ногами в сруб, потихоньку отпускали веревку.
Голос Родиона уже гулко плыл из глубины, веревка ослабла, и Груня поняла, что Родион достиг ледяного нароста.
Она наклонилась над срубом.
— Есть?
Голос Родиона докатился из пустоты:
— Без топора трудно… Да ладно, наколю ножом.
Булькали, падая в воду льдинки, иногда черное, шевелящееся внизу тело липло к стенке, и тогда в бархатистой бездонности колодца вспыхивали звезды.
— Тяните-е-е!..
Схватив конец веревки, Груня почувствовала, что сейчас ей намного тяжелее. Она осторожно перехватывала веревку, прижимая ее к верхнему накату колодца, передыхала и снова тянула.
Вдруг веревка скользнула в ее руках, во Груня что есть силы рванула ее к себе и мгновенно обмотала вокруг руки. И хотя они поднимали Родиона вместе с Кланей, а с другого конца помогал им Ваня, Груне казалось, что эту немыслимую тяжесть она поднимает одна. У нее кружилась голова, и, закрыв глаза, она вдруг с ужасом подумала о том, что веревка может не выдержать тяжести и лопнуть. Сжав губы, Груня тянула и тянула, и, когда над срубом блеснула полная льда бадья и руки Родиона ухватились за верхнее бревно, она была почти без сил.
Куски льда загрохотали в ведро, от Родиона повеяло зимней стужей и колодезной сыростью.
Груня подняла ведро, Родион взялся за дужку с другой стороны. До самого дома они не обмолвились ни одним словом.
Груня положила на лоб Павлика пузырь со льдом.
Глаза мальчика, темные, влажные, с тревожным обожанием следили за каждым ее движением. Потом он притянул ее руку, прижался щекой к ладони, закрыл глаза.
— Отдохни, а я пока посижу возле него, — сказал Родион.
— Нет, ты иди… Я сама справлюсь…
Родион придвинул к кровати стул, сел, взял с этажерки газету.
«Упрямый какой! Кто его просит?» — раздраженно думала Груня, встала и щелкнула выключателем.
В горенке стало темно, только сквозь узкую щелку неплотно прикрытых дверей торчал пучок света.
— Так он будет спать спокойнее, — словно оправдываясь, сказала Груня.
Родион ничего не ответил, будто его и не было в комнате.
Тишину ночи точил сверчок Спокойно дышал мальчик, глухо, как через подушку, доносился стук будильника.
Сколько просидела Груня в темноте с открытыми глазами, она не знала. Скоро глаза будто набились пылью, веки отяжелели, и, прислонясь к спинке кровати, Груня задремала.
Среди ночи она вдруг встрепенулась, ей примстилось, что она лежит в шалаше, девчата давно работают, а она проспала.
Но голова ее удобно лежала на маленькой подушечке. За окном скрипел отцепившийся ставень.
— Спи, спи…
Груня вздрогнула, Услышав голос Родиона. Он стоял у окна, как на часах.
Она промолчала, снова коснулась щекой подушки, услышала ровное дыхание Павлика, и сон пригрел ее.
Пробудилась она на рассвете. В доме было тихо. Ставень, прикрыв наполовину окно, не качался; сквозь другую половину просеивалась мучнистая пыль света.
Груня осторожно поднялась, расправила занемевшие руки и взглянула на кровать. Павлик спал. Лицо его было бледным, но спокойным.
Родион тоже спал, сидя на стуле около этажерки с неразвернутой газетой в руках, склонив на грудь голову. Как свянувший цветок, висел над его выпуклым лбом темный чуб.
С непонятной для самой себя придирчивостью разглядывала Груня его бритое, чуть порозовевшее от сна лицо, глубокие морщинки на лбу, которых никогда не замечала раньше, светлые седые иголки в волосах.
«Устал, — подумала она. — Надо разбудить, пусть ляжет как следует».
Она поймала себя на том, что невольно любуется Родионом, И перевела взгляд на Павлика: нежные, как лепестки розового мака, щеки, полуприкрытые, будто склеенные чем-то прозрачным, ресницы.
В сенях она встретила Маланью с подойником в руках.
— Спит? Полегчало ему? Ну вот, и слава богу!..
Свекровь еще о чем-то хотела спросить, с задумчивой нежностью глядя на невестку, но постояла минуту, другую и вышла.
Груня разбудила спавшего на сеновале Зорьку:
— Беги в совет! Доктор утром обещал позвонить…
— Поздно спохватилась, — позевывая, сказал Зорька, — там уже боец нашей урожайной команды сидит у телефона. Еще вчера с вечера приказ дал… Сейчас схожу, проверю.
Часа через два он прибежал, довольный, сияющий, и, стоя у окна, размахивал бумажкой. Груня выскочила в сени:
— Ну что?
— А вот читай, — Зорька протянул ей смятый листок, — телефонограмма, принятая бойцом команды Саввой Жудовым.
Бумажка дрожала в руках у Груни, и она с трудом разобрала нацарапанные карандашом две строчки: «Дифтеритных палочек не обнаружено. Давайте стрептоцид. Полосканье. Через день приеду. Петя».
Груня схватила деверя за плечи, прижав к себе:
— Какой ты хороший, Зоренька!
В сени вошла Соловейко. Зорька покраснел, вырвался из Груниных рук, убежал.
— Ишь, застеснялся. Жених!
Узнав, что Павлику не угрожает опасная в тяжелая болезнь, Соловейко улыбнулась:
— Ну вот и хорошо! А то я на стане всю ночь протомилась, чи ни зробнлось с хлопчиком что-нибудь… Как и раньше, перед боем, что меня убьют, мне не боязно, а за других сердце болит… Если бы ты знала, какие люди за нас умирали, какие люди!.. Как убьют кого-нибудь, у мене как кусок от сердца оторвут. Убегу и тихосенько слезы лью… Знаешь, как я за твого Родиона боялась! Он, как ветер, первым кидался на ворога!.. — Она задержала на подружке пытливый и вместе с тем чуть просящий взгляд. — Я все собираюсь сказать тебе, Груша… Я тебе просто, по-солдатски… Неверно ты робишь! Я сама была в обиде на Родиона, когда он до людей спиной обернулся. А теперь я бачу, это той самый хлопец, какого я знала на войне. И нельзя с ним так… Бывает так, что мы чашку расколем и жалеем… А если в душе у человека пройдет трещина, нам и горя мало.
— Откуда ты видишь, что мне горя мало? — словно оправдываясь, проговорила Груня.
— Я и тебя и Родьку люблю! — горячо продолжала Соловейко. — Если вы разойдетесь, я от вас уйду! Хоть я не чувствую за собой провины, мне все ж здается, что я в вашу хату несчастье принесла.
— Ой, что ты, Соловеюшко! — чуть не плача, крикнула Груня и обняла подружку.
— Меня не проведешь… Я бачу, шо и ты его любишь… — шепнула девушка, но не договорила: на пороге вырос Родион.
— Грунь, Павлик проснулся…
— Я сейчас, сейчас… — растерянно сказала Груня и, не взглянув на Родиона, потупясь, пошла в избу.
Глава четырнадцатая
