сделанном, были видны последствия времени. Сам дом практически полностью оказался заросшим крапивой, лебедой по пояс человеку и прочим бурьяном.
Вполне понятное дело, подумалось ему. Война штука такая… мало что после нее может оказаться целым. Что такие вот дома, что люди… Но времени на лирику не было, и капитан продолжил слушать девушку-профессора.
– Это один из входов в систему подземного сообщения Куйбышева. Вы понимаете, почему вам это показывают?
Синицын понимающе хмыкнул:
– Моим ребятам предстоит в ближайшее время идти в Куйбышев, товарищ Венцлав?
– Именно, – ученая кивнула, заставив «хвост» задорно дернуться. – Вы абсолютно верно думаете, товарищ майор.
– Хороша затея, – командир разведчиков чуть побарабанил пальцами по столу. – Все группы должны будут дойти до одного входа? Или пойдет одна, я что-то не полностью понимаю.
– Все, Леш. – Медведев нарезал еще один круг вокруг карты, заложив руки за спину. – Пойдут все, и группа Иванова, если успеет вернуться… наверное.
– Что? – Синицын непонимающе посмотрел на «батю». – Как все? Все разведывательные группы? Для чего, позвольте поинтересоваться, товарищ профессор?
– Вас что-то в этом беспокоит, товарищ майор? – в разговор неожиданно вступил мужчина в очках, до сих пор не произнесший ни слова. И вновь, на данный момент, закуривший.
Синицын немного непонимающе посмотрел на него, приоткрыл было рот, но ничего не сказал. Куминов чуть усмехнулся, глядя на эту немую сцену. Либо «староста» действительно не понимал, чем вызвано недоумение командира всей полковой разведки, либо не понимал того, как работает та самая разведка. Да, на дворе не сороковые годы, а начало шестидесятых, и война позиционная. Но кадры для армии не растут как грибы после дождя. Не говоря про кадры для особых заданий.
Сколько миллионов людей выкосили в стране те самые первые огненные годы, прежде чем успело подрасти его поколение и появиться следующее? Капитану неоднократно приходили в голову такие мысли, но даже озвучивать их в компании самых близких – в голову не приходило. Статью за пораженческие мысли никто не отменял, равно как и товарищей секретных сотрудников, то есть сексотов. А уж как работали машины НКГБ и «СМЕРШа» в сложившейся ситуации, когда каждого десятого стоило подозревать в шпионаже, говорить не приходилось. А тут нате, товарищи офицеры, отправляйте на убой сразу всю полковую разведку. Причем одного из тех полков, которые постоянно на первой линии обороны. То, что идти предстоит на убой, стало ясно сразу после того, как Куминов понял, что фотографии у всех одинаковые. И сложного тут ничего не было.
Фотографии абсолютно одни и те же. Видят их командиры всех разведывательно-диверсионных групп одновременно с заявлением о том, что пойдут все. Что это может означать? Да только одно, к сожалению. А именно: хорошо, если шансы дойти есть хотя бы у одной. И это, опять же к сожалению, просчитано задолго до того, как эти самые непонятные личности оказались здесь.
Куминов встретился взглядом с Иволгиным. Тот вздохнул и пожал плечами. Он-то тоже все понял, в отличие от Абраменко, который, скорее всего, думал только о том, что будет под Куйбышевом. А не о том, КАК им туда предстоит добираться.
– Беспокоит меня? – Синицын хмыкнул и сказал все то, что только что прокрутил в голове его подчиненный. – Да, еще как беспокоит, товарищ, не знаю как вас там. А еще волнует, тревожит и куча прочих синонимов, включая нецензурные. Их-то я не произнесу, как бы мне ни хотелось. И задачу, которую сейчас мы услышим, мои люди выполнят. Но от этого беспокойство мое меньше не станет. Что там такого, в Куйбышеве, что туда должны пойти все мои парни, расскажете? Ведь не может же быть так, что отправляем мы их за каким-то новомодным фрицевским шнапсом. Каковы шансы, что вернутся хотя бы две группы?
