не подобрали партизаны, он бы погиб. Недавно он выбрался из окружения и вернулся в свою часть.
Груня вышла из дому, как хмельная. Ветер утихал. За оголенным леском всходило солнце.
Там, за рекой, у одной из тоненьких рябинок, прибитых январскими морозами, Родион впервые поцеловал ее.
Она шла навстречу ветру вдоль реки и улыбалась сквозь слезы.
Она думала, что теперь ей ничего не будет страшно; что бы ни свалилось, она все вынесет, все вытерпит!
И все в ней и вокруг нее кричало о Родионе, весь мир вызванивал: живой! И даже чудом уцелевший на осине малиновый лист бился и трепетал от радости: живой, живой, живой!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Три раза гулкое весеннее половодье будило горы, и вот уже снова клокотала под тонким синим ледком шальная вода, горы дышали теплом; колыхалось над распадками, над темно-зелеными волнами тайги сиреневое марево; тянуло нагретой смолью, прелой, прошлогодней листвой, талой землей, дымом.
Оседали бурые снега, падала от стволов голубые тени — голубые, как хвосты песцов. По утрам, в холодные рассветы, к бурным вскрывшимся рекам выходили медведицы. Поднимая морды, они призывно ревели, жадно хватая мокрыми ноздрями сырой, пахучий ветер.
На оголившееся темя бугров, вырвав гибкие ветви из-под снега, выбегали сизые кусты яргольника и жимолости. Проколов тугими бутонами Снежную корку, расцветал на белом снегу фиолетовыми раструбами кандык, плескались нежные голубовато-лиловые лепестки ветрянки, курчавилась точно облепленная пушистыми шмелями верба.
Река гремела галькой, ярилась в белой пене, летали над ней ранние гости алтайской весны — пестрые гоголи, у прибрежных ив поднимали неистовый галдеж скворцы.
Весна разбередила Груню. Как и прежде, не могла она устоять перед властным желанием — глядеть не наглядеться в заветные, родимые дали, допьяна насытиться тягучим хмельным ароматом земли, послушать беспечную воркотню реки. Были в этом томительном чувстве и жажда новизны и нетерпение труженицы, руки которой тоскуют по здоровой крестьянской работе.
Но нынешняя весна была для нее особенно желанной: она ждала из дальних чужеземных краев своего Родиона. Часто, просыпаясь среди ночи, Груня в счастливом смятении думала о том, что скоро заново начнется ее неспокойная, но богатая радостями жизнь.
Поезд пришел ночью. Зажав в руке кнутовище, Терентий бегал от вагона к вагону, напряженно, до ряби в глазах, вглядывался в каждого встречного. Вот сейчас, сейчас мелькнет перед ним родное, скуластое лицо сына!.. Но таяли минута за минутой, а Родион не показывался.
Терентий не заметил, как домчался до самого паровоза; шипучая, упругая струя пара ударила ему в лицо, и он повернул обратно.
Постукивая длинным молотком по колесам, шел вдоль состава осмотрщик в чумазой, засаленной спецовке. Покачивался фонарь, бросая красные лохмотья света на маслянисто-темные лужицы и мокрый щебень; кто-то пробежал, грохоча сапогами, по крыше вагона: стоявшие у подножек суровые, неприступные проводники равнодушно поглядывали вверх. Терентий потянулся было к одному из них: «Не в вашем ли, дескать, вагоне лейтенант Васильцов ехал?» — но тот так грозно блеснул глазами, что старик смутился и, махнув рукой, побежал вдоль поезда.
Он уже терял всякую надежду на то, что сын вообще вернется домой: мало ли что могло случиться в дороге!
Поезд лязгнул железными суставами вагонов и, тяжело, натужно дыша, уполз в дремучую чащу ночи.
Терентий постоял на платформе, тоскливо провожая тающий, вправленный в темень рубиновый огонек, потом, как-то сразу свянув, сгорбился и поплелся к выходу. «Не приехал! Не приехал!»
Но едва на лицо Терентия упала резная, колеблющаяся сетка тени от палисада, негромкий, смятый волнением голос позвал:
— Тятя!..
Терентий вздрогнул, сердце его зашлось от радости. У чугунной ограды стоял сын в новой, ловко сидевшей на нем шинели, на погонах мерцали серебристые звездочки, по светлому лицу метались паутинки теней.
— Родька! — выдохнул Терентий и успел сделать навстречу только один шаг.
Родион опередил отца, сжал его в сильном, мужском объятии, обдавая запахом дорогих папирос и еще каким-то незнакомым, нездешним.
— Чего ж ты схоронился и голоса не подаешь? — с ласковой ворчливостью выговаривал старик.
— А я, тять, выбрал наблюдательный пункт. Если, думаю, за мной кто приехал, все равно никуда не денется: словлю!..
«Ишь, набрался военной премудрости!» — подумал Терентий, гордясь таким бравым сыном и вместе с тем испытывай чувство некоторой неловкости от того, что было для него в Родионе непривычно новым — одежда, в которой он увидел его впервые, и грубовато-властный голос, того и жди, что скомандует: «Кругом арш!», и крупноскулое возмужавшее лицо.
— Где ж твое имущество?
— А вот, тятя…
За спиной Родиона, у ограды, вспыхивая на электрическом свету металлическими уголками, стоял смугло-желтый чемодан.
— Заграничный, — протянул Терентий, и Родион не понял, сказал это отец в похвалу или в осуждение.
Но через минуту, вышагивая за отцом по мощенной булыжником станционной площади, услышал:
— Его, заграничное-то, пырни пальцем — и насквозь… У нас вот в деревне кое-кто привез разные вещи. Сверху горит, играет цветами, аж глаза режет; неделю поносит, а нутро-то у вещей гнилое…
— Да, барахло, а не чемодан, — согласился Родион, — купил на берлинской толкучке…
Они подошли к подводе. Пахнуло на Родиона ароматом сухого сена, и, как зов далекого детства, возникло озорноватое желание разбежаться, прыгнуть в розвальни, зарыться головой в пахучие вороха.
— Орел ты, парень, у меня! — восхищенно басил Терентий и, отвязывая застоявшихся лошадей, нетерпеливо поинтересовался: — Много всяких медалей получил?
Родион ответил не сразу.
— Особым, тять, хвастаться нечем — в голосе его прозвучала неприятно поразившая отца черствость. — У нас вон в районе, слыхал, двое с золотой звездочкой вернулись…
— Завидуешь?
— Нет, тять, что с нее, с зависти-то…
Если бы сын отвечал более охотливо, Терентий живо бы поинтересовался, за что получена та или иная награда, но сейчас, возясь у хомута, он только подумал: «И раньше никому ни в чем не хотел уступить!.. Неужто таким и остался?»
— Как дома? — сидя уже на охапках сена, спросил Родион.
— Ничего, покуда все живы и здоровы… Кони рванула с места крупной, машистой рысью, полозья
