— Вы ведь тоже учились с ними. И у меня есть подозрение, правда, еще неясное…
Катя вдруг поняла, а поняв, внезапно вспыхнула:
— Вы думаете, что он и меня убьет?
— Не думаю, что убьет, вернее, думаю, что теперь ему будет труднее это сделать, ведь вы знаете о смерти ваших подруг. Но есть такая мысль. Не знаю почему, но есть. Может, потому, что за исключением одной школы женщин этих ничто не связывало.
— Но послушайте… — Катя рассмеялась, и смех этот ей не понравился — он получился визгливым, неестественным. Она заставила себя замолчать и спустя минуту сказала: — Но это просто нелепо. Кому это нужно?
— Это мы и пытаемся понять. — Он сменил доверительный тон на деловой: — И вы нам должны помочь.
— Нет, вы действительно думаете, что теперь он захочет убить меня? Меня? — Катя не находила слов от волнения. — Но почему именно меня?! Почему?! Ведь если вы решили, что он убивает моих одноклассниц, точнее, не моих одноклассниц, я тут ни при чем, я не являюсь точкой отсчета… Просто учениц одного класса. Так ведь нас же было двадцать шесть человек! Вычесть парней — останется меньше половины, человек двенадцать — одиннадцать, у нас в классе почему-то было больше мальчишек, чем девчонок, хотя чаще бывает наоборот. И почему вы думаете, что он захочет убить именно меня?
— Вас или кого-то другого, — сказал он. — Вам будет легче, если это случится?
— О чем вы говорите?.. Но все же вы сказали — убить меня! Я хочу знать — почему?! Вы что же, располагаете какими-то фактами?
— Никакими, — устало сказал он, и она только сейчас заметила его глаза: с такими же покрасневшими веками, как у Тимура. Он провел бессонную ночь. — Никакими особенными фактами мы не располагаем, только теми, что вы виделись с обеими жертвами именно в день их гибели. Это верно?
— Да, тут вы правы… — Она задумалась. — И о чем это говорит?
— Ни о чем. Но вы можете вспомнить что-то, в отличие от других ваших одноклассниц.
— А, так вы потому решили, что я паду следующей жертвой, что я была дружна с обеими… — Она осеклась, чуть не сказав «жертвами», как он, но в конце концов не сказала ничего. — Да, мы дружили со школы, иногда виделись, пожалуй, тут вы правы. Это нас как-то объединяет. Для вас это важно?
— Важно все.
«Где я это слышала? — подумала Катя. — Важно все. И мы были подругами, верно. Мы учились вместе, мы поддерживали отношения. Наша неразлучная четверка — Катя, Лика, Ира, Лена… Лена! Она-то, надеюсь, жива?!» И она немедленно задала этот вопрос. Реакция следователя была молниеносной.
— Лена? Ничего о ней не знаю. Кто это?
— Ну как же… Наша подруга. — Катя оживилась. — Мы дружили вчетвером, понимаете? Держались немного особняком, ну, как обычно бывает в школе… Тесные компании. Я, Ира, Лика и она. Если уж вы решили искать среди ближайших подруг убитых новые жертвы, то это будем мы: я и Лена. Вот я вас и спрашиваю.
— У вас есть ее координаты?
— Телефон. — Катя достала записную книжку и продиктовала следователю телефон Лены Напалковой. — Прошу вас, позвоните ей сейчас! А то и вправду что-нибудь случится!
— Подождите меня тут.
