неопределенности невозможно даже теоретически: у женщины в этом смысле очень стойкий иммунитет. Можно лишь развлечь или отвлечь ее на какое-то время. Причем подавляющему большинству женщин, даже самым толковым бабам, вполне достаточно абсолютно идиотской по форме и содержанию фразы типа: «Дорогая, все будет хорошо!» И это — при минимальнейших требованиях к личности успокоителя. Сущие пустяки, если разобраться: чтобы эти слова были сказаны трезвым, выбритым и по возможности неженатым человеком. Вот все.
С моей стороны было бы не просто наивно, но и глупо рассчитывать на тонкость и психологический такт Витяни Мишина — киллера-одиночки, скрывающегося, как и я, от охотников и еще меньше рассчитывающего в случае чего на пощаду. Но подсознательно я все-таки ждала, что Витяня если и не успокоит меня, то хотя бы объяснит, почему он так напряжен. Как и любому человеку с развитым стадным инстинктом, его нервозность передалась мне, и не лишенная приятности дремота, одолевавшая меня в комфортабельном «мерседесе», рассеялась, как туман под отвесными лучами солнца.
Потянувшись за сигаретой, я обнаружила, что коробка «Парламента» пуста. Почему-то мне стало очень обидно.
— Курить хочется, — тихо напомнила я о своем существовании.
— Мне тоже, — буркнул Витяня, пристраиваясь в хвост какой-то обшарпанной «шкоде».
— Может, остановимся где-нибудь и купим? — я старалась сохранять дружелюбный тон. — Не говоря уж о том, что я не ела с утра.
— Я тоже.
— Да что ты заладил, как кукушка: «Я тоже», «я тоже»?! — не утерпев, взорвалась я. — Ты б еще Островского начал цитировать! Совсем охренел?!
— Посмотри в боковое зеркало, — без видимой связи тихо приказал Мишин.
— Я и без него знаю, что выгляжу, как чучело.
— Не на себя, идиотка! — рявкнул Мишин. — Назад посмотри!
Кинув косой взгляд в роскошное, втиснутое в хромированный металл и черный пластик боковое зеркало «мерседеса», я увидела фары нескольких машин, следовавших от нас на некотором удалении.
— Ну и что? — я пожала плечами. — Мы без толку колесим по городу. Естественно, впереди и позади едут машины. Что тебя так встревожило? Не бизоны же за нами топают…
— Посмотри внимательнее! — Витяня уже шипел, как проткнутая отверткой камера. — Видишь красный «жигуль»? Третья машина в левом ряду. Ну, разуй глаза, дубина! Видишь?..
Я взглянула в зеркало внимательнее и молча кивнула.
— Так вот, подруга, эта тачка шпарит за нами уже пятнадцать минут.
— Мало ли… — поеживаясь от внезапно охватившего меня озноба, пробормотала я. — Может, совпадение? Чего на дороге не бывает…
— Совпадение, говоришь? — Витяня вдруг по-мальчишески шмыгнул носом и, прищурив воспаленные глаза, начал что-то высматривать впереди. — Что ж, подружка, давай проверим…
Минуты через две мы подъехали к светофору. Витяня ощутимо сбавил скорость и почти плелся, словно чего-то выжидая. Через мгновение я поняла, чего: когда зеленый свет сменился желтым, Мишин уловил секундную паузу и, пришпорив мощный мотор «мерседеса», рванул под светофор в тот самый момент, когда ярко вспыхнул красный свет.
— Теперь смотри внимательно! — крикнул Витяня. «Мерседес» взвизгнул тормозами и изящно обогнул притулившийся у обочины желтый троллейбус с погасшими окнами и опущенными штангами. — Сейчас ты убедишься, Мальцева, что случайно только кошки родятся да милиционеры…
Как всегда, он оказался прав: через несколько секунд я увидела, как красный «жигуль», обойдя на большой скорости несколько машин, устремился за нами, но в последний момент, видимо обнаружив исчезнувший столь неожиданно объект слежки, пристроился за черной «Волгой» и уже старался больше не высовываться.
