…
— Если бы вы знали, как она любила этот проклятый велосипед! Вы бы не говорили, что с ней ничего не случилось! Она бы ни за что его не бросила!
— Но велосипед могли просто украсть, — возразил Михаил. — Мальчишки взяли, накатались и выбросили от греха подальше. Может, ваша дочь потому и не звонит, что боится — вы ее будете ругать за пропажу…
Женщина слабо отмахнулась от его утешений. Сказала, что им пора ехать, Милена наверняка умирает с голоду. Напоследок она представилась. Сообщила, что ее зовут Алла. Алла Владимировна Бог.
— Бог, на конце — «гэ», — повторила она. — Еще раз извините.
Женщина уселась на заднее сиденье, рядом с дочерью, и хлопнула дверцей. Машина тронулась с места, бледный свет фар пересек двор, на миг ослепил Михаила и пропал за углом.
Он еще немного постоял у подъезда, докурил сигарету. Ему не хотелось подниматься наверх, в свою пустую квартиру. Сегодня вечером он почему-то особенно остро ощущал эту пустоту. Может, потому, что там побывала Милена. Нет, она была совершенно непохожа на его дочь.
И все-таки… Ведь она сама припомнила сказку Андерсена о Снежной Королеве, увидев его необычный балкон. А сколько раз он читал эту сказку Дашке! Летом она целыми днями сидела на балконе, копалась в ящиках с цветами, пропалывала их, пересаживала, поливала, подвязывала стебли чайных роз. Воображала себя Гердой. Что-то шептала себе под нос. Вспоминать об этом было просто мучительно. Он заставил себя думать о чем-то другом и вдруг во всех деталях припомнил одну свою встречу с Ольгой. Ту самую, когда они вдруг разговорились.
Инициатором была она. Михаилу и в голову бы не пришло навязываться с разговорами к случайно встреченной девушке. В тот вечер он, как обычно, шел своим маршрутом и остановился на мостике выкурить сигарету и покормить уток. Внезапно у него за спиной брякнул велосипедный звонок и послышался хруст камушков под колесом.
Он обернулся и увидел ее.
Девушка стояла у него за спиной — одна нога на земле, другая на педали, руки сжимают руль, лицо раскраснелось. В тот день, в самом начале мая, было почти жарко.
Девушка, слегка задыхаясь, попросила его посмотреть ей цепь.
— Кажется, ослабла, а я не умею подтягивать, — мило улыбаясь, сказала она. — А ключ у меня есть.
Михаил признался, что ничего не понимает в этих цепях и вообще в велосипедах. Она, казалось, была немного разочарована, но все же не сдавалась:
— Но посмотреть-то можно?
Деваться было некуда, и он осмотрел цепь. Вместе с цепью пришлось осматривать также ее ноги — она и не подумала слезть с велосипеда. У него мелькнула мысль, что девушка с ним заигрывает, но он в это не поверил. Конечно, он не урод. Но и не во вкусе старшеклассниц, а эта наверняка еще ходит в школу.
Ноги у нее были стройные, гладкие, молочно-белые.
Один носок спустился на теннисную туфлю. Пониже колена розовела припухшая царапина, и Михаил почему-то не сразу смог отвести от нее взгляд. Он выпрямился и почувствовал, что к щекам приливает кровь. Девушка улыбалась, глядя ему в лицо. Может быть, если бы не эта улыбка, он бы решился продолжить знакомство. А улыбка ему почему-то не понравилась. Она была очень искусственная, и вот что странно — за этой улыбкой он почувствовал страх. Ее темные, довольно близко посаженные глаза смотрели
