дом. В конце переулка взвизгнули тормоза, а потом все затихло. "Какой гололед… – Она выключила свет. Глаза опухли от слез, и в темноте им было легче. – А если бы я выбросилась из окна?
Вот бы Денис разозлился! Да, именно разозлился, расстраиваться особо не стал бы. Господи, если я надоела ему – почему он со мной не разведется?
Зачем я ему? Чтобы мучить? Чтобы иметь официальную жену, помимо своих любовниц? Зачем, зачем я ему нужна, я ведь даже детей иметь не могу!"
Как обрывок дурного кошмара, перед ней мелькнула залитая кровью постель, искаженное лицо мужа, который с похмелья никак не мог сообразить, где стоит телефон… Носилки, капельница, больница, чьи-то грубые холодные руки, чьи-то лица, белое, белое, белое отчаяние…
Выкидыш случился в первую ночь после свадьбы.
Конечно, никто из гостей не воображал, что молодые проведут эту ночь как-то особенно романтично.
Слишком большой был живот у невесты, слишком дурно она себя чувствовала, да и жених напился вдрызг. Но такого кровавого исхода никто не предвидел. Лариса помнила, с каким лицом сидела возле ее больничной койки мать. Она что-то говорила, пыталась утешить дочку, объясняла, что будет еще ребеночек, что расстраиваться не нужно…
– Он точно умер? – спросила Лариса, искоса глядя на нее.
– Да, Ларочка.
– Семимесячные дети живут. Ведь ему было почти семь, почему же он умер?
– Он мертвенький родился, Ларочка. – Мать отворачивалась, чтобы Лариса не видела ее слез. – Ну, всякое бывает… Немножко не доносила… Следующий будет нормальный.
– А этот? Этот был какой? – Лариса резко села и тут же опустилась на подушку – сильно закружилась голова. Она потеряла много крови, прежде чем ее довезли до больницы, и теперь медленно восстанавливала силы. – Он был уродом?
Мать с возмущением это отрицала. Главным аргументом было то, что и у Ларисы, и у Дениса был отрицательный резус крови. У таких супругов уроды не рождаются. Вот если бы Лариса вышла за мужчину с положительным резусом… Тогда риск был бы очень высок. Лариса в который раз слушала этот рассказ, но думала вовсе не о будущих детях. Ей впервые пришло в голову, что мать не слишком приглядывалась к будущему зятю. Главным было для нее совпадение резусов. Это успокоило ее и решило все дело. Ведь с тех самых пор, как Лариса родилась, у матери не было покоя от мысли, какие будут внуки. Она удивлялась, откуда взялся в семье этот отрицательный резус. И она сама, и Вика, и отец – все нормальные. Мать со страхом слушала истории про несчастных уродцев, которые рождались у подобных женщин, и была запугана настолько, что строго предупредила дочь – прежде чем собираться выйти замуж, узнать, какой у будущего мужа резус, иначе придется делать аборты и усыновлять ребенка из детдома.
Теперь-то Лариса знала, что мать сильно преувеличила опасность. Что она могла бы родить нормального ребенка от человека с другим резусом. Да что там – нормального! Просто родить ребенка! Раньше эта мысль маячила где-то на заднем плане. Теперь она превратилась в манию. Ей было тридцать восемь. У нее имелся муж. У нее был постоянный любовник, а также такой, с которым она встречалась от случая к случаю. После того как у нее случился второй выкидыш – это произошло, когда ей был двадцать один год, – врачи сказали, что надежда на новую беременность очень мала. Но она ждала. Все эти годы ждала, хотя уже ни во что не верила.
Об Иване она вспоминала так часто, что мысли о нем превратились в нечто привычное. Что-то вроде утренней или вечерней молитвы. Вроде умывания, завтрака, своего лица в зеркале. Иногда ее поражала мысль – если она так часто, ежедневно думает об этом человеке на протяжении двадцати лет, значит, любит его? Но почему же она не поняла этого раньше? Тогда, тем летом, не правдоподобно далеким летом семьдесят шестого года?