Он вышел из комнаты и отсутствовал несколько минут. Катя за это время успела о многом подумать и в конце концов пришла к одному выводу: случайности в этом деле быть не могло, тут следователь был прав. Могло быть что угодно, но не случайность. «Маньяк обычно действует в своем любимом районе или убивает женщин, как-то отвечающих его личному вкусу, то есть достаточно однотипных, чем-то похожих. Но чем могли быть похожи Ира с Ликой? Ничего у них не было общего, кроме того, что мы учились вместе и после не теряли друг друга из виду. И все же он выследил их, подстерег, убил и обошелся с ними почти одинаково, если не считать того, что Лику изнасиловали… Лика, несчастная Лика… Что будет с ее сыном? Тимуру он не нужен… А сын Ирки? Кому теперь нужен он? Кому вообще нужны чужие дети? Все охают и ахают: ах, сиротки! Но стараются держаться от чужих сирот подальше, чтобы не навлечь на себя расходы и проблемы… И теперь судьба этих детей сложится совсем иначе, чем в том случае, если бы их матери остались живы… У меня детей нет, никто не осиротеет. Да что это я?! — оборвала она сама себя. — Что за мысли? Осиротеет! Да разве меня убьют? Разве смогут? Разве захотят?! Кому я сделала зло?» И тут же она поймала себя на мысли: «Сделала, и даже очень сделала». Но думать об этом сейчас не было смысла, иначе это увело бы ее слишком далеко.
Следователь вернулся и, встретив ее взгляд, покачал головой:
— Ее нет дома, она на работе. Я говорил с ее сестрой.
— С Наташей?
— Да, ее зовут Наталья. Она моложе своей сестры?
— Да, у них большая разница, во всяком случае, вместе они не учились, — вздохнула Катя. — Так что ее из числа будущих жертв можете исключить. Но с Леной все в порядке?
— Да. Она должна вернуться через час. Тогда я поговорю с ней самой. Я предупредил сестру, чтобы она, в случае если та позвонит, велела ей немедленно возвращаться домой и быть осторожной.
— А мне? Мне тоже надо быть осторожной?
— А как вы думаете? — Следователь потер лицо рукой и снова уселся напротив Кати. — Я вам прямо скажу, что такие дела ненавижу. Больше всего.
— Ненавидите разговаривать с будущими жертвами? — уточнила Катя. — Или ненавидите маньяков? Вам случалось уже заниматься подобными делами?
— Это моя специальность.
— Тогда вы ненавидите свою специальность, — вздохнула она. — Что ж, бывает…
Следователь никак не прокомментировал ее замечание, а предложил ей ответить на несколько вопросов. Сам он закурил новую сигарету и снова предложил Кате пачку. «Рассеянный следователь, не запомнил, что я не курю, — подумала она. — Нам, девочкам из 10 „А“, крупно повезло. Маньяк, которого ловит рассеянный, невыспавшийся следователь».
А он тем временем задавал вопросы:
— Когда вы виделись в последний раз с Ардашевой?
— Позавчера, пятого мая. Я у нее стриглась. Я всегда стригусь у нее.
— Вас не было в списке, который мы у нее нашли.
— В списке?
— В списке, куда она вносила желающих подстричься у нее в тот день. По записи.
— А, ничего удивительного, она меня никогда не вносит… — начала было Катя, а закончила, после запинки, куда тише: — Не вносила. Стригла без очереди. Как старую знакомую.
— О чем вы говорили?
— Не помню. Ни о чем.
— Как так? — Он поднял на нее усталые глаза, перестав чиркать ручкой в блокноте. — Прошу вас вспомнить. Вы сами понимаете, что это важно. Ну, например, не говорила ли она, что у нее неприятности? Что кто-то ее преследует, что она встретила недавно старого знакомого и тому подобное?
— Вот как раз ничего подобного, — возразила Катя. — Надо знать Иру. Она никогда не жаловалась ни на что. На личные дела тем более, была сильной личностью, так все и считали, еще со школы.
— Прекрасно, но о чем-то вы все же говорили? Никогда не поверю, чтобы парикмахер стриг кого-то молча, особенно своего знакомого.
— Ну, о чем-то, не более… Она говорила, что хотела бы отдохнуть в этом году где-нибудь за рубежом, спрашивала меня, где дешевле и лучше. Я рекомендовала ей Словакию. Я работаю в турагентстве, — пояснила она следователю. — Со мной консультируются многие мои знакомые.
— Прекрасно. Что-нибудь еще? Какие-нибудь имена называла? Может, кто-то назначил ей встречу и она торопилась вас постричь и уйти?
— И снова нет. Я повторяю, не было сказано ничего особенного, вообще ничего, что запомнилось бы. Она просто болтала ни о чем. Говорила, что мне надо остричься покороче, чем обычно.
— Почему?
