– Много хотел.
Следователь резким движением вырвал у него изо рта сигарету.
– Врешь! Что с ребенком случилось?
– Оставьте вы меня в покое. Потерял я ребенка. Сбежала девочка.
– Откуда она сбежала?
– Оттуда, где я ее прятал.
– Ты все это только сейчас выдумал?
– Нет.
– Почему раньше говорил, что убил ее?
Тот пояснил: чтобы его больше не спрашивали. Ему надоело.
– Давай поговорим нормально. – Следователь снова протянул ему сигарету, но Ибрагим не взял. – Что? Курить не хочешь?
– Я не собака вам, чтобы вы у меня изо рта…
– Больше этого не будет. Бери.
Когда Ибрагим взял сигарету и закурил, следователь предупредил его:
– Если сейчас про девочку соврал, сделаешь себе еще хуже.
– А куда еще хуже?
– Найдем куда. Значит, ты ее отвез и спрятал Где спрятал? На своей квартире?
Ибрагим усмехнулся. На вопрос, знала ли о девочке Фатиха, ответил, что не знала.
– И на складе десятого июля с тобой не была? Молчание. Потом неохотный ответ:
– Была. Откуда узнали? Она же умерла.
– Что такое отпечатки пальцев, знаешь?
Ибрагим заявил, что девушка не убивала. Но видела, как он убивал. Пыталась помешать. Он ей сказал, чтобы не путалась под ногами. Да, она пыталась удержать его от ограбления и убийства, но он ее не слушал. Больше не виделись. Она просила о встрече, но он отказал.
– Послушай, как выглядит твой день пятого июля, – подвел итоги следователь. – Рано утром ты встретил Инну, подвез ее на машине, но не туда, куда она просила. Убил ее и спрятал труп. Поехал к ней домой, за известное вознаграждение забрал девочку, отвез куда-то и спрятал. Не пожалел денег, чтобы девочку тебе отдали. Надеялся больше за нее получить? Так?
– Так.
– Потом ты ограбил склад, где работал твой знакомый. Знакомого убил. Ты заранее придумал ограбить склад именно в этот день? Или решил сделать это после того, как убил девушку?
– Не помню.
– Не помнишь, значит? Куда отвез девочку, тоже не помнишь?
– Какая вам разница.
– Хорошо. Когда она от тебя сбежала?
– На днях.
– Когда именно? Два дня назад? Три?
– Больше.
– Как ей удалось сбежать? Ей же полтора года. Ты что выдумываешь?
– Она уже ходила.
– Верно. – Следователь протянул ему еще одну сигарету. – Возьми.
– Не хочу.
– Возьми, потом захочешь. Так ты говоришь, она от тебя своим ходом ушла? Ногами?
– Her. He видел я, как она ушла. Может, кто-то украл.
– Ты понимаешь, что сказки мне рассказываешь? Кому она нужна?
Ибрагим вздохнул и ответил:
– Спрашивайте что хотите. Я вам на все отвечу Я не отказываюсь. А вот как она убежала – не могу понять, хоть убейте.
Глава 20
Девочку нашли в центре города среди бела дня. Она сидела на скамейке на одном из бульваров и вяло играла какой-то щепочкой. Платьице на ней было красивое, но грязное и мятое, носочки почернели, один башмачок был расстегнут и почти сваливался, длинные белокурые волосы свисали жалкими кудельками. Она была совсем одна. Проходившая мимо молодая женщина с коляской обратила внимание на заброшенного ребенка, подошла, спросила девочку, где ее мама. Девочка с трудом подняла на нее сонные глаза. Женщина встревожилась, но добилась от девочки только одного – она хочет пить. Про маму так ничего и не сказала. Позже, в милиции, куда женщина привела ребенка, девочка держалась все так же сонно, ничего не говорила, не плакала, ничего не просила. Напилась воды и тут же задремала. Фотография Оксаны была во всех отделениях милиции.
Но и позже, когда она прошла медицинское обследование и восстановительный курс лечения, Оксана разговорчивей не стала. На все расспросы отвечала только, что все время спала, спала и больше ничего не делала. Ее организм был совершенно истощен большими дозами снотворного, нервная система расшатана, пищеварение работало с трудом. Она не узнала Ибрагима. Не узнала женщину, еще не старую, которую теперь должна была называть бабушкой. Впрочем, не удивительно – ведь Оксана раньше редко ее видела. Нана Георгиевна плакала. К тому времени, когда ей разрешили забрать ребенка, Оксану ждал гардероб из самых красивых и нарядных вещей, которые только смогла найти женщина. Девочка покорно позволяла себя наряжать, как куклу, покорно сидела у бабушки и дедушки на руках и вообще была тиха и послушна. Но по ночам ее мучили кошмары, и она просыпалась с криком, вся в поту, растрепанная и дрожащая. Все свои сны она тотчас забывала, и Нана Георгиевна ничего не могла от нее добиться. Единственное, что девочка вспомнила как-то из своего кошмара, – это было женское лицо, которое склонялось над ней. Эта женщина не была ее матерью, у нее были черные волосы и темные глаза. Оксана говорила, что она брала ее на руки и быстро уносила куда-то.
Среди всех этих переживаний и радостей Нана Георгиевна не забыла сделать одну вещь. Когда она узнала от следователя все подробности похищения Оксаны, она поехала по тому адресу, где прежде жила дочь. Нашла квартиру Александры, позвонила, и, когда растрепанная рыжая женщина открыла дверь, Нана Георгиевна, не говоря ни слова и не переступая порога, быстро и уверенно отхлестала ее по щекам, так что они приобрели багрово-свекольную окраску. На правой руке Нана Георгиевна носила кольцо с бриллиантом, так что Александра, помимо неприятных воспоминаний, обзавелась еще и глубокими царапинами на лице.
Когда Ибрагиму стало известно, что девочка нашлась, он пожал плечами и равнодушно сказал:
– Я же говорил – убежала или ее украли. Откуда я знаю как?
Следователь был потрясен тем, что девочка нашлась, и сам теперь не знал – верить этому человеку или нет? В конце концов, тот сам во всем признавался. Его приговорили к высшей мере.
Документы Арифа быстро привели в порядок. Правда, для этого ему пришлось на время вернуться в Дамаск, зато, когда он снова приехал в Москву, Мухамед встретил его на своей роскошной белой машине и поцеловал, когда тот подошел к нему. Все-таки они родственники.
Ариф стал работать на том складе, где сперва торговал Сафар, а потом – Гамат. О Сафаре иногда спрашивали покупатели, приехавшие из провинции за товаром. О Гамате почти никто не спрашивал, возможно потому, что работал он всего несколько дней и к нему не успели приглядеться. И Ариф был этому очень рад. Только как-то раз на склад зашла вдова Сафара, Марина. Она еще больше располнела, приоделась, ее волосы были теперь обесцвечены до самых корней, держалась она уверенно. Выпила кофе с финиками, рассказала, что работает в магазине, не в арабском, нет. Копалась в товаре, выбирая для себя приличный костюм, и Ариф не смел ей ничего возразить, хотя у него было указание торговать только оптом. Уже уходя, она спросила:
– Где же Гамат? Уволили? Странно. В чем же он провинился?
И Ариф, вместо того чтобы ясно и четко ответить: «Да, Гамат уволился, уехал на родину», что-то забормотал и долго еще ощущал неприятную слабость в спине. Вспоминать было тяжело и страшно, и ему казалось, что о Гамате она спросила с умыслом. Впрочем, она больше на склад не приходила.
О жене он вспоминал часто. Хотел позвонить в Питер, но не решился. Он боялся всего: Лены, ее
