—
Действительно, я об этом как-то не подумала.
—
Тебе не нужно думать об этом, Вэл. Это не твоя проблема.
—
Это моя проблема, милый. Просто она стала твоей.
Какая разница, чьей она стала? — Юджин устало повел плечами и прикоснулся кончиками пальцев к моей щеке. — Главное, что эта проблема существует, и ее надо решить. Все очень просто, Вэл. А ты по привычке все усложняешь.
—
Ой ли? — Я обхватила его ладонь у своей щеки и крепко сжала ее.
—
Не спорь со старшими, советская женщина! И чему тебя только учили в пионерской организации?
—
Истинам.
—
Истинам учит жизнь.
—
Дурачок, это и была наша жизнь.
—
И каким истинам вас учили?
—
Сам умирай, но друга выручай.
—
Потрясающе! А еще что-то умное?
—
Учиться, учиться и учиться.
—
Чему?
—
Коммунизму, естественно!
—
Здорово! Еще что-нибудь помнишь?
—
А как же! Жить и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия!
—С кем бороться, родная?
—
Неужели не понимаешь?! С такими типами, как ты, Милый. Потому что с нашими, как я поняла с возрастом, бороться совершенно бесполезно.
—
Но это же несправедливо! — шепнул он мне на ухо.
—
А почему, собственно, шепотом? — тихо поинтересовалась я.
—
Я пытаюсь создать интимную обстановку.
—
Как насчет того, чтобы сделать это в другом месте, причем прихватив меня с собой?
—
Я не могу, Вэл! У меня работа!
—
Твоя работа — быть со мной.
—
Это не работа, милая. Это судьба.
—
Меня охраняет много людей?
—
Ага! — кивнул он. — Почти как Форт-Нокс. Все последнее время эти люди только тем и занимаются, что решают проблемы одной симпатичной воспитанницы пионерской организации имени Ленина.
—
А ты?
—
А я — в первую очередь.
—
Ты решаешь мои проблемы на дне сточной канавы?
—
А что, я на самом деле так плохо выгляжу?
—
Не плохо, дорогой. Ты выглядишь отвратительно. Странно, как тебя вообще впустили в приличный отель.
—
Я воспользовался грузовым лифтом.
—
Неопрятность для мужчины — первый признак отсутствия успеха у женщин.
—
Скажи мне еще что-нибудь приятное.
—
Я тебя очень люблю, Юджин!
—
Скажи еще раз. Только медленно.
—
Я тебя о-бо-жа-ю. Я тебя боготворю! Я бы съела тебя целиком, если бы ты додумался в своей канаве принять душ.
—
Это правда?
—
Под салютом всех вождей!
—
Несмотря ни на что?
—
Ты лежал в канаве не один?
—
Как ты догадалась, дорогая?
—
Ты мне изменил?
—
Нет. Тот, с кем я лежал в канаве, был мужчиной. Причем очень грубым. Он постоянно матерился и говорил, что ненавидит русских.
—
Тогда несмотря ни на что…
—
Мне надо уходить, — он взял мою руку и поцеловал в ладонь.
—
Я понимаю…
—
Мне действительно надо, Вэл.
—
Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть!», — пробормотала я. — Везде одно и то же…
—
Ты понимаешь, что я не имел права появляться здесь даже на эти несколько минут?
—
С моим-то опытом конспиративной работы против таких, как ты?!
—
Я очень скоро вернусь, Вэл.
—
«Три мушкетера» читал?
—
Читал.
—
Помнишь, что сказал Атос, когда д'Артаньян, провожая служанку Кэтти в монастырь, пообещал им же соблазненной девушке, что скоро увидится с ней?
—
Не помню.
—
Он сказал: «Клятва игрока».
—
Но я действительно скоро вернусь.
—
Не жди от меня вопроса «когда?».
—
Спасибо.
—
Юджин, — я обхватила его колючие щеки и приблизила это усталое родное лицо совсем близко к своим глазам. — Ответь мне честно только на один вопрос: где я нахожусь? В очередной тюрьме?
—
Вэл, побойся Бога! — Он подхватил меня на руки и прижал к себе.
—
Отпусти, тебе же тяжело.
—
С чего ты взяла?
—
Тогда, в Праге, Витяня говорил, что я — перекормленная корова и что у него от напряжения что-то чуть не опустилось до колен.
—
Он не уточнил, что именно?
—
Да не помню уже, — пробормотала я, чувствуя, что невольно краснею.
—
А я не помню, чтобы ты мне рассказывала, как Мишин носил тебя на руках.
—
Юджин! — Я ткнулась носом в его колючую щетину. — Случилось страшное: ты меня ревнуешь!
—
А я не должен ревновать?
—
Как полноценный мужчина ты просто обязан ревновать меня. Но только не к Витяне Мишину.
—
А к кому, милая?
—
К этому номеру… — Я сделала левой рукой широкий жест, полностью охвативший ненавистную камеру со всеми коммунальными и прочими удобствами. — Ты уж прости меня за вульгарность, но эта обстановка меня уже трахнула. Еще немного, и я здесь рожу самым постыдным образом.