— Само собой. Я просто для смеха говорю. Мы не антиклопы, — кивнул головой Данила, отхлебывая водочку. — А вот вселенский порядок пора, пора порушить. Разве семнадцатый год — это революция? Ну, для истории, может быть. А по большому-то счету — так, курицам на смех. Мертвые не встали, сознание не расширилось. Великий поэт написал: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Оно, конечно, приятно, но уж больно противник ничтожный…

— Верно, — чуть взвизгнула Ксюша. — Мы не антиклопы! Вы кушайте пирожки-то все-таки, Данила Юрьевич!

— А вот если переделать строчки, — продолжал тихо Данила, — вот так, к примеру: «Мы на горе демиургам мировой пожар раздуем!» — это совсем другое дело, все-таки Боги, мироустроители…

— Браво! — вскрикнула Ксюша. — А я хочу, чтоб и пожар был, и самовар с пирогами рядом!

— Это по-нашему, по-русски, — вставила Алла.

— Но такой переворот не в человеческих силах только, — заметила Лена.

— Нужна подмога.

— Можно! Можно! — замахал руками Данила. — Ведь все связано — и человек, и Боги. Захочет человек — и высшие силы будут не против. Им самим, извините, на современный мир тошно смотреть, небось удивляются: ну ползунки, все кнопки свои нажимают, нет чтобы умереть и воскреснуть. Да дело вовсе и не в смерти или в бессмертии. Погулять надо, на Вселенную, в ее тайнах, глядючи. Грязное рацио выбросить. А ведь назревает, назревает что-то… А если о России, то Российская империя, СССР, Российская Федерация — это все оболочка, панцирь, а на самом деле была и есть одна Рассея-матушка, ничем в глубине своей тайной не тронутая. Одна Рассея, а по ней гуляет лихой человек — лихой в духе, в интеллекте. То непостижимое ищет, то песни поет, то около черной дыры пляшет или с погибелью в жмурки играет. И ничего, кроме Рассеи, нет! И ничего больше не надо!

Всех охватил какой-то необъяснимый восторг, ошеломляюще-бурный. Бросились целовать Данилу, обнимать. Степан и тот стал жать ему руку, глядя в его лицо как в бездну.

— Хорошо бы, если бы вместо Вселенной была бы одна Рассея наша, — выговорила Лена. — Ведь Рассея — это хаос, Россия — порядок, чтоб Рассею сохранить. Должен быть взрыв, не просто смена цивилизации, а нечто уму непостижимое. Если уж метафизично, то чтоб не отличить живых от мертвых, обыденную жизнь от Бездны…

— Не метафизично, а точно сказала Лена, — перебил ее Данила. — Хаос, великий хаос, в котором зерна непостижимого, — это наша Рассея. Золотые слова ваши, Лена: чтоб обыденная жизнь не отличалась от Бездны. Чтоб умирали и воскресали на глазах. Чтоб с Богами на ушко шептались — ну, это все еще цветочки! Непостижимое должно войти! И веселие посереди! Надоел весь этот порядок: вот тебе царство живых, вот те мертвых, тут умри, тут родись. Все по порядку, законы всякие. Пусть потемнеет небо и глас Божий скажет: «Гуляйте, ребята, гуляй, Рассея, что хочешь, то и будет, гуляй, страна, где невозможное становится возможным! Свободу даю, конец демиургам и всем золотым снам!»

— Ласковый ты наш, —умилилась Лена. — Чтоб сбылось все это!

— По мне, в Рассее и сейчас предельно хорошо, — заявила Ксюша, кутаясь в платок. — На наших буржуев плевать, они ведь тоже наши, они от всего этого торгово-денежного летаргического порядка сами скоро запьют. И либералы с ними заодно. В России в лес войдешь — какой там мировой порядок, все Русью пронизано и тишиной. Только чувствовать надо! А в глаза некоторым, случайно даже, в метро глянешь — Господи, сколько там всего, недоступного для мира сего!

Потом наступило время небольшой передышки.

— Уж больно дух захватило, надо помолчать, — сказала Алла.

— Весь великий Рене Генон — с меня сошел, — заключил Сергей.

Данила в ответ опять захохотал, но уже не тем хохотом видящего разрушение миров. Хохот его на этот раз был мирный.

После некоторой паузы и возни с самоваром, матрешкой и разливом чая в русские, какие-то очень народные пузатые чашки наступил благостный, но недолгий отдых за чаем.