…Это Лариса уговорила его остаться на даче. Вика в последний раз крикнула, чтобы они поторопились, Иван пошел было за ней, но Лариса перехватила его за руку:
– Пусть едут. Не могу я видеть этого типчика.
– Слушай, а ты хоть знаешь, как до станции добраться? – растерянно спросил Иван.
– Не знаю. Беги возьми у нее продукты и спроси дорогу! Ну?!
Лариса легонько толкнула его в спину, и он помчался к машине. Вернулся Иван минут через десять.
Лариса все это время боялась, что Вика с Денисом уговорят его ехать в Москву и сейчас придут за ней.
Одна она тут не останется. Но Иван вернулся с сумкой с продуктами. Он смущенно улыбался:
– Слушай, задерживаться долго нельзя. Вика сказала, что она без тебя домой не вернется.
– Да, мать ей устроит скандал… – задумчиво протянула девушка. – А куда же она пойдет, если не домой?
– Не знаю. Она сказала, что будет ждать тебя у вашего гастронома в семь вечера. И чтобы ты была там в семь как штык.
Лариса вяло махнула рукой и прислушалась к шуму отъезжающей машины. Когда стало ясно, что «Москвич» обратно не повернет, она взяла сумку и потащила продукты за угол дома, туда, где Иван ее рисовал. Они поели, сидя рядом на бревне. И надо же, когда они остались вдвоем, аппетит у них разыгрался нешуточный. При Денисе и Вике даже есть не очень хотелось. Иван открыл бутылку лимонада, сбив крышечку о край бревна:
– Прошу, мадам!
Лариса напилась и сощурилась на солнце:
– Ну что, твой свет не ушел?
– Пока сгодится. Ты хочешь позировать? – загорелся парень.
– Еще бы! Ты же нарисуешь мой портрет? И подаришь мне, да? – Лариса щурилась, и на этот раз рассматривала не траву, а смотрела прямо в лицо Ивана. – Слушай, а кем ты хочешь стать потом?
Прямо так и будешь художником?
– Надо учиться, – вздохнул тот, принимаясь за работу. – Знаешь, это уже после армии будет ясно.
Лариса запнулась и посмотрела на него уже без улыбки. Она совсем забыла про то, что Ивана могут забрать служить в армии. И удивилась, почему ей так неприятно было об этом вспомнить? Никогда в жизни ее не волновало, когда кого-то из двора провожали в армию. Подумаешь, есть о чем говорить!
Он же все равно вернется через два года! Но тут она всерьез расстроилась.
– И ты должен служить? – спросила она.
– А куда я денусь? Здоров, зрение в порядке…
Пойду, конечно.
– Можно подумать, тебе туда хочется, – фыркнула она.
– Не хочется…
Иван прикусил кончик карандаша и уставился на ее лицо изучающим взглядом. Лариса уже знала этот взгляд. Так он смотрел, когда она становилась для него просто моделью. Наверное, красивой моделью, но все же ей было неприятно, когда он изучал, какой длины у нее нос, каково расстояние между глазами… Она не выдержала и огрызнулась:
– А по-моему, армия ребят отупляет! Вот вернешься оттуда тупым солдафоном с вонючими сапогами – кому ты будешь нужен?!
– Я там рисовать буду, – спокойно заметил он, снова опуская взгляд на бумагу. – Тем, кто хорошо рисует или стихи пишет, нечего бояться в армии.
Буду стенгазету выпускать или плакаты оформлять.
Ничего страшного, в стройбат не пошлют.
Лариса надулась. Теперь она сердилась на себя.
Как можно так набрасываться на человека! И какое ей, в конце концов, дело, пойдет он служить или останется под крылышком у папы-мамы? Как будто она – его девушка! Последняя мысль заставила ее задуматься еще серьезнее. Ну хорошо, допустим, что сегодняшние поцелуи – просто игра.
Мало ли с кем целуешься! Ее интересовало совсем другое…
– Слушай, а какой у тебя резус крови? – спросила она как бы между прочим. Ответа она ждала затаив дыхание. Она держала в голове объяснение матери, какого мужа следует выбирать. И хотя Ивана в роли
