вспоминают, что в последние дни та нехорошо задумывалась и была сама не своя. Но тела в колодце нет, и к вечеру приходится доложить игуменье, что инокиня Дорида, в миру Дарья Никитишна Фуникова-Курцова, сбежала. Руфина, соседка по келье, целует святой крест на том, что спала прошлой ночью крепко, «аки дурманом опоенная», и ничего не слыхала. Старуха качает головой, поджимает увядшие морщинистые губы и предполагает, что ее соседка убежала за ограду, на материну могилу, поплакать, а теперь боится вернуться. Ищут и на маленьком «опальном» кладбище за церковной оградой, где хоронят умерших в монастыре ссыльных, и находят бесспорную улику – Дашин серебряный нательный крест, который многие узнают. Он висит на покосившемся столбике, отметившем могилу казначейши. Креста над ее могилой не поставили – побоялись, зная, что царь Иван преследует изменников и за гробом. Крестик жалобно позванивает, раскачиваясь на порывистом ветру, ударяясь о столб, словно пытаясь достучаться до мертвой. Становится ясно, что беглянка успела попрощаться с могилой матери, а значит, не была похищена, ушла по своей доброй воле. Игуменья сама снимает серебряный крестик и, обуреваемая нелегкими размышлениями, возвращается в свою келью. Ей полагается доложить о побеге как духовным властям, так и светским, но она медлит, предчувствуя грозу, укоряет себя за то, что посчитала Дарью Фуникову робкой, пришибленной бедой девчонкой, что не приставила к ней соглядатая надежнее, чем дряхлая старуха. Звон ко всенощной застает ее не за молитвой, а за размышлениями, причем вовсе не духовного характера. Грузно опираясь на резные подлокотники деревянного кресла, она поднимается и медленно, величественно идет в церковь. Ее опухшее белое лицо непроницаемо, тонкие губы постно сжаты в нитку, глаза скорбно опущены. Игуменья принимает про себя нелегкое решение – с докладом высшим властям повременить.

Глава 9

Уснуть ему не удалось – выспался днем. Повалявшись немного, Дима встал и полночи просидел на кухне, прихлебывая чай и перелистывая записную книжку в надежде найти что-нибудь интересное. К пяти утра он знал все имена наперечет, и ни одно не было ему знакомо.

«Вообще-то, странно. – Он спрятал книжку в один из кухонных выдвижных ящиков – Люда хранила там оплаченные счета за квартиру, свет и газ. – Хоть кого-то я должен бы знать… Или она с тех пор целиком сменила круг знакомств? В самом деле, что я знаю о ее друзьях?» Живя с Людой он, конечно, слышал от нее имена коллег, но что-то конкретное знал лишь о Марфе. Пожалуй, только подруга и была чем-то ярким в ее рассказах, все остальные лица сливались в одно серое пятно. Бельского в записной книжке не было, как и вообще никаких упоминаний о родном городе. Ни одного подмосковного адреса или телефона! Книжка была общей, семейной, но совершенно ничего не говорила о Люде, зато ясно вырисовывался портрет ее мужа – человека пунктуального и работящего. Его аккуратным мелким почерком туда были внесены расписание работы кафедры, списки научной литературы, телефоны коллег… Судя по этим записям, супруги и в самом деле вели на редкость упорядоченную жизнь, а все их знакомства были связаны с работой.

«Как и у нас с нею… Тихий, спокойный быт, похожий на сон… Только вот окончился он кошмаром».

Дима заглянул в спальню – уже не первый раз за ночь. Марфа спала в той же позе, в какой сморил ее сон – ничком, едва касаясь головой края подушки. Так спят только очень уставшие люди, у которых нет сил даже взглянуть, в какую постель они ложатся. В красноватом свете ночника он видел ее профиль, различал еле приметное дрожание густых ресниц, которые казались сплошной темной линией, проведенной под опущенными веками. Марфа вздохнула глубже, в углу ее рта надулся и со смешным липким треском лопнул пузырек слюны. В этом было что-то трогательное и детское, и Диме очень захотелось ее поцеловать – именно туда, в уголок губ. Он подошел тихо и еле коснулся спящей женщины, но она вдруг содрогнулась и широко открыла глаза, в которых плескался бессмысленный ужас.

– Что?! – хриплым, чужим голосом выкрикнула она, пытаясь сесть. Дима схватил ее за плечи, слегка встряхнул, пытаясь привести в себя, но женщина продолжала смотреть на него со слепым, паническим страхом, словно не узнавая.

– Тебе снился кошмар? Это я, успокойся! – Он снова потряс ее за плечи, а не добившись результата, слегка отшлепал по щекам. Марфа хрипло, глубоко вздохнула, и ее глаза приобрели наконец осмысленное выражение.

– Как сердце колотится! – задыхаясь, проговорила она. – Который час?

