она несколько минут молчала, что-то обдумывая.
— Могут, — согласился Михаил. — Но я все-таки считаю, что они нападут на Милену. Тем более что вряд ли они знают мой адрес. Я его никому не давал. И сейчас, когда мы сюда шли, я обратил внимание, не идет ли кто за нами.
Он был уверен — никого подозрительного рядом не было. В такую жару на улице вообще было мало прохожих.
— Где же сейчас Милена? — спросила Наташа.
Узнав, что девочка живет у родителей, она испугалась:
— Вы говорите, что они знают ее адрес? Ее нельзя там оставлять!
— Нельзя. Но ее родители считают по-другому. Ко мне ее ни за что больше не отпустят. Я советовал отправить девочку к бабушке, но не думаю, что меня послушают.
— Что же делать?!
Михаил подвинул ей стакан — льдинки в нем почти растаяли:
— Я кое-что придумал, Наташа. Скажи, ты хоть немного говоришь по-немецки?
От неожиданности она чуть не поперхнулась соком и резко поставила бокал на стол:
— Что?! Нет, я в школе учила английский.
— Ну, ничего страшною. Предположим, тебе нужно за пару недель набраться каких-то знаний в немецком.
Самых минимальных. Скажем, тебе из Германии прислали приглашение погостить и ты хочешь научиться объясняться в транспорте и в магазинах. Так и скажешь Виктору Эдуардовичу. Это отец Милены, он преподает немецкий язык на дому.
Она наконец поняла:
— Я должна пойти к Милене домой? Да вы представляете, что она устроит, когда увидит меня?! Она же думает, что это я убила ее сестру! Будет такой скандал…
— Никакого скандала не будет! — перебил он. — Ты передашь ей от меня письмо, только и всего. Она девочка понятливая. Главное, сделай это так, чтобы родители не заметили.
Наташа колебалась недолго — ему все-таки удалось ее убедить. Михаил объяснил, что девочку больше не отпускают гулять, и он подозревает, что ее телефонные разговоры тоже подслушиваются. Мать слишком встревожена ее побегом и теперь держит дочку в ежовых рукавицах. Другого способа наладить с ней связь нет — только уроки немецкого.
— Я очень хочу позвонить ей, узнать, как дела, но думаю, — что ее даже не позовут к телефону, — пояснил он. — А если, скажем, позвонишь ты… Может, ей и разрешат взять трубку, но я думаю, свободно говорить она не сможет. Если ее родители узнают, что я придумал, они ни за что не согласятся участвовать в этом плане. Он окажется слишком опасен для дочери, на их взгляд. Они ведь не знают всей правды и не могут понять, что сейчас самое опасное — запереть девочку дома и ждать, когда те подонки ее все-таки достанут… Я очень боюсь, что сейчас Милена изо всех сил пытается сбежать. И уже, конечно, не ко мне, это место ее матери известно. Она угрожала, что будет ночевать в подъездах… Ты понимаешь, чем это может обернуться?! Нельзя допустить, чтобы она хоть на минуту осталась одна! Это слишком большой риск.
Наташа согласилась с ним и пожелала узнать, что же он все-таки задумал.
— Во-первых, вычислить эту девицу из театра. А во-вторых, навязать ей свою игру. Но для этого нужно добиться, чтобы Милена все-таки смогла участвовать в последнем представлении.
Девушка только головой покачала. Она явно сомневалась, что родители отпустят дочь в театр. Тем более, если Михаил говорит, что они ничего об этом не знают…
— Ничего, — уверенно сказал он. — Однако я думаю, что один-единственный раз ей еще удастся сбежать.
Но не больше. Она придет на последнее представление и будет играть свою роль. Ту, которую мы с тобой для нее придумаем. Только так мы сможем спровоцировать убийцу на неверный шаг. До этого момента Милена должна быть абсолютно для них недоступна. Вполне надежным убежищем может служить ее дом — при условии, если она, в самом деле, не сделает ни шагу за пороги не останется там одна. Условия тягостные, но это долго не продлится. Также убийца должен полагать, что и после представления Милена будет недосягаема. Тут мне поможешь ты. Распустишь среди актеров, и особенно среди актрис, слух, что после представления Милену увозят в другой город. Скажем, на курорт. Туда они вряд ли смогут поехать, тем более, не зная точно, куда поедет девочка. В их распоряжении останется всего один отрезок времени, чтобы на нее напасть, — последний спектакль.
