отлетают от бронированных чудищ, не причиняя им ни малейшего вреда… Картина была настолько отчетливой, словно и не ухнули в небытие двадцать с лишним лет, словно жизнь остановилась на тех страшных ветреных днях, когда на фоне реальной опасности третьей мировой войны и развала коммунистического блока в Восточной Европе решалась и его, Андропова, личная судьба.
Надвигающийся крах своей карьеры Андропов по-настоящему ощутил в тот момент, когда в Будапешт со специальной миссией и неограниченными полномочиями прилетели Микоян и Суслов. Появление последнего, практически никогда не покидавшего Москву и слывшего исключительно теоретиком, не произвело на Андропова никакого впечатления. У Суслова не было ни опыта, ни вкуса к организационным делам. Но Микоян…
К тому моменту на рабочем столе Хрущева в кремлевском кабинете уже лежали три аналитических доклада, подписанных Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Венгрии Юрием Андроповым. И на каждом из них стояла резолюция председателя КГБ СССР генерала Серова: «Полностью согласен!» В этих докладах рекомендовались силовые методы разрешения конфликта в Венгрии: введение крупных войсковых контингентов, безжалостное подавление попытки вооруженного переворота и физическое устранение Имре Надя — идейного вдохновителя мятежа, человека, имя которого стало символом свободы для венгерской молодежи. И вдруг в самый критический момент, когда, казалось, уже ничто не сможет изменить ситуацию, в Будапеште появился Анастас Микоян, слывший в тогдашнем составе Президиума ЦК партии «голубем». Этот хитрый, чрезвычайно умный и скользкий, как обмылок, политик считался непревзойденным мастером по урегулированию щекотливых моментов во взаимоотношениях между Кремлем и его восточноевропейскими вассалами…
Их личная встреча в звуконепроницаемой шифровальной комнате советского посольства в Будапеште была непродолжительной: Микоян терпеливо выслушал соображения Андропова, потом пожевал губами и с сильным армянским акцентом, глотая слоги, спросил:
— Вы хоть понимаете, к чему может привести реализация вашего плана?
— Понимаю, товарищ Микоян. Но считаю этот план единственно приемлемым! — твердо ответил тогда Андропов, хотя и отдавал себе отчет в том, что, противореча Микояну, он наживает, возможно, самого крупного врага за всю свою политическую карьеру. Микоян, имевший очень сильное влияние на Хрущева, мог добиться отмены вторжения, предложив взамен альтернативный план бескровного урегулирования конфликта, и тогда… Однако пути назад уже не было, и Андропов решил сыграть ва- банк.
Через три часа Микоян вылетел в Москву. Что именно произошло в столице, Андропов не знал. Но на следующий день две дивизии под командованием маршала Ивана Конева буквально утопили Будапешт в крови. Имре Надь в последний момент сбежал в Югославию, под крыло маршала Тито, Конев и Серов получили за будапештскую операцию ордена Суворова, а на пост генсека ВСРП был назначен извлеченный для этой цели из тюрьмы Янош Кадар… Стратегически же силовое подавление вооруженного восстания малочисленной группы молокососов с автоматами явилось победой Андропова и сокрушительным поражением Микояна. И только в конце шестидесятых годов, возглавив КГБ, Андропов узнал наконец, на каком тонком волоске висела его судьба. Он запомнил эту стенограмму наизусть, как стихотворение.
На этом месте стенограмма обрывалась. Несколько раз Андропов пытался выяснить, чья же умная голова подшила этот документ в папку с личным делом Громыко, кто тот безымянный аналитик, столь блистательно просчитавший главную ценность этого документа — фактическое прикрытие Андреем Громыко молодого честолюбивого посла, однако так и не добился ответа.
«Нет, — размышлял Андропов, осторожно, чтобы машину не повело юзом, нажимая на тормоз. — Он не мог позвонить просто так. И это не какая-нибудь очередная политическая интрига: Громыко в них участия не принимает из принципа. Но что тогда?..»
По возрасту, положению и характеру обязанностей в Политбюро Андропов числился среди первых, если не самым первым в немногочисленной когорте потенциальных «сменщиков» дряхлеющего Леонида Брежнева. Это и только это обстоятельство могло быть причиной звонка Громыко. А раз так, значит, дела плохи, значит, нависла какая-та угроза.
«Что ж, — подумал Андропов, переключая скорость. — Посмотрим, что скажет нам „мистер Нет“…»
— Хочешь горячего чаю? — Громыко в валенках, заячьей ушанке и серой телогрейке, наброшенной на толстый, ручной вязки свитер, был похож на обычного московского дворника — не хватало только метлы в руках. С этим обликом диссонировали лишь очки в тонкой французской оправе, сделанные явно не в советской «Оптике».
Усмехнувшись про себя невольно возникшему сравнению, Андропов стряхнул с ботинок налипший снег, потер их о частую металлическую сетку перед лестницей и кивнул:
— С удовольствием, Андрей Андреич.
Поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо коттеджа, выстроенного в традиционной русской манере — нарочито грубо отесанные бревна, резной конек, наличники на окнах, — Андропов, следуя за хозяином, миновал прихожую, целиком отделанную тесом, и попал в уютный холл, третью часть которого занимал выложенный обожженным кирпичом камин, в котором полыхал огонь и трещали чуть отсыревшие дрова.
— Раздевайся, Юрий Владимирович, располагайся, — кивнул Громыко на массивное кресло- качалку. — Я сейчас вернусь, только чай заварю…
Исчезнув за деревянным выступом, разделявшим холл и кухню, хозяин оставил гостя в одиночестве буквально на пару минут. Андропов едва успел снять пальто и повесить его на рожок старомодной деревянной вешалки, как Громыко уже появился, чуть подволакивая ноги в меховых тапках, с великолепным серебряным подносом, уставленным стаканами, вазочкой с конфетами и пузатым расписным чайником.
Поставив поднос на круглый столик у кресла, Громыко подошел к камину, подхватил длинный металлический прут, поворошил дрова и, не оборачиваясь к гостю, сообщил:
— Два часа назад у меня на Смоленской был Вебер.
Рука Андропова, разливавшего чай по стаканам, на мгновение замерла.
Аккуратно прислонив прут к камину, Громыко присел к столику на маленький табурет и с любопытством взглянул на Андропова:
— Что скажешь?
— Странно.
— Что именно?
— Резидент ЦРУ в кабинете министра иностранных дел СССР… — словно размышляя вслух, протянул Андропов, аккуратно ставя чайник на поднос.
— Тебе не доложили, что я согласился его принять?
— Нет.
— Плохо работают твои люди, Юрий Владимирович, — хмыкнул Громыко.
— Мои люди работают хорошо, Андрей Андреич, — по тонким губам Андропова скользнула вежливая