– Половина шестого. Прости, я не знал, что так напугаю тебя… Хотел только поцеловать. – И Дима исполнил свое намерение, прижав к себе ослабевшую со сна, все еще вздрагивавшую женщину. Та не ответила на его поцелуй, хотя и не сопротивлялась, и когда Дима ее целовал, смотрела куда-то в угол, будто ожидая там увидеть персонажей из своего кошмара. Он заметил этот взгляд, оторвавшись от нее.

– Ты все еще там! Что тебе снилось, помнишь?

– Да, к сожалению! – Она провела рукой по лбу, словно пытаясь стереть остатки сна. – Ох, как все было реально! Так неприятно! Я до сих пор одной ногой там, ты прав… Мне снилась лестница, ведущая в подземелье… То есть подземелье и было этой самой лестницей, сплошной лестницей. Там должно было быть темно, но откуда-то брался свет – такой странный, темно-желтый. Я спускалась все ниже, и мне становилось все труднее дышать. Потом у меня появилось чувство, что я там не одна. Впереди кто-то тоже спускался по этой лестнице… Мне бы обрадоваться, что нашлась компания, правда? А я дико испугалась, что могу его увидеть, что он тоже почувствует мое присутствие и станет искать меня. Стоило об этом подумать, как меня стало тошнить от страха, от… Омерзения, так вернее.

– А кто был там, впереди? – спросил Дима, невольно поддавшись ее настроению. Он довольно хорошо представил себе этот сон и был согласен – такое могло сильно напугать.

– Я не знаю, – как-то сквозь зубы ответила Марфа, словно ей было неприятно говорить об этом.

– И часто тебе снятся кошмары?

– Нет! – отрезала она и спустила ноги с постели. – Все, я встаю. Не выспалась, правда, но ничего, проживу день на кофе. Боюсь, что если усну, увижу продолжение…

– Теперь мы будем видеть кошмары по очереди. – Дима нашел в куче скомканной одежды халат и бросил его подруге. – Мне будет сниться Иван Грозный, а тебе страшное подземелье. У нас у обоих нервы не в порядке. Все из-за Люды и этого клада!

– Да, – невнятно пробормотала она. – Из-за них.

– Ты не жалеешь, что втянулась в это дело?

Она завязала пояс, причесалась перед зеркалом, несколько секунд смотрелась в него, словно заново привыкая к своему лицу… А затем сказала фразу, которую Дима часто вспоминал в последующие дни.

– Знаешь, я не втягивалась в это дело. Такое ощущение, что меня туда втянуло. Я, ты, Люда – мы все вполне разумные люди, ведь так? Мы все верим тому, что видим, как большинство нормальных людей. Но никто из нас не отказался участвовать в этом деле. Оно нас втянуло.

К полудню в дело так или иначе оказались втянуты еще трое – Марфин приятель и два рабочих-таджика. С девяти утра она принялась обзванивать своих знакомых (все они были мужчинами), прося посодействовать с транспортом, чтобы нанять арбайтеров где-нибудь возле стройрынка, на обочине. Уже через десять минут ей повезло вдвойне. Старый приятель, с которым она когда-то вместе работала (так было сказано Диме), как раз строил дачу, но стройка встала по банальной причине – из-за временного отсутствия денег. Рабочие на несколько дней оказались в вынужденном отпуске, и он предложил Марфе нанять двоих для земляных работ.

– Отличные ребята, просто звери! Им хлеба не надо – работу давай! – рекламировал он «своих таджиков» уже в машине, когда вез Марфу и Диму к себе на дачу. Она была недалеко, по Ленинградскому шоссе. – Они ведь решили от меня уходить, у них каждый день простоя – катастрофа… А я ими очень доволен, не хотелось бы терять и нанимать других. Тебе ведь ненадолго?

– На пару-тройку дней. – Марфа обернулась с переднего сиденья и заговорщицки улыбнулась Диме. Она пришла в себя после утреннего контрастного душа и трех чашек крепкого кофе и была свежа как роза, зато он начинал клевать носом – это начинал мстить сбившийся режим.

– Смотри, не замыль моих таджиков!

– Пашенька, я у тебя что-нибудь замыливала? – Довольно кокетливо заметила Марфа, и оба рассмеялись, явно вспомнив что-то в прошлом. Дима не мог принять участия в их веселье и молча злился. Он ревновал Марфу ко всему, чего не знал о ней, ко всем, кто знал ее прежде. Ревновал к ее мужу, к нынешнему попутчику – краснолицему веселому Паше, в котором угадал ловеласа, даже к безобидному Шурику, с которым она могла флиртовать разве что по просьбе подруги. Сколько было мужчин в ее прошлом? Она свободно говорила о любовных связях, презирала условности, даже брак не был для нее

Вы читаете Обратный отсчет
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату