– Так это она? – Следователь еще раз показал Алле снимок.
– Да, кажется, – кивнула та. – Присягу давать не хотелось бы, но так, в личной беседе, могу подтвердить.
Однако следователь огорчил ее, сообщив, что показания придется дать в более официальной обстановке и подписать.
– Бояться вам нечего, женщина эта уже ни для кого не опасна. – Он попросил у Аллы паспорт и записал ее домашний адрес и телефон. – И пожалуйста, дайте координаты этой вашей бухгалтерши.
Идет?
Он заметно повеселел, зато Алла поникла. Она вздохнула, но отпираться не стала и согласилась дать официальные показания, как только ее об этом попросят.
Диану отыскали в тот же день, ближе к вечеру.
Она рассмотрела предложенные снимки и неуверенно сказала, что сходство есть, однако ей кажется, что женщина была другая. Следователь занервничал – что они в самом деле?! Сговорились, что ли?
– Вы же профессионал, – любезно сказал он Диане, жгучей даме лет сорока пяти. – Сами сказали, что давно работаете в парикмахерской сфере.
Должны разбираться во внешности, знать, как ее меняют. Верно? Так укажите конкретно – что в этой женщине не так? Прическа? Одежда? Или еще что-то более важное?
Диана долго мучилась, разглядывая снимки, но в конце концов заявила примерно то же, что и Матвеев: дама на снимках выглядит свежее, намного моложе и привлекательнее, чем в жизни. Та, которая спускалась по лестнице, показалась ей то ли пьяной, то ли больной… И уж конечно, не такой молодой.
– Я не обратила внимания, была она накрашена или нет… В подъезде не такой уж яркий свет, а время было позднее, и я так устала, что глаза просто не смотрели, – задумчиво протянула Диана. – Конечно, косметикой и переменой прически можно многого достичь… И все-таки не знаю, та женщина это или нет. Чересчур много перемен. И стиль одежды другой, и прическа, словом – все, все…
Она тоже запомнила, как была одета дама, спускавшаяся по лестнице. Описала ее пальто, грубые ботинки, гладкую прическу, бежевый, крупной вязки шарф… И этот мимолетный взгляд – одновременно равнодушный и настороженный, который дама бросила на них, когда они с Аллой посмотрели в ее сторону.
– Нет, она была трезвая, – решительно сказала Диана. – Просто шла как-то странно. Может, из-за пальто. Оно было очень узкое.
– У нее было что-нибудь в руках?
Диана попыталась вспомнить, но в конце концов смогла утверждать одно – ничего крупногабаритного дама с собой не несла. Если что и было, то обычная дамская сумка на плече или в руке.
Следователь и сам обратил внимание на некоторые странности в этих показаниях. Если бы он выслушал одного Матвеева, то просто решил бы, что парень крутит. Но эти новые свидетельницы – настоящий подарок судьбы. И у них-то не было никаких причин выкручиваться, он же не налоговый инспектор. Если допустить, что они видели в час ночи спускающуюся Васильковскую, то она, конечно, очень изменилась за три с половиной часа, со времени своего прошлого визита. Ведь Валентина Георгиевна описывала элегантную женщину в собольей шубке, накрашенную, ухоженную, с другой прической, в другой обуви. А в час ночи Васильковская выглядела куда более невзрачно. Зачем она переоделась и стерла косметику? Чтобы ее не опознали? Чтобы Екатерина Корзухина не узнала ее, поглядев в глазок, и снова впустила в квартиру?
И почему Васильковская, если уж пошла на кражу картин, три часа раздумывала, прежде чем вернуться замести следы? Ведь за это время Корзухина успела пожаловаться соседке и описать внешность воровки. А ведь она могла бы и милицию вызвать!
И уже ближе к ночи следователю положили на стол результаты вскрытия. Васильковская скончалась от тяжелого сердечного приступа, вызванного приемом дигиталиса – мощного сердечного лекарства.
– То же, что у Корзухиных. – Эксперт достал заключения их вскрытия. – Только у них доза была меньше. Правда, оба были крайне истощены, им хватило и этого. А сама Васильковская приняла лошадиную порцию.
