Александр МАЛЮГИН
ЗАТМИТЬ ЗЕМФИРУ
Попытка героини романа, юной и никому не известной певицы, «затмить Земфиру» похвальна, но, на мой взгляд, второй Земфиры быть не может по определению. Однако в книге очень точно показано, как творчество культовой девушки из Уфы снесло крышу целому поколению. Роман читается на одном дыхании.
Современные 20-летние девушки, шоу-бизнес, пиар, бисексуалы – все для меня объекты экзотические, можно сказать, чуждые. Прочтя текст Александра Малюгина, почувствовал облегчение от того, что живу в параллельной всему этому вселенной. Да и про Земфиру давно забыл.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мы сидим с Маней в ленкомовском «Траме» и занимаемся черт-те чем: она с пытливостью юнната смотрит по видику «Операцию „Ы“, мне изрядно надоевшую, я же кадрю официантку Катю – девушку с обгрызенными ногтями. (Мне кажется, Катя шизофреничка. Я встречал нескольких особей женского пола с такими ногтями, и все они оказывались шизофреничками.) Официантка в легком шоке от моих цепляний и, видимо, принимает нас за извращенцев. „Симпатичная пара ищет красотку без комплексов“ и т. п. Что касается Мани, то она, возможно, была бы и не против. Она у нас „би“.
Но сейчас ей не до моих козлиных игрищ. Вся растворилась в «Наваждении» – второй новелле «Операции», про студентов. Есть чем поживиться: Шурик, невольно выдающий себя за однокурсницу Лиды, ее деловое «расстегни», редкая для того времени обнаженка, совместное возлежание на диване.
– Жаль, что убрали подружку, – говорит Маня то, что от нее и следует ожидать. – Сейчас бы фильм смотрелся гораздо концептуальнее.
Когда зашуганная Катя приносит сырокопченую оленину в клюквенном соусе, мне так и хочется крикнуть на весь ресторан: «Да, Маня, против природы не попрешь! Твоя драгоценная Настя – тот самый персонаж, который тебе необходимо воспевать!» (Маня у нас собирается стать звездой, так сказать, «затмить Земфиру».) Но мне жаль неустойчивую психику Кати, да и скандал в публичном месте – моветон. К черту. К тому же сводить все наши проблемы к одной бисексуальности – неглубокая мысль.
...А ведь поначалу я ухлестывал за Маниной двоюродной сестрой Ксюхой, Маню я тогда не знал. До родов Ксюха была прелестна. Вылитая «Обнаженная Маха» [1] . Округлые формы, порнографический взгляд, но и утонченность и образованность герцогини Альба [2] . Такой девушкой можно было гордиться, и мне действительно завидовали друзья. Кто знал, что у Ксюхи есть тайный порок.
Однажды после спектакля в Театре Ермоловой мы основательно надрались в мексиканском ресторанчике (Ксюха учила меня пить текилу, и я слизывал соль с ее запястий, шейки, верхней губы), сели в такси, но напротив своего дома «Маха» вдруг заартачилась: мол, хочу сегодня спать одна. Впервые видел ее в таком неадекватном состоянии. «Мой долг довести тебя до двери», – твердо сказал я. Ксюха фыркнула, выскочила из машины. Я с полминуты подождал, затем вышел за ней, но валил густой, как сметана, снег, и я потерял девушку в метели. Домофон не отвечал. Пришлось ретироваться. В течение нескольких дней я то и дело набирал Ксюхин номер. В трубке рыдал, завывал, что-то пьяно шептал ее аварийный голос. Я тогда не злоупотреблял, поэтому «Маха» показалась мне просто чудовищем.
Года два мы не виделись. Потом Ксюха объявилась. Она уже поскучала в замужестве, родила Сонечку, развелась. «Быстро», – пробормотал я. Не пила. Это она как-то особенно, интонацией, подчеркнула, будто все два года между нами не прекращалась некая невидимая связь и я без устали думал и беспокоился о ней, скрывшейся в текиловой метели. Но, как часто бывает в жизни, в момент воскрешения Ксюхи я действительно закисал в одиночестве. Сердце мое (и все остальное) жаждало любви. Как говорил Папанов, было «достаточно одной таблэтки...»
