происходящего:
«При допросе присутствовали всего три человека — он сам, Сергеев и Медведев. Было, странное, страшное и незабываемое чувство. Медведев, белый как полотно, сидящий на стуле перед столом, за которым сидел Сергеев. Сознание того, что он умрет, было написано на его лице. Он знал, что ничто его не спасет от наказания за цареубийство. Медведев, низким взволнованным голосом, рассказывал о том, как был убит император, императрица, больной царевич Алексей, великие княжны, и их слуги…»
Это кажется убедительным при первом прочтении. Но мы должны понять, что рассказ Остроумова, написанный десятилетие спустя, был частью письма, предназначенного для того, чтобы убедить сторонников подлинности Анастасии, появившейся в Германии в двадцатых годах, в том, что настоящая великая княжна была убита в Доме Ипатьева. Ка(к мы дальше покажем, противники «Анастасии» в этом деле не всегда были последовательны. В письме содержатся намеки на нависшую над Медведевым смертельную опасность и о том, что он действительно готовился к смерти.
Его смерть не менее подозрительна, чем его предательство. Свидетельство о его смерти в материалах следствия отмечено датой — 25 марта 1919 года, после того, как Сергеев, его допросил; причиной смерти называют сыпной тиф.
На первый взгляд это весьма вероятно — в области в то время действительно была эпидемия сыпного тифа. Но генерал Дитерихс, который, должен был точно знать, почему он лишился главного свидетеля обвинения, сказал в 1920 году, что Медведев умер «от сердечного приступа» в течение трех дней после того, как Сергеев его допросил.
Сердечный приступ в возрасте 31 года?
Можно было бы не обращать большого внимания на это, но другие свидетели утверждают, что разговоры о болезни Медведева просто скрывали его более мрачный конец. Сэр Томас Престон сказал нам в 1971 году, что Медведев сознался в своем участии в преступлении «под пыткой». Николай Белоцерковский, бывший начальник Военного контроля в Екатеринбурге, находясь за рубежом, сказал другу в изгнании, что Медведев умер после того, как «я его бил слишком сильно». Конечно, обе стороны в гражданской войне использовали пытку, но насильственная смерть Медведева не имела никакого смысла, если он был действительно свидетелем убийства.
Французский офицер Ласье, французский парламентский представитель, который ездил по Сибири с французской военной миссией, был в Екатеринбурге спустя несколько недель после смерти Медведева, рассказывал о своих подозрениях. Ему сообщили распространенную версию, и позже он недоуменно писал: «Согласитесь, очень подозрительным является то, что этот проклятый сыпной тиф появился и лишил историков как настоящих, так и будущих, единственного свидетеля исторического события, которое до сих пор не разгадано?»
Француз не был одинок в своих сомнениях. Серьезную информацию об истории со смертью Медведева мы получили из «черного мешка» с документами, которые мы нашли в Комитете по безопасности, в письме от прокурора Иорданского его начальнику Никандру Миролюбову, прокурору в Казани.
Отстраненный от следствия военными, Миролюбов внимательно следил за делом со стороны гражданской судебной власти. Иорданский сообщил ему о смерти Медведева только спустя три дня: «… спешу поделиться с Вами весьма прискорбным сообщением. Несколько дней тому назад заболел сыпным тифом заключенный в тюрьму по царскому делу Медведев и 25 марта, находясь уже в тифозном бараке, умер.
Перед тем, как поместить его в тюрьму, камера была приготовлена по особым моим распоряжениям. Несмотря на то, что заболевания не было, была произведена особая обработка, т. к. в самой тюрьме по другим камерам было много заболеваний… Медведев умер 25 марта, между тем о смерти его было сообщено н(начальником) тюрьмы лишь 29 марта за № 10, о болезни же его я не был осведомлен.
Поэтому невольно возникает мысль, не было ли в данном случае какое-либо злоупотребление, и не скрылся ли он при содействии кого-либо. Но это лишь голое предположение. С этой целью я дал официальное поручение начальнику] произвести подробное дознание, дав ему по этому поводу личные указания и затребовав метрическую запись о смерти его.
Между тем, усматривая неправильность действий со стороны начальника тюрьмы, через тюремного инспектора я потребовал от него объяснений о причине несообщения мне или судебному следователю Соколову о положении Медведева и о замедленности донесения о смерти его.
Неприятно еще то, что, хотя он и был допрошен обстоятельно по тем данным, которые имелись в деле, но его нужно было допросить вторично, уже по тем материалам (протоколам осмотров вещественных доказательств), которые были введены в дело следователем Соколовым».
Есть ли хотя бы малейшее сомнение? Письмо содержит подтверждение роли Медведева, как об этом рассказал следователь Сергеев, или написал Остроумов, утверждающий, что он присутствовал при допросе.
Но, как ни странно, Соколов сам внес сомнения в значимости его показаний для следствия. В Екатеринбурге Соколов сказал французскому офицеру Ласье, может быть опрометчиво, о чем он позже, возможно, сожалел: «Увы, свидетель умер от сыпного тифа, не продвинув следствие дальше». Чего стоит теперь полное признание Медведева, предположительно полученное при втором допросе, протокол которого находится в материалах белогвардейского следствия?
Возникает даже вопрос, был ли заключенный действительно Медведевым. Согласно генералу Дитерихсу, Медведев назвался Бобиковым, когда его арестовали. Не были сделаны фотографии не только Медведева, но и других допрошенных охранников — странное упущение в следствии, которое тщательно фотографировало вещественные доказательства и имело фотографа.
В итоге, у нас есть только сообщение Алексеева, темной фигуры, арестовавшей Медведева, подтверждающее подлинность его признаний. Если это был Медведев, о чем он действительно говорил следователю? Старший американский офицер разведки в Сибири, майор Слаутер сказал, что преступник сначала «притворялся сумасшедшим».
В марте 1919 года Соколов знал о существовании Медведева и стремился увидеть его как можно быстрее. Но Медведев умер, или, возможно, был убит. У местных белогвардейцев не было никакой причины убивать свидетеля перед прибытием Соколова, поскольку он, единственный из свидетелей говорил, что он лично видел истекающие кровью трупы всей семьи Романовых.
Если они его действительно убили, то есть только одна причина для этого. Он говорил не то, что кому-то требовалось, и должен был быть ликвидирован прежде, чем появится Соколов. Если бы военные зашли так далеко, что попытались заменить материалы следствия другими, не поддающимися проверке, то отстранение Сергеева только помогло бы этому.
Подозрения прокурора Иорданского относительно Медведева в следствии Соколова рассматривались как удовлетворение «требований поиска правды». Однако, предательство Медведева, и подозрительная смерть не позволяют считать его показания ключевыми в расследовании. Второй столб расследования Соколова рухнул.
ДРУГИЕ ОХРАННИКИ, ДРУГИЕ ИСТОРИИ
Некоторые из свидетелей утверждают, что не все из семейства Романовых были расстреляны. Часть была эвакуирована из Екатеринбурга..
«Что, точно ли застрелили Николая II? Вместо него, чтоб другого не застрелили». Такой была первая реакция охранников Дома Ипатьева Ивана Старкова и Константина Добрынина, на сообщение Медведева о расстреле семейства Романовых безлунной ночью 16 июля 1918 года.
Хотя они и слышали звуки выстрелов, доносившиеся из особняка, они отнеслись к новости скептически, с подсознательным чувством — что-то скрывается. Старков ожидал этого, поскольку его