Он осушил остатки сока и торжествующе добавил:
— Ну и, конечно, в нашем распоряжении тоже. Мы их поймаем.
Михаил увидел, как восхищенно смотрит на него девушка. У нее даже рот приоткрылся от внимания и восторга. Наконец она воскликнула:
— Как здорово вы все придумали! Просто невероятно! Мы сами их поймаем?!
— Сами, Наташа. Если ты мне будешь помогать.
— Ну, конечно, буду! — Ему даже неловко стало от этого неприкрытого восхищения в ее глазах. — Я теперь понимаю, почему вы не хотите сообщать в милицию! Милиция их спугнет, они просто не решатся напасть, верно?
Он знал и другую причину, по которой следовало остерегаться милиции. У него в ушах ясно прозвучал голос юриста из редакции; «Дадут твоей девочке года два, наверное… Ничего, не пропадет. Рязанская колония рядом…»
«Может, все-таки удастся ее спасти, — думал он. — Только бы не нашлось свидетелей тому, как она села в машину к этому подонку. А вдруг ее видели соседи в том доме, куда он ее повел? Будем рассчитывать, что ее все-таки не заметили… А если эти типы, после того как их арестуют, все-таки решатся притянуть ее к ответу?» Этот вопрос он еще не обдумал. Михаил был не силен в юридических формальностях. Сейчас самым главным было поймать убийц, спасти девочку от опасности.
Он предложил перейти в кухню и пообедать. Наташа пыталась было отказаться, но он объяснил, что сегодня она еще не скоро попадет домой. Идти к родителям Милены придется прямо сейчас, так что лучше подкрепиться. Тогда девушка вызвалась помочь ему, сказав, что уж голубцы сумеет обжарить не хуже его.
Пока она хозяйничала, Михаил писал короткое письмо для Милены. Прежде всего он попытался переубедить ее насчет Наташи. Объяснял, что из всего театра одна эта девушка не вызывает у него подозрений. Он был не вполне уверен, что Милена согласится с ним, ее крутой нрав был ему уже знаком. Но это был единственный шанс как-то с ней связаться, и Михаил в основном упирал на это. Особенно он подчеркивал, именно Наташа сообщила ему и следствию, что видела Ольгу в синей иномарке. А если она входила в шайку — какой ей был расчет привлекать внимание к будущей жертве? Ведь никто ее за язык не тянул.
Другая часть письма содержала несколько коротких наставлений. Во-первых — не выходить из дома, держаться поближе к родителям, особенно к отцу. Он вспомнил внушительную фигуру Виктора Эдуардовича, его подозрительный нрав и решил, что уж этот человек сумеет при случае защитить свою дочь. Во-вторых, ни слова не говорить родителям о том, что она посещала театр. В остальном — вести себя как можно более покладисто, чтобы усыпить подозрения. Иначе не удастся побег в день последнего спектакля, и весь их план провалится. Он приписал в конце одну фразу, которая, как ему думалось, должна была больше всего поддержать девочку: «Тебе придется подождать всего несколько дней, и мы их вычислим, уже точно. Я даю тебе слово — мы их найдем».
Когда Михаил написал последнее слово и подписался, ему вдруг пришла в голову пугающая мысль — ведь Милена не знает его почерка и может подумать, что это уловка со стороны преступников. Тем более что письмо передаст ей Наташа, а это особого доверия не вызовет.
Михаил задумался, обводя глазами Дашкину комнату — он писал, сидя за письменным столом дочери. На столешнице до сих пор лежали забытые Миленой вещи — книга, расческа, резинка для волос… Фиолетовая резинка, к которой прицепилось несколько светлых тонких волосков…
Михаил вдруг улыбнулся. Сходил к себе в комнату, достал из ящика со старыми, еще детскими своими шахматами белого ферзя, завернул его в письмо и скрепил сверток резинкой. Милена знала, что он шахматист — об этом как-то зашла речь, когда они ужинали вместе. Девочка еще сказала, что хотела бы
