— Ты же сама жаловалась, что не можешь выйти ко мне без макияжа, — улыбнулся Юджин. — А сегодня вечером на тебе будет как минимум килограмм первоклассной косметики. Качество и исполнение гарантирует Кевин…
31
Швейцария. Женева
Как и накануне, ровно в десять утра в цюрихском представительстве «Аэрофлота» зазвонил телефон.
— Слушаю?
— Господин Онопко?
— Я.
— Мы с вами встречались вчера…
— Я ждал вашего звонка.
— Вчера, помнится, мы так и не пообедали…
— Считаете, что пришло время наверстать?
— Похоже на то.
— Я готов.
— Опять в Женеве?
— Почему бы и нет?
— Сегодня?
— Согласен.
— Вы не забыли отель «Beau Rivage»? Тот самый, возле которого была убита императрица Австро- Венгрии?
— Я уже говорил вам, что не интересуюсь историческими параллелями.
— Тогда сделаем иначе. Напротив отеля расположен ресторан «Фондю». Можно встретиться там.
— Никогда не бывал в этом ресторане…
— Настоятельно рекомендую! — голос в трубке заметно оживился. — Я угощу вас грюйером.
— Что это такое?
— Расплавленный сыр в белом вине. Его подают на спиртовке в глиняном котелке, а внутрь опускают хлеб на длинной вилке. Объедение!..
— В котором часу?
— Если не возражаете, не будем отступать от традиции. В четыре.
— Договорились, — сказал резидент, положил трубку и нажал кнопку звонка в панели письменного стола. Увидев неслышно появившегося на пороге Игоря, Онопко бросил:
— В консульство. Срочно.
Игорь Колодников, которому Онопко полностью доверял, все делал основательно. За время их совместной работы в Швейцарии служебный автомобиль представителя «Аэрофлота» ни разу не останавливала за нарушение правил движения весьма придирчивая дорожная полиция, что, учитывая постоянные пробки на дорогах и гигантское скопление машин в деловой части Цюриха, являлось фактом примечательным. Приглядывая на первых порах за своим молодым телохранителем, Онопко убедился, что Игорь во многом похож на него самого и принадлежит к той редкой категории людей, которые практически не совершают ошибок. Удостоверившись в этом, Виктор Иванович во время поездок в автомобиле полностью расслаблялся, позволяя себе предаваться размышлениям, зачастую не имевшим прямого отношения к его служебным обязанностям. Это была поистине неоценимая роскошь для человека, ведущего двойную жизнь. Чем дольше Онопко жил на Западе, тем сильнее он ощущал свое внутреннее сродство с этим спокойным, сытым, благополучным миром, где не имели понятия об очередях, где не принято было громко разговаривать и размахивать руками и где вместо совершенно бессмысленных лозунгов на красном кумаче красовались пестрые, хорошо исполненные рекламные щиты, значительно более яркие, конкретные, а главное — проникнутые куда большей ответственностью за написанные на них слова. Иногда Виктор Иванович фантазировал, будто родился в Швейцарии, получил здесь образование, обзавелся семьей, купил виллу в Лозанне и стал добропорядочным гражданином этой безмятежной страны. Как правило, эти фантазии вызывали у Виктора Ивановича двоякое чувство: понимая всю их нереальность, Онопко в то же время ясно отдавал себе отчет в том, что прекрасно бы ужился здесь и в этом качестве. Вполне возможно, он потому и не испытывал классовой ненависти к этим вежливым, спокойным и неизменно подтянутым людям, что в глубине души сам был таким. Причем богатство, достаток швейцарцев трогали его меньше всего: Онопко никогда не знал материальных забот, а кое в чем мог даже дать фору многим преуспевающим швейцарцам. Внутреннее спокойствие и достоинство людей, среди которых он жил четвертый год, их умение в любой ситуации чувствовать себя полностью раскрепощенными и независимыми — вот что подкупало, а порой и просто очаровывало страдающего от комплексов резидента советской разведки, вот что составляло истинную ценность жизни, которая при всех его связях и власти была недоступна ему. Сам себе он напоминал тяжелый якорь поставленного на прикол корабля, настолько глубоко ушедший в вязкое, илистое дно, что извлекать его было бы не только бессмысленно, но и опасно…
От раздумий оторвал Виктора Ивановича лающий клаксон «мерседеса» — таким образом Игорь по инструкции оповещал внутреннюю охрану советского консульства о прибытии. Усатый полицейский- швейцарец, наблюдавший за подступами к консульству из стеклянной будки-колпака, махнул рукой в знак приветствия. Две миниатюрные телекамеры, установленные на бетонных опорах, плечи которых стягивали цельнометаллические ворота без единого оконца или смотровой щели, синхронно сошлись на «мерседесе», после чего стальная стена ворот бесшумно откатилась в сторону — ровно настолько, чтобы в образовавшееся пространство могла въехать служебная машина представительства «Аэрофлота».
Кивком поздоровавшись с офицером безопасности у входа, Онопко быстро спустился в цокольный этаж консульства, где размещалась комната спецсвязи швейцарской резидентуры КГБ. Набрав на вмурованном в стену телефонном диске комбинацию из девяти цифр, Онопко подождал, когда стальная дверь откроет ему доступ в комнату, после чего, оглянувшись, быстро вошел внутрь.
Всю меблировку комнаты спецсвязи составлял огромный письменный стол с единственным телефонным аппаратом, книжный шкаф и врезанный в стену сейф. Торцовая часть комнаты была отделена от основного помещения металлической решеткой из толстых прутьев, за которой размещались коричневые шкафы с автоматическим оружием, гранатами, пластиковой взрывчаткой, детонаторами и цинковыми ящиками с боеприпасами.
Не снимая плаща, Онопко набрал номер, прижал трубку к уху и, в ожидании ответа, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и чуть ослабил узел галстука — топили в консульстве на совесть.
— Карпеня слушает.
— Здесь Онопко, Игорь Иванович.
— Здравствуй, Виктор!
— Он позвонил.
— Когда встречаетесь?
— Сегодня. В четыре.
— Думаешь, дамочка уже у них?
— Похоже на то… Если, конечно, все это не блеф.
— Та-ак… — Карпеня тяжело засопел в трубку. — Значит, они готовы. Что ж, тогда и мы начинаем. Как считаешь, Онопко?
— Нет проблем. На какой день назначать?
— Давай на послезавтра.
— А если он захочет раньше? Скажем, завтра?
— Не пойдет. Нам нужно еще двое суток, не меньше. Кое-каких людишек подбросить, то да се…
