как не было, так и нет. Если бы у тебя ребеночек от Игоря был, и то бы его не проняло. Да, новости у нас… — Мать сказала уже тише, но с каким-то истерическим торжеством в голосе:
— Андрей дитя родил.
— Папа?!
— Да. Сдурел на старости лет.
Анжелика помолчала, яростно скребя ногтем ковровое покрытие, пока наконец не сломала ноготь.
И только тогда резко спросила:
— Откуда узнала?
— Слухи дошли.
— А кто?
— Мальчик.
— Ну и ладно.
— Лика, ты плачешь? — встревожилась мать, и тут Анжелика действительно заревела. Не сдерживаясь больше, она бросила трубку. Скорчившись, обняв себя за локти, бессмысленно раскачиваясь взад-вперед, сидела так очень долго, зажмурившись, не пытаясь удержать слез, от которых скоро промок ворот свитерка. Тогда она рывками стянула свитер, отшвырнула его в сторону и легла на пол плашмя, и лежала так, пока не стало холодно, пока пол не показался ей очень жестким, пока она не почувствовала себя такой маленькой, жалкой и никому не нужной, что от обиды ее мокрые глаза сразу высохли. Она села, растерла ладонями голые плечи, потрогала телефонную трубку: есть ли контакт.
Сначала ей захотелось с кем-нибудь поговорить, ну хотя бы с Женей. Потом ей уже не хотелось говорить ни с кем на свете. Она с трудом поднялась на ноги, стянула джинсы, накинула халат и босиком отправилась на кухню, чтобы перекусить.
За перекусыванием ее и застал звонок в дверь. Она спокойно положила на стол недоеденный бутерброд и с удивлением отметила это спокойствие. Двумя днями раньше любой неожиданный звонок в дверь приводил ее в ужас. Но этот ее не испугал. Она не боялась больше ни загадочной блондинки, ни мрачного парня с коротким прямым носом и круглыми светлыми глазами, который ее избил. Она не испугалась бы сейчас даже в том случае, если бы на пороге стояла она сама, только в другом варианте. Поэтому Анжелика неспешно встала и пошла открывать.
— Лик, можно к тебе? — Юра даже положил руку на косяк двери, словно опасаясь, что Анжелика ее захлопнет у него перед носом. — Я так ждал, когда ты вернешься.
— Я давно дома.
— Я знаю. Можно?
— Заходи, — она безразлично дернула плечом и пустила его в квартиру. Заперла дверь, сунула ноги в тапки, вернулась на кухню и снова взялась за бутерброд. Юра остановился в дверях, не решаясь пройти дальше.
— Садись, рассказывай, — Анжелика кивнула ему на свободный стул.
— Да, я за этим и пришел…
Он уселся, свесив руки между колен. Этот жест ее раздражал, и девушка, тронув гостя за колено, бесцеремонно попросила:
— Слушай, ты хоть для разнообразий иногда садись иначе! Похож на павиана.
— Мне все равно, на кого я теперь похож, — подавленно ответил тот.
— Ну, раз тебе все равно, то мне подавно. Я тебя внимательно слушаю.
Она впилась в бутерброд и скосила на гостя глаза. Юра похрустел пальцами (что тоже выводило ее из себя) и обреченно начал:
— Я Машу знаю…
— Я это тоже знаю, — перебила она. — Что с тобой? Я же и тебя знаю, представь себе. Успела уже узнать. Ты же никогда ко мне не являлся, если тебе ничего от меня не было надо. Зачем пришел теперь?
Просто рассказать?
— Да.
— Не верю.
— Ну и зря. Я должен все рассказать.
— Если ты такой совестливый, иди к следователю и все ему расскажи, — посоветовала Анжелика. — А то ее засадят.
— Я как раз и не хочу, чтобы это сделали, — горячо отозвался он.
— Что тебе от меня-то надо?
— Ничего… Ничего. Я ее погубил! — Он полез в пачку сигарет, лежавших на столе, и, не спрашивая разрешения, достал одну и закурил. Анжелика отряхнула руки от крошек и полюбопытствовала:
— Кого погубил?
— Машу.
— Да как?.
— Я же тогда, в первый раз, когда к тебе пришел… Я тебе рассказал, что она тут была. Но я ее не видел! Ее видела мать. Это она меня заставила рассказать все, будто от себя…
— А зачем?
— Ну, зачем… Если бы она мне всегда объясняла, зачем ей что-то нужно, я был бы счастлив. Ей это просто нужно, и все.
— Что ты так пляшешь перед матерью, — недовольно вздохнула она. — Так ты никогда не вырастешь. Поседеешь, а останешься младенцем.
— У меня уже сейчас седые волосы, ну и что? Я ее жалею.
— А за что ты ее жалеешь? — поинтересовалась Анжелика. — Она, кажется, не скучала после смерти твоего отца.
— Замолчи, — он нехорошо на нее посмотрел. — Это все вранье.
— И про Игоря тоже?!
— И про Игоря. Я придумал это, поняла?
— Но зачем? — Она возбужденно схватила сигарету, но забыла ее зажечь. — Почему ты всегда врешь, господи?! Зачем ты меня путаешь? Твоя мама не была любовницей Игоря?
— Нет, конечно!
— О, господи… — несколько разочарованно, и все же с облегчением, вздохнула Анжелика. — Как не стыдно такое про мать говорить? Думал бы сначала! И я сразу не поверила, сразу! Это просто дико!
Игорь и она! Он, насколько я теперь знаю, предпочитал молоденьких… Но зачем ты врал?
— А как мне было объяснить, что она сюда приходила?
— А она сюда все же приходила?
— Конечно! Я же тебе говорил, что здесь ее отпечатки пальцев!
— Вот зачем явился, — догадалась она. — Я нее не рассказала следователю, что мы с вашей мамой были друзьями… Забыла как-то, не до того мне было.
Ну, успею еще.
— Да мама уже сама рассказала, что мы приходили к вам в гости. Недавно, на годовщину смерти отца. Только один раз. Пили мускат. Отсюда и наши отпечатки в этой квартире, и бутылка. Тебе останется только все подтвердить.
— — Да ради бога, если не вы его убили. А это не вы случайно провернули дельце?"
— Ради бога! Конечно, нет…
— А чья сигарета была на полу?
— «Данхилл»? Моя, наверное.
— Все-таки твоя или твоей мамы?
— — Да что ты привязалась к сигарете? Моя, моей мамы… Наша!
— Ты не финти, а то я решу, что это все-таки сделали вы.
— С ума сошла? У тебя такое веселое настроеньице, а мне хоть вешайся…
— Сейчас сойду с ума, чтобы доставить тебе удовольствие! — сердито ответила Анжелика. — Знаешь, милый, придется рассказать всю правду, если не следователю, то мне. Давай, про отпечатки, про ваши
