Цвигуну, значит, биться лбами намерены именно эти господины. Или кто-то еще, кто стоит рядом или даже НАД ними. Интуиция подсказывала Никифорову, что самое спокойное для него — держаться подальше от этих кремлевского-кагэбэшных страстей. Но как это сделать? Доложив начальнику ГРУ о шифровке, Никифоров оказывался вовлеченным в эту свару по определению: понятно, что его шеф тут же побежит к Устинову, министр обороны, соответственно, к Брежневу, генсек, прежде чем предпринять что-то конкретное, начнет разбираться, и на свет божий будет извлечен он — генерал-лейтенант Никифоров. Шансы на успех в столь сомнительном предприятии — 50 на 50. Валить-то хотят не кого-нибудь, а Юрия Андропова — человека в Кремле далеко не последнего. Короче, либо получишь третью большую звезду на погоны, либо — и это в лучшем случае — пенсионное пособие и теплые напутствия друзей вместе с напольными часами в подарок от родного коллектива. Соотношение 50:50 Никифорова не устраивало. Как и все максималисты, он стремился к стопроцентным гарантиям собственной неуязвимости, а потому отбросил второй вариант, целиком сосредоточившись на третьем.
«Дела у Цвигуна, скорее всего, действительно хреноватые, — думал он, едва заметно покачивая головой и шевеля губами. — Судя по всему, этот беглый подполковник действительно что-то имеет на Андропова. Конечно, надо проверить, действительно ли его приговорили к расстрелу на Лубянке, на самом ли деле была какая-та операция в Латинской Америке и тому подобное. Но если все сойдется, мотивация у этого парня очевидная: он вытягивает из дерьма Цвигуна, а тот, в свою очередь, возвращает подполковника на Лубянку. Все логично. А что Цвигун? Как он должен отнестись ко мне? И кто я вообще для него? Представитель конкурирующей конторы, стремящийся прослыть доброхотом и нагреть руки на чужой беде? Ангел-избавитель, возникший на горизонте в критический момент? Неудобный свидетель? А может, просто непосредственный организатор хитрой игры против него самого? В конце концов, это мой резидент передал шифровку из Лондона… Понятно, что Цвигун никуда не побежит и никому ничего не расскажет о шифровке. В отличие от моего шефа, Цвигуну рисоваться не перед кем — он и так собутыльник Брежнева. С другой стороны, Цвигун — мужик тертый. Очень бы не хотелось оказаться у него на крючке. Так ведь окажусь сразу же: я скрыл шифровку от прямого начальства и передал ее лично Цвигуну. Должностное преступление. Опасно! Погоди-погоди, Иван Федорович! Давай копнем глубже… Допустим, все так и есть. И шифровка Волкова — не туфта, а чистая правда. Что предпримет Цвигун? Поедет на встречу? Как? Без ведома Андропова? Ну, допустим, изобразит первый зампред КГБ какую-то срочную необходимость слетать в братскую социалистическую страну. Только ведь этот самый Мишин тоже не идиот. И за «железный занавес» не высунется — ему, имеющему расстрельный приговор, это вовсе ни к чему. Стало быть, надлежит Семену Кузьмичу мотануть на Запад. И не в составе советской партийно- правительственной делегации, а под чужой фамилией, с чужим паспортом. И обязательно одному. Потому как командирование людей с Лубянки происходит только по личному распоряжению Андропова. Как минимум — Воронцова, шефа Первого главного управления. В общем, темный лес получается. Сунет ли Цвигун голову в петлю? Рискованно. В конце концов, за шифровкой может стоять чья-то хитрая игра. Пускаться в путешествие в одиночку — просто непрофессионально. И потом, как? Он же не попрет через какой-нибудь коридор на южной границе? Риск колоссальный, особенно в сложившейся ситуации. И тогда… И тогда, Иван Федорович, он обратится к тебе. Да-да, именно к тебе, потому как сейчас родная контора для него — хуже эмиграции. И ежели его война с Андроповым достигла такого уровня, стало быть, на Лубянке Цвигун под колпаком. Таким образом, наши шансы выравниваются. Скорее даже, он будет обязан мне больше, ведь ГРУ может дать ему то, чего он никогда не получит на Лубянке… Черт! И все же, самое простое было бы уничтожить к гребаной матери эту шифровку, и никакой головной боли!..»
