Она оказалась тоже таджичкой, но из Кабула. Мы немного поговорили. Выяснилось, что она была беженкой из Афганистана. Во время эмиграции вышла замуж за индуса-мусульманина. Позже родители её вернулись обратно в Кабул, а она осталась с мужем в своей деревушке. Я купил у неё всю воду. Мы тепло попрощались. Её черные глаза заблестели. Затем она медленно побрела по сухой, пыльной дороге в сторону посёлка. На жёлтом песке остались лишь следы её маленьких босых ног. Мы поехали дальше. Через окно машины вдали виднелась её худенькая фигурка, замотанная в темно-зеленое сари…
29 марта 2010 года
Амрита
Есть своя неописуемая прелесть во встречах с совершенно незнакомыми людьми в чужих, далёких краях…
Поздним дождливым осенним вечером я шёл по узенькой непальской улочке. Вдоль неё росли огромные эвкалипты, а между ними сверкали омытые дождём пальмовые кусты со свисающими гроздьями желтых в крапинку бананов. Пахло окружавшей меня листвой и грозой. Дождь усиливался, и я решил переждать его в одном из придорожных кафешек. Назвать это заведение «кафе» можно лишь с большой натяжкой, скорее подойдет «забегаловка». Заведение было построено из тростниковых прутьев и оказалось очень уютным. Я говорю о том самом уюте, который вы чувствуете, сидя в тёплом и сухом помещении, в то время, когда за окном стоит стеной тропический ливень. Народу внутри оказалось много: никто не хотел выходить наружу. У окна остался единственный свободный стол с двумя плетёными креслами, туда я и присел. Заказал себе чашку непальского чая «nepali masala tea» – это непальский ароматный чай с молоком и добавлением перца, который по цвету очень похож на памирский ширчай. К чаю я взял себе непальских плюшек «doughnot», по размеру очень схожих с русскими большими бубликами, но обжаренных в масле.
Я взглянул за окно – ливень не прекращался. Казалось, что от неба и до земли растянули сверкающие серебряные струны, а меж ними, в тумане, танцевали деревья и кусты. Благодаря щелям между бамбуковыми прутьями в помещении не было душно, но довольно таки влажно. Что поделаешь – тропики. Народ о чем-то мирно гудел. Из небольших колонок тихо разливалась песня «Tum Jo Aaye» из индийского фильма «Once Upon A Time In Mumbai» («Однажды в Мумбаи» – англ.). Она началась мужским голосом, но неожиданно к нему присоединился и красивый женский. Я как раз сделал первый глоток обжигающего непальского чая… и так и застыл от чарующего голоса певицы. Он был настолько милозвучный, что затмевал саму флейту. Ритм песни напоминал стиль «регги» в аккомпанементе со звуками индийских инструментов: ситары, таблака и «harmonic» – традиционного напольного мехового аккордеона. Я заворожено слушал музыку, а за окном шумел ливень. Мелкие листья эвкалипта и огромные пальмовые поблескивали из вечерних сумерек.
– Kursi khali (кресло свободно – непал.)? – услышал я женский голос неподалёку.
Я отвернулся от окна и увидел молодую девушку, которая, оказывается, обращалась ко мне. На ней было промокшее непальское курта-шалваре – традиционная в тех краях одежда. Курта – это свободное платье с глубокими, доходящими до пояса вырезами по бокам, а шалвары – это шаровары свободного покроя, иногда с оборками у пояса и расширением к низу, прихваченные у щиколоток шнурками. Очень красивая одежда.
Я убрал свой рюкзак с кресла и ответил по-английски:
– Please, have a seat. It is not yet occupied (Пожалуйста, садитесь. Оно ещё не занято – англ.).
Она с удивлением посмотрела на меня своими огромными чёрными глазами и молча присела.
– Tapai nepali hoyna (Вы не непалец – непал.)? – с улыбкой и вопросительной интонацией поинтересовалась она, поправляя шарф-шаль на плечах.
– No, I am not Nepali (Нет, я не непалец – англ.), – ответил я. Я уже привык, что многие принимают меня за непальца.
Она тоже заказала себе чаю и плюшек. Затем быстро достала из сумочки пудреницу и ловко начала приводить лицо в порядок. Вытерла влажную кожу сухим голубоватым платочком и привычными движениями подправила помадой линию губ, кокетливо несколько раз поджав их, чтобы выровнять цвет. Она совершенно не обращала внимания ни на меня, сидящего напротив, ни на толпу вокруг – будто находилась у себя дома перед зеркалом. Такая вот уверенная в себе и своей красоте юная девушка. Тем же платком она слегка просушила чёрные как смоль, длинные волосы и взмахом руки перекинула их за спину. Обычно столь непринуждённо ведут себя девушки из средних каст Четри и Невари. От неё пахло духами «Миракль».
В это время песня закончилась, и я спросил у смуглого парня, сидящего за стойкой бара, нельзя ли повторить её снова. Он улыбнулся и повторно включил магнитофон. Сидящие в комнате посетители с улыбкой посмотрели на меня и одобрительно покивали головами. Видимо, не один я был тронут чарующей мелодией и красивым женским голосом. Моя соседка по столику, подняв голову, тоже с интересом посмотрела мне в глаза и сказала по-английски:
– Я так и подумала, что вы из Индии.
– Нет, я не из Индии, – с улыбкой ответил я.
– ???
– Я из Таджикистана, – и, зная по опыту, что многим это ни о чём не говорит, добавил: – Это бывшая советская республика.
– Ааа, это там, где всегда холодно, – улыбнулась она. Видимо, этим все её познания об СССР и заканчивались. А чему удивляться – даже её ровесники в Таджикистане ничего о бывшем Союзе почти не знают.
Она прихлебнула чаю и тоже начала слушать песню.
– Очень красивая мелодия… Мне нравится голос певицы, – продолжил я разговор.
– Мне тоже. А певицу зовут Тулси Кумар.
Затем мы молча посидели, слушая звуки музыки. Я глядел в окно. Дождь не прекращался, и уже совсем стемнело.
Девушка достала из своей сумочки тетрадку и прямо за столом начала что-то записывать.
– Вы, наверное, студентка?
– Да. Я учусь в театральном по классу вокала.