— Ну, что теперь, Витяня? Похоже, все? — спросила я и вдруг почувствовала нечто вроде облегчения. Словно прорвало наконец долго мучивший нарыв. Внутренне я уже давно капитулировала. Наверно, еще там, в польском лесу, когда улыбающийся Пржесмицкий помогал мне опуститься в собственную могилу с той же шляхетской любезностью, с какой во времена пани Дульской женщин сажали в карету. Но по-настоящему я выбросила белый флаг только теперь, стекая, как подтаявшее желе, с кожаного кресла «мерседеса».
— Эй! — Витяня схватил меня правой рукой за плечо и тряхнул с такой силой, что я щелкнула зубами. — Мальцева, ты чего? Испугалась, что ли?! Не позорь Мытищи, Валентина! Прорвемся, еще не вечер!
— Самый настоящий вечер, болван, — безучастно возразила я и поинтересовалась: — Что будем делать, комиссар? Пойдем в штыковую или взорвем себя гранатами?
— Да уж придумаем что-нибудь, — очень серьезно откликнулся Мишин. — Не боись.
— А чего они ждут, Витяня? Почему следят за нами, а не хватают сразу? Они что, садисты? А, Мишин? Им нравится наблюдать, как повешенные содрогаются напоследок?..
— Да не то чтобы… Просто еще не уверены.
— В чем не уверены?
— Ну, сама посуди, подруга… — Мишин говорил подчеркнуто спокойно. Я с удивлением обнаружила, что от его нервозности не осталось и следа. То ли таким образом он пытался успокоить меня, то ли этот матерый зверюга, взлелеянный в спецпитомниках советской разведки, учуял наконец, откуда именно грозит опасность, принял решение и теперь, как тигр перед прыжком, собирал воедино все силы. Не знаю… Но говорил он очень просто и доверительно. Без привычной иронии. И я верила каждому его слову. — Они, Валя, скорее всего получили команду реагировать на все подозрительное. А тут — машина с дипломатическими номерами. Кто такие? Откуда в Прагу въезжают? Почему вечером? Да и баба сомнительная в машине… Сейчас они наводят справки. Связались со своим центром, те, в свою очередь, запросили посольство, уточняют имена, номер машины, должность…
— Но им ведь скажут, что…
— Правильно, — кивнул Витяня. — Обязательно скажут. Если уже не сказали.
— И тогда?
— И тогда нас возьмут в кольцо. В искусственный капкан из тяжелых грузовиков, сквозь который даже на «мерседесе» не прорвешься. Только на танке. Они, подруга, не станут стрелять по данлоповским покрышкам нашей респектабельной тачки или завывать сиренами на ночь глядя. К чему нарушать покой граждан? Сейчас не шестьдесят восьмой. Закон и порядок — прежде всего! Они нас просто зафлажкуют, как волков, и вытеснят на удобное место.
— Удобное для чего?
— Чтобы выпить на брудершафт.
— А может, это и к лучшему? — спросила я, не слыша своего голоса.
— Что «это»? — тихо поинтересовался Мишин.
— Устала я, Витяня… Веришь, как собака устала. Да и смысла особого не вижу.
— В чем?
— Ну, допустим, выберемся мы и из этой передряги, что вряд ли, если твои рассуждения — не плод фантазии. А дальше? Попадем в такую же ловушку через пару часов. И так до бесконечности. Устала я от ваших шпионских страстей. Не по мне это все…
— Мне обратно нельзя, Мальцева… — он сбросил скорость до минимума и ехал теперь, почти прижимаясь к бровке тротуара. — Никак нельзя. Понимаешь?
— Догадываюсь.
— Ну вот… — Мишин вдруг полуобернулся ко мне с просветленным лицом. — Слушай, у меня есть идея!..
— Если этот «мерседес» такой же, как у Фантомаса, то я поддерживаю: взлетай!
— Когда выберемся из этого дерьма, напиши очерк, а?.. Или даже не очерк, а повесть. Напишешь, подруга? Ты же у нас талант. Литературное дарование мытищинского разлива.
— Кретин, — улыбнулась я, неожиданно ощутив в горле вязкий ком. — Написать посмертно повесть еще никому не удавалось. Это тебе не орден Ленина получать.