Приняв, наконец, решение, Никифоров раскрыл небольшую серую книжицу с «вертушечными» телефонными номерами, нашел нужную строчку и набрал номер из четырех цифр. На третьем гудке трубка ожила резким басом:
—
Генерал Цвигун. Слушаю!
—
Здравия желаю, товарищ генерал, — с наигранной бодростью в голосе поприветствовал Цвигуна шеф внешней разведки ГРУ. — Генерал-лейтенант Никифоров из ГРУ побеспокоил.
—
Приветствую вас, Иван Федорович, — голос Цвигуна звучал прохладно, предупреждающе. С наголо обритым, как уголовник, генералом ГРУ Цвигун встречался только на официальных мероприятиях, а по телефону и вовсе говорил считанные разы. — Какими судьбами, коллега?
—
Возник один щепетильный вопросец, хотелось бы обсудить не по телефону…
—
Никаких проблем, Иван Федорович, — автоматически, не думая, ответил Цвигун и почувствовал как резко, сами по себе, стали холодеть кончики пальцев, сжимавшие пластик телефонной трубки. — Вы ко мне или я к вам?
—
Предлагаю нейтральную территорию. Как насчет партии в шахматы, Семен Кузьмич? Насколько мне известно, вы этим делом увлекаетесь?
—
Да вроде бы увлекался лет пятнадцать назад, когда волос было побольше, а дел поменьше, — пробурчал Цвигун. — Но на одну партию, думаю, силенок хватит…
—
Гарнизонный Дом офицеров в Архангельском, конечно же, знаете, Семен Кузьмич?
—
Знаю, — отрывисто бросил Цвигун, обматерив про себя Никифорова. «И это он называет нейтральной территорией, фантомас хренов?! Территориальная единица ГРУ, отстойник для нелегалов с парадными мундирами в бабушкиных шифоньерах!..»
—
Там, правда, еще не завершился капитальный ремонт, — словно угадывая ход рассуждений Цвигуна, как ни в чем не бывало продолжал Никифоров. — Но, думаю, уютную комнату с хорошей шахматной доской и крепким чаем обеспечить смогу. В 21.00 вас устроит?
—
Вполне.
—
Тогда жду, — рокотнул никифоровский бас.
Положив трубку, Цвигун несколько минут не шевелясь сидел в кресле, погрузившись в тяжкие размышления. Следуя самой первой, поверхностной реакции на неожиданную материализацию генерал-лейтенанта Никифорова, он попытался обнаружить хоть какую-нибудь связь между только что состоявшимся телефонным разговором и выволочкой, которую утром ему устроил Брежнев, после чего решительно отверг такую возможность. Не тот уровень, не тот стиль. ГРУ — это, прежде всего, Дмитрий Федорович Устинов — старый военный снабженец и хитрован, напяливший на себя, благодаря хорошим отношениям с Брежневым, маршальский мундир, на который он не имел ни малейшего морального права. После Малиновского и Гречко — боевых генералов, за плечами которых были блестящие победы на фронтах Отечественной, — широкозадый и по-граждански рыхлый Устинов, наблюдавший войну на почтительном расстоянии, в окуляры стереотруб или по кадрам кинохроники, смотрелся в погонах с маршальской звездой как исполнитель главной роли в провинциальном театре оперетты. И тем не менее его личные отношения с Устиновым были ровными. Министр обороны всегда недолюбливал Андропова, не опускаясь, правда, до открытых стычек. Цвигуна Устинов держал на почтительном от себя расстоянии, членом КВП он не был. И не потому, кстати, что ни в чем не нуждался. Просто возможности Устинова на одном из трех главных постов в стране были настолько обширными, что давали этому человеку все необходимое без помощи посторонних. В материально-техническом плане Советская Армия всегда являлась государством в государстве, чем, кстати, очень напоминала находящуюся в длительном автономном плавании подводную лодку, обеспечивавшую себя всем необходимым и независимую от базы. И все же подсознательно Цвигун чувствовал, что Устинов ни при каких обстоятельствах не ввяжется в кагэбэшную междоусобицу. Стало быть, Никифоров — типичный службист на военных харчах, который не был завязан ни в одну кремлевскую цепочку — по определению не может быть посланником смерти. Тут что-то другое…
Сняв трубку внутренней связи, Цвигун набрал номер Цинева.
—
Слушаю! — по телефону циневский тенор казался еще тоньше.
—
Выпить хочешь?
—
Есть за что?
—
Либо за здравие, либо за упокой, — хмыкнул Цвигун. — Повод есть всегда.