Мы договорились встретиться и посетили чайную церемонию в «Китайском летчике». Размеренный безалкогольный обряд символизировал наше обоюдное покаяние и очищение. Обновленные, пропотевшие, мы поехали домой к Ксюхе. Там я впервые и встретил Маню, нянчившуюся с Сонечкой.
...Я на минуту обрываю воспоминания. Показывают клевый эпизод из «Операции „Ы“, где дурачится с распухшим тестом и Шуриком девчушка из колыбели. Помнится, я даже втюрился в нее в детсадовском возрасте.
– О, моя первая любовь! – ору я на весь «Трам», и Катя, пробегающая мимо, еле удерживает на весу поднос с шампанским.
– Да ты извращенец, – улыбается Маня.
– «Меня царицей соблазняли! Но не поддался я, клянусь!» – отшучиваюсь я очередной цитатой.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Интересно, что с самого начала весь наш с Маней роман (или «небесная история», как я иногда говорю) сопровождался цитатами из Гайдая. Я был на них с детства помешан, а на заре «истории» как раз взялся за статью о второстепенных персонажах некоторых гайдаевских комедий. Но меня интересовали не просто эпизодические проходимцы, а люди с культовыми цитатами. (Таковых было немного, тем более ориентировался я на актеров малоизвестных.)
Первым делом я позвонил Нине Павловне Гребешковой, вдове Гайдая. Сформулировал идею. Пауза была красноречивой, и мне пришлось убеждать Нину Павловну, что я вовсе не сумасшедший, хотя понимаю, конечно, сколько шизиков беспокоит ее, и в особенности сейчас, ранней весной, в период обострений.
– Прекрасно, прекрасно, – вымолвила наконец Гребешкова. – И о каких фильмах идет речь?
Я перечислил: «Операция „Ы“, „Кавказская пленница“, „Бриллиантовая рука“, „Иван Васильевич меняет профессию“.
– А не хотите еще взять «Не может быть!»? – неожиданно предложила вдова Гайдая, будто спелую грушу на базаре. – По рассказам Зощенко. Мне этот фильм очень нравится.
Я замялся:
– Понимаете, Нина Павловна, картины тоже должны быть культовыми, знаковыми. Раздерганными на цитаты.
– Ну вот, пожалуйста, чем не цитата? «Грубый век. Грубые нравы. Романтизьму нету».
– А это откуда? А, ну да. «Не может быть!». Но ее же, кажется, Вицин произносит? Какой же он второстепенный персонаж?
– А какие цитаты вы имеете в виду?
Первое, что мне пришло в голову:
– «Где этот чертов инвалид?» Помните? Когда Вицин, Никулин и Моргунов загородили своей таратайкой...
– Помню, конечно. Это, по-моему, администратор на картине, Комаровский. Кажется, он еще жив. Но как его найти, не знаю. Я хорошо помню другого водителя грузовика, с холодильной установкой, откуда еще Никулин барашка пытался утащить. Из «Кавказской пленницы».
– Ага.
– Его зовут Коля Гаро, он тоже, кажется, числился администратором. В принципе я подумала, что координаты и Комаровского, и Гаро, и всех остальных нужно искать на «Мосфильме».
– Вот за этот совет спасибо!
– Не за что.
Потом мы еще вспомнили директора базы из третьей части «Операции „Ы“ („И вот учтите, что за это мелкое хулиганство я плачу крупные деньги“ – не самая, конечно, культовая цитата), старушку божий одуванчик („А еще ведь, как на грех, тесто я поставила“ – тоже цитаточка не фонтан), бдительного профессора по кличке Лопух („Профессор, конечно, лопух, но аппаратура при нем“).
– Все они уже умерли, – вздохнула Нина Павловна. – Не представляю, с кем вы будете разговаривать, о чем писать?
– С родственниками, друзьями. Потом, не все же умерли. Вот помните, из «Ивана Васильевича» царица? «Марфа Васильевна я», помните?
