—
Мне всегда не нравится то, что я делаю.
—
Редкое для женщины качество, — пробормотал Витяня себе под нос.
—
Простите?
—
Я бы рискнул предположить, что у вас мужской склад ума.
—
Вы, по-видимому, хороший психолог.
—
Увы, мы с вами схожи в оценках: как и вам, мне почти всегда не нравится то, что я делаю.
—
Таким образом, можно сказать, что в каком-то смысле мы с вами коллеги, так?
—
Это честь для меня.
—
Отчего же?
—
У меня никогда не было таких очаровательных коллег, Ингрид, — совершенно искренне улыбнулся Мишин.
—
Вы ведь не немец, господин Зденек? — Молодая женщина явно смутилась и перевела разговор в более спокойное русло.
—
Разве я говорю по-немецки с акцентом?
—
О нет! — Хозяйка мастерской осторожно, словно боясь вызвать боль неосторожным движением, покачала изящной головкой. — Вы РАЗГОВАРИВАЕТЕ не по-немецки.
—
Ах да! — хмыкнул Витяня. — Прямо с порога я должен был потребовать у вас свинину с кислой капустой и литровую кружку баварского пива.
—
Я думаю, что в ваших жилах течет очень много славянской крови, — не обратив никакого внимания на реплику Мишина, ответила Ингрид.
—
Н-да, вы разбираетесь не только в цветовых нюансах.
—
Вас расстроило мое замечание?
—
Боже упаси! Впрочем, о моем славянском происхождении достаточно красноречиво свидетельствует имя. — Витяня чуть подался вперед. — По матери я — чех.
—
Что вы говорите?! — Белое лицо Ингрид буквально осветилось широкой улыбкой. — А я по матери — полька.
—
Почти земляки, — улыбнулся Мишин.
И в этот момент в прихожей коротко тренькнул звонок.
—
А вот и Клаус!.. — Ингрид непринужденно встала и направилась к двери.
Все, что делала эта женщина, было буквально пронизано каким-то первородным изяществом. В который уже раз Мишин поймал себя на мысли, что ему приятно наблюдать за этой женщиной, которую он знал всего несколько минут. «Я совсем не в форме, — с какой-то усталой обреченностью подумал Витяня. — Или сказываются последствия ранения, или меня разморила дорога, или эта женщина с ее наивной проницательностью напомнила мне о том, что в моем возрасте многие мужчины уже привыкают возвращаться домой после работы, садиться в кресло и просто смотреть на женщину, которая тебе нравится…»
—
Вацлав!
На пороге стоял пожилой, импозантный мужчина в добротном темном костюме и красном галстуке-бабочке. В зубах у него была зажата огромная пенковая трубка. — С приездом, мой друг!
Витяня встал и сделал несколько шагов навстречу гостю. Мужчины обменялись крепким рукопожатием, при этом Клаус с откровенной симпатией похлопал Витяню по стальному плечу.
—
Ну, я вас оставлю на время, — улыбнулась Ингрид. — А то мой заказчик, наверное, уже нервничает.
—
Но мы тебя дождемся, дорогая? — Клаус бережно привлек к себе Ингрид и шутливо боднул ее изящную головку своей пегой шевелюрой.
—
Конечно, Клаус. Я вернусь примерно через час. Не уходите без меня… — Молодая женщина как-то странно взглянула на Мишина и, изящно махнув рукой, вышла из мастерской.
—
Прелестное создание, — пробормотал Клаус, проводив Ингрид взглядом и усевшись напротив Витяни. — Ее отец был моим большим другом. И, кстати, прекрасным архитектором…
—
То есть это…
—
Это действительно дочь моего близкого друга, — очень внятно произнес Клаус. — И никакого отношения к нашим делам ни она, ни ее квартира не имеет. На всякий случай, рекомендую вам это запомнить!
—
Да, действительно приятная женщина, — кивнул Мишин, с любопытством разглядывая собеседника.
—
Как долетели?
—
Нормально.
—
Никаких осложнений в пути?
—
Вроде бы, никаких.
—
Документы вам выдали в Моссаде?
—
Те, которые у меня сейчас, — да.
—
Как поживает господин Гордон? Не болеет?
—
Кто это? — невозмутимо поинтересовался Витяня.
—
Вы хотите сказать, что покинули Израиль, не побеседовав с господином Гордоном?
—
А если это действительно так, вы что, отправите меня обратно?
—
Покажите мне ваш паспорт.
—
Прошу! — Витяня протянул документы собеседнику.
—
Хороший документ, — пробормотал Клаус, возвращая паспорт. — Умеют работать, носатые…
—
Я должен натурализоваться в ФРГ?
—
Вы что-то игриво настроены, господин Мишин? — в голосе Клауса отчетливо сквозило раздражение немолодого человека, которого с утра беспокоила печень.
—
Вы не очень обидитесь, юноша по имени Клаус, если я скажу, что вы действуете мне на нервы?
—
Что? — от изумления у Клауса чуть отвисла челюсть.
—
Ты вообще кто такой, твою мать? — непринужденно переходя на английский, вежливо поинтересовался Мишин. — Ты что мне здесь застенок НКВД устраиваешь? Я что-то тебе должен, хмырь? А может, ты спутал меня с кем-то и решил, что наши с тобой страны союзники? Я только прилетел из Израиля, дедушка, а на самом деле я — коренной москвич. С оч-чень Большой Лубянки. Слышал про такое учреждение? Быстро говори, зачем вызывали, пока я твою предстательную железу вместе с анусом не вырвал!..
—
Да как вы… — Клаус попытался было что-то возразить, однако под хмурым, сразу приобретшим какой-то оловянный оттенок, взглядом Мишина тут же осекся.
—
Испугался, дедунька, — все так же вежливо отметил Мишин и плотоядно улыбнулся. — Тебя, должно быть, не инструктировали, да? Ты, наверное, большая шишка тут, в Копенгагене? Резидент? Первый секретарь посольства? Карманный аналитик? Кто ты, срань в баночке?
—
В таком тоне наш разговор продолжаться не может… — Чувствовалось, что Клаус, понемногу пришел в себя и начинает борьбу за так внезапно перехваченную инициативу. — Я вынужден прервать нашу беседу.
—
Тогда всего доброго, дедушка!
Резко встав с кресла, Клаус сделал два уверенных шага к выходу, но затем
