— Понимаю.
— Ступай, у тебя мало времени.
— Вы больше ничего не хотите мне сказать, святой отец?
— Я уже все сказал. И да хранит тебя Господь…
— У вас будут неприятности из-за меня?
— Наивное дитя… — старик улыбнулся и встал. — Что значат эти неприятности по сравнению с тем, что меня ждет в любую минуту? Суета сует. Ступай и будь осторожна…
Я понимала, что нужно бы как-то поблагодарить этого человека, сказать ему какие-то добрые слова, но в голову ничего путного не лезло, да и время торопило, и я покорно поплелась к двери, физически ощущая на спине взгляд старика. Уже открыв дверь, я решилась:
— Не судите ее слишком строго, святой отец.
— О ком ты?
— О сестре Анне.
— А кто дал мне право судить ее?
— Я говорю о душе.
— О душе лучше не говорить, а думать… — он перекрестил воздух мне вслед.
Как только я подошла к кладбищенским воротам, из-за угла послышался звук автомобильного мотора. Машина проехала мимо ворот и стала. Высунув нос из-за холодной решетки, я пригляделась к едва видному в темноте номерному знаку, подсвеченному двумя неяркими огоньками. Три последние цифры были — 136…
25
США, штат Вирджиния. Лэнгли. ЦРУ
Стюарт прокручивал кассету в третий раз. Юджин, который все это время мерял шагами по- спартански обставленный кабинет первого заместителя начальника русского отдела ЦРУ, без конца курил, стряхивая пепел на серый ковролит.
— Благородно! — хмыкнул наконец Стюарт, нажимая клавишу диктофона. — Насколько я знаю этих ребят, расплачиваются они всегда неохотно. Но если уж их прижмет, то на совесть… — Он откинулся в кресле и с хрустом потянулся. — Который час, Юджин?
— Уже шесть.
— Что скажешь?
— Одно место в этом плане мне не нравится, — буркнул Юджин, не переставая ходить.
— Только одно?
— Одно особенно.
— Ее вывоз в Швейцарию?
— Значит, и вам тоже, Крис?
— Ты думаешь, они пойдут на вскрытие дипломатического багажа?
— Насколько мне известно, сэр, это вы у нас главный эксперт по русским. — Юджин оседлал стул и скрестил руки на его жесткой спинке. — И это вы мне, а не я вам, должны объяснить, что КГБ, если он чего-то очень хочет, может пойти на что угодно. Никто и не будет официально вскрывать багаж: его согласно всем правилам пропустят к самолету вместе с курьером. Но пьяный грузчик случайно выбьет в нем доску и для пущей верности проткнет монтировкой. Или водитель автокара случайно уронит его на бетон и наедет на содержимое. Или таможенный инспектор у грузового люка — тоже совершенно случайно — прольет внутрь литра два серной кислоты или обронит туда дымовую шашку… А потом мы получим официальные извинения, причем на правительственном уровне, не ниже. Дескать, извините, господа, досадная оплошность, виновные наказаны, посажены, расстреляны… А русские здесь вообще ни при чем. Что они, за всех союзников обязаны отвечать?..
— Но они же не будут протыкать или травить кислотой всю диппочту, — возразил Стюарт, закуривая сигару. — Ты представляешь себе масштабы такой акции?
— Зачем же всю? — Юджин встал и вновь начал расхаживать по кабинету. — Всю не надо. Только определенных габаритов. Не меньше ста семидесяти четырех сантиметров плюс туфли и прическа. Наше посольство в Праге часто переправляет дипломатические грузы таких размеров?
— А если через другое посольство?
— А через любое, хоть китайское! Инструкция не меняется. Людей у них хватает. Они же не дураки, Крис. И работают масштабно, причем никому не доверяя — ни врагам, ни своим. Могу держать пари, что в обозримом будущем, пока эта история не завершится, во всех таможнях Чехословакии будут пасти любую диппочту, независимо от посольства-отправителя. Даже болгарскую. И потом, в отличие от нас, у них нет открытой границы с Мексикой, через которую можно запросто проскочить на взятом напрокат автомобиле, спрятав в багажник президента США и предъявив карточку национального страхования, которую сам же сделал на уроке рисования. Железный занавес, круговая оборона, одно слово — социалистический лагерь. Короче, этот вариант не проходит, Крис. Не говоря уж о том, что он слишком легко просчитывается.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне не нравится, что они вышли непосредственно на Моссад.
— Почему? Это в их манере.
— Мне не раз доводилось сталкиваться с людьми КГБ в своем регионе, в Латинской Америке. Так вот, антисемитизм у этих парней в крови: наверно, они за него получают надбавку к жалованью. А тут вдруг Андропов сам выходит на евреев и предлагает им честную сделку. Это значит, Крис, что Мальцева им действительно нужна позарез и…
— Что?
— И чтобы получить ее, они готовы поручкаться даже с евреями.
— Что ж, звучит убедительно, — кивнул Стюарт. — Выходит, они просто предприняли отвлекающую акцию с тем, чтобы кто-то — либо Моссад, либо мы — дернулся и извлек ее на свет Божий. А там…
— А там, — подхватил Юджин, — или они ее накроют в Праге, или, пойдя за неимением альтернатив на унизительный для себя обмен, получат ее в Швейцарии прямо из наших рук…
— И все-таки какие-то шансы у нас есть, с этим ты не можешь не согласиться.
— Шансы на что?
— На то, чтобы вывезти ее из Праги, обменять на Тиша и тем самым заткнуть пасть израильтянам, а потом вернуть ее обратно.
— Вы действительно в это верите, Крис?
— Почему нет?.. — Стюарт пожал плечами. — Кроме того, ты, на мой взгляд, недооцениваешь Тополева. Я думаю, Андропов очень хочет получить его обратно, и вряд ли они станут рисковать его головой.
— Я говорил Уолшу, могу повторить и вам, Крис: Тополев — отыгранная карта. Безусловно, русским бы он пригодился, однако после того, как вы его хорошенько выпотрошили… — Юджин вдруг замер. — Кстати, Крис, вы действительно вытянули из него все?
— Парень, ты лучше побеспокойся о том, чтобы наших людей среди бела дня не расстреливали в Аргентине, — буркнул Стюарт.
— Словом, Тополев — та фигура, которую с одинаковым эффектом можно и сохранить на доске, и пожертвовать.
— Пусть так. Но это не меняет главной задачи: найти самый безопасный, в рамках реального, вариант ее вывоза из Чехословакии, — резюмировал Стюарт. — Этим ты и займешься, дружок. Займешься на месте, в Праге…
Юджин молча уставился на Стюарта, пытаясь совладать с нервами.
— Как я понимаю, отказываться ты не будешь?
— Вы правильно понимаете, Крис.