На другой день, с утра, следователь вызвал Сашу.
Та сразу опознала снимки, подтвердила, что это Лариса Николаевна, спросила, не арестована ли она.
Девушка не знала, что женщина уже мертва, а следователь не стал ей этого сообщать.
– Вы говорите, что шестнадцатого звонили этой женщине? О чем вы говорили?
Когда Саша в прошлый раз дала показания, она в основном рассказывала про свои поиски Корзухина, про Юлию Борисовну и картины. Упомянула также про то, что муж Ларисы пытался ее шантажировать и просил никому не рассказывать о роли жены во всей этой истории. Свой звонок Ларисе она не утаила, но рассказала о нем скупо.
– Да, я позвонила, потому что хотела проверить – ее это телефон или нет, – пояснила девушка.
– И вы говорили лично с ней?
– Да. Я не смогла просто повесить трубку, хотя надо было… – Саша замялась. – Она пыталась меня убедить, что ни в чем не виновата. Призналась, что украла картину, но что не убивала! А насчет кражи сказала, что у нее не было другого выхода. Картина была очень ей нужна, а Катя ни за что не продавала. Лариса Николаевна упомянула про какие-то особые обстоятельства…
– Какие же? Она не объяснила?
– Она сказала, что ей очень хочется объяснить.
Или она только прикидывалась, заманивала меня.
Саша рассказала, что Лариса назначила ей встречу в кафе, в центре, но когда она собиралась, позвонила Юлия Борисовна. Что было дальше, следователю известно. Следователь записал название кафе и пообещал проверить, ждала ли ее Лариса Николаевна. Саша взглянула на него и решилась:
– Я бы сразу вам позвонила. Но все-таки решила пойти на встречу с ней. Она обещала привести самого Корзухина. Сказала, что он подтвердит ее невиновность.
– А он что-то про это знает?
– Наверное… Я знаю, что когда-то, очень давно, у них был роман. Первая любовь. Потом Иван ушел в армию, а девушка его не дождалась, вышла замуж. Кажется, так. У меня был ее портрет той поры, но Денис Григорьевич выманил его у меня.
Портрет и сейчас должен быть у него.
«Что-то я не видел там никакого портрета», – нахмурился следователь. Он видел, что Саша искренне желает помочь, но она вызывала у него некоторые подозрения. Почему Васильковская обратилась именно к ней, выбрав ее из множества практикующих реставраторов? Саша не знала этого. Почему Саша сразу не поставила его в известность, что одна из картин Корзухина сдана ей на реставрацию? Ведь об этом зашла речь при первой же их встрече, в тот день, когда убили Катину тетку. Тем не менее следователь ни разу ее в этом не упрекнул. Саша достаточно подробно описала, как она была связана грабительским договором и запугана Денисом. Кроме того, показания Саши не противоречили предыдущим показаниям, так что за это ее нельзя привлечь к ответственности. Она просто кое о чем забывала упомянуть, а теперь вносила полную ясность. Следователь подписал ей пропуск.
В тот же день родители Ларисы Васильковской согласились дать показания. Отец до сих пор не вполне оправился от удара. Речь у него была замедленная, маловразумительная. Позже выяснилось, что он в те дни на ногах перенес микроинсульт. Но Ларисина мать согласилась говорить за двоих. Следователь не стал вызывать ее в следственное управление и навестил дома. Она показала комнату, где в последние дни жила Лариса. Ее вещи, ее косметику, ее детские игрушки, до сих пор сидевшие на пианино. Женщина держалась довольно спокойно, только временами ее взгляд становился каким-то загнанным, бестолковым.
Она чувствовала неладное и не понимала, в чем дело.
О том, что ее дочь подозревается в двух, а то и в трех убийствах, женщине не сообщали.
– Значит, Лариса Николаевна только что ушла от мужа? – уточнил следователь.
– Да, к сожалению… По крайней мере, я очень расстраивалась. Но что-то у них не заладилось.
– И часто такое случалось?
– Да вот первый раз… – Женщина крепко сжала руки в замок, глядя на следователя. – Боже мой, но