Профессор в юбке, которая во время всего этого монолога молчала, вздохнула, виновато покосившись в сторону разведчиков. Ее спутник поправил очки и затушил сигарету в пепельнице. Жестом, по которому сразу стало ясно, что он нервничает, потянулся еще за одной, но передумал. Снял очки, начав крутить их за дужку. Посмотрел на лица каждого из разведчиков и только после этого ответил:
– Шансов мало, товарищи военные, очень мало. Говорю это вам очень честно, потому что иначе никак. Задача ваша настолько сложная, что ее можно было бы назвать невыполнимой. Но она должна быть выполнена, просто обязана, товарищи. То, что сейчас немцы создают там, в подземельях, может привести к очередному перелому в нашей священной войне. И мы не должны позволить этому случиться, мда. Может быть, продолжим? И тогда все ваши вопросы должны получить свои ответы. Да… товарищ майор?
Он повернулся к Синицыну, который вопросительно поднял брови.
– Я все прекрасно понимаю и опасения ваши могу разделить полностью. Но поймите, что так надо. И не мне, как вы могли подумать, дескать, мало ли что необходимо этим ученым-зазнайкам, что вы, ни в коем случае. Это нашей с вами Родине надо, понимаете? Давайте уже продолжим, перелистывайте, товарищи офицеры дальше, перелистывайте.
Куминов и Иволгин переглянулись, пожали плечами и дружно перешли на следующую страницу. По коже капитана пробежали мурашки, очень ощутимые мурашки от страха. Следующие фотографии были… узнаваемыми.
Те самые лица, которые он уже видел. Перекошенные в гримасе ярости и бешенства, с белесыми, кажущимися выцветшими, глазами. Только тут они были не черно-белыми, как фотографии дома на предыдущей странице. Цветные снимки, сделанные каким-то неведомым профессионалом, очень четко, качественно, с близкого расстояния. Возникало ощущение, что объектив камеры находился практически напротив этих самых людей с гримасами лютой ненависти ко всему вокруг. И это заставляло насторожиться. Ведь согласно информации, доведенной до военнослужащих после результатов исследований, такое было просто невозможно. Немцы, участвовавшие в бое под Уфой, принимали свой препарат непосредственно перед атакой и шли вперед в начальный момент его действия. Пик приходился на то время, когда они достигали позиций обороняющихся красноармейцев. Почему?
Куминов прекрасно запомнил то, что действие чудо-сыворотки, или как там назвать то, что принимали безумные фрицы и гансы, было очень кратковременным. Да вдобавок делало сами объекты воздействия чрезвычайно агрессивными и неуправляемыми. То, что само немецкое командование опасалось собственного вундерваффе, подтверждали пулеметные расчеты прямо за отправной точкой атаки тех егерей. Заградительные отряды, призванные, если что пойдет не так, просто покосить всех, кто может пойти не в ту сторону. А тут, приходи, кума, любоваться, прямо постановочные фото с композицией и портретами. Что это могло означать? Да то, для себя понял Куминов, что случилось наиболее плохое: немецкие высоколобые нашли возможность контролировать сам этот процесс. Либо…
– Фотографии сделаны непосредственно в Берлоге, – симпатичная профессор Венцлав произнесла это все так же негромко и опять очень четко. – В одном из ее исследовательских отделов. Не в том, что нас интересует.
– Где? – Куминов не сдержался. Вероятно, эмоции, которые появились во время быстрого анализа этих фотографий, отразились на лице. Потому что обращалась она, говоря все это, именно к нему.
– Берлога, товарищ капитан. – «Староста», все же извлекший следующую сигарету, закурил. «Смершевец» лишь покачал головой, глядя на него. Сам-то он, несмотря на многолетнюю привычку, еще ни разу не задымил. Стало хорошо заметно, что сигарета подрагивает в пальцах, волновался старик, волновался. – Так они называют собственный комплекс. Вроде потому, что как еще называть здесь, в России, подобное место. Тем более «Волчье логово» у них уже есть. А тут, извольте видеть, логово медвежье. Снимок сделан немецким фотографом, переправлена пленка к нам агентом. Так вот, товарищи офицеры, те самые солдаты, с которыми вам доводилось уже иметь дело, не самое страшное из того, что там есть. Хотите знать, что там есть страшнее? Перелистывайте страницу.
Все молчали, и в этой тишине четко было слышен шелест переворачиваемых страниц в скоросшивателях. Куминов чуть помедлил и сделал то же, что и остальные.
Вытянутые худые фигуры, без каких либо признаков одежды на них. Сплошь покрытые еле-еле заметными серыми наростами, густо покрывающими всю поверхность тела. На первой фотографии они лежали рядком на чем-то типа длинных металлических столов. Вот они же, только в непонятных,