Лена прервала его:

— Все-таки, Данила Юрьевич, надо вернуться к Стасу. Теперь вы знаете, что случилось. Можете помочь? — прямо спросила она.

Опять возникла тишина.

— Скажу откровенно, — ответил Данила, — дело это на самом деле жутковатое и серьезное. Да вы и сами это чувствуете. И даже в мою голову вся эта история пока не совсем укладывается. И дело тут не только в изменении прошлого. Гораздо глубже надо копать. У меня есть только одна наметка, но думаю, она верная. Я знаю целую цепь особых людей, они не связаны между собой, они больше сами по себе, но именно через них можно найти Стаса и понять, что с ним произошло в действительности.

— Что же это за люди? — первым спросил Сергей.

— Пусть Степан скажет. Я его водил, — и Данила кивнул головой в сторону немного ошалевшего Степана.

— Бредуны! — воскликнул Степан — Но серьезные. Очень. Суть я еще не уловил, наверное, ведьма какая-то мешает. Один от самого себя бежит. Чегой-то увидел в себе, от чего чуть с ума не сошел.

— Я двоих показал, — перебил его Данила. — Это цветочки только. Есть крайне не влезающие в рамки.

— Кто же они? Кто? — робко бросил вопрос Толя.

— Как сказать! Точно определить трудно. Их пока немного. Но это, вероятно, мировой процесс. Их будет больше. Это люди, у которых изменился сам тип человеческого сознания — в ту или иную сторону. Они очень разные. Но главный признак — совершенно измененное сознание. Они уже другие, не совсем люди в прежнем понимании.

— Но это слишком глобально, — воскликнула Лена. — Ведь если изменилось состояние сознания — меняется все, и мир в том числе. Для кошки, к примеру, мир совершенно другой, чем у человека…

— Конечно, это глобально, — хихикнула Ксюша. — Но пока незаметно.

И выпила рюмашечку.

— Незаметно, потому что их мало. Они среди нас, но пока мало кто понимает, что происходит, — ответил Данила. — Ведь, ребята, девочки, — кошка-то у вас есть, случаем? (Лена засмеялась.) Там может возникнуть поворот в разные стороны — зависит от того, как пойдет процесс, в какую сторону завертится чертово колесо. Среди них есть, мягко говоря, мрачноватые, словно выползли из преисподней, но иной Вселенной, чем наша… Есть и необыкновенные, как говорят, просветленные, но не ординарно… Обычного ничего в них нет, правда, Степан?.. Есть непостижимые, как воплощение чего-то иного. Но есть и мерзкие, ой мерзкие. И просто — особенные, не наши как бы.

— Да, это тебе не экстрасенсы или провидцы, — процедил Сергей.

— Еще бы! — вздохнул Данила. — Те горизонтальны, в пределах обыденности: что будет, что не будет — какая разница, по большому счету? Это просто способности — раньше таких было немало. Но даже если этих талантов станет слишком много — и то мир изменится, но не кардинально — потому что кардинально все может измениться, только когда изменится сама структура сознания, его характер и вид.

— Ну тогда это будет уже просто другой мир, Земля станет иной планетой, — заметил Сергей. — Неужели к этому идет?

— К чему идет, пока никто не знает. Но эти измененные очень хороши, не дай Бог, если некоторых из них станет много, — ответил Данила, отпивая вино и посматривая на хозяев уже светлым взглядом.

— Кстати, Дашку-то нашу из школы выгнали. Это ребенок ясновидящий, — пояснила Лена Даниле. — Во время занятий встала во весь рост и на весь класс объявила, что сын учительницы назавтра сломает ногу и нос. И тот сломал, конечно. Мамаша Дашина теперь пишет заявление, что провидцев зажимают.

— Тихий такой сумасшедший домик будет, если такие разведутся по миру во многом числе, — хихикнула опять пропитанная наливочкой Ксюша. — Ну, а об этих измененных я уже не говорю, — Ксюша даже немного испугалась своего голоса при этом.

— Кстати, Данила Юрьевич, я тоже немного в курсе… об этих измененных… Слышала, правда, немного, — вмешалась Лена, бросившая и пить, и есть. — Но почему вы думаете, что через них можно выйти на Стаса?

Данила опять помрачнел. Закрыл один глаз даже: «С одним глазом мне легче дышать», — объяснил

Вы читаете Мир и хохот
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату