ценой. Его отношение сильно беспокоит немецкого императора, который проводит бессонные ночи, скорбя о «судьбе» Романовых». Эта часть королевской сплетни свидетельствует о том, что немцы передали секретные предложения о помощи арестованному Николаю, который нашел в себе смелость отклонить их.
Действительно ли кайзер терял сон из-за того, что случилось с Романовыми, поскольку это были его родственники? Появились новые свидетельства, что немецкий император предпринимал какие-то реальные действия для них в те трагические дни июня и июля. 17 июля 1918 года, когда императорская семья исчезла из Екатеринбурга, британского консула в Женеве, Эдварда Мидлтона, посетили два монархиста-эмигранта. Они рассказали ему о немецком заговоре, целью которого было спасти царя, и вручили ему письмо об этом, предназначенное для британского министра иностранных дел. Консул их выслушал и написал письмо своим руководителям в Берн.
Письмо содержит серьезную информацию о планах немцев: «Возможно, князь Лейхтенбергский, кузен бывшего царя был в Берлине месяц назад. Теперь он возвратился в Россию… Очевидно, немцы связались с бывшим царем и предложили ему помощь, от которой он, однако, отказался. Берлин рассматривает вопрос похищения царя и его семьи и вывоз их в Германию, и поинтересовался у швейцарской секции Лиги «За восстановление Российской империи», согласны ли они на план, предложенный Берлином, чтобы похитить царя и вывезти его в Германию…»
Эта драматическая информация поступила в британскую Дипломатическую миссию в Берлине, а затем шифровкой в Лондон. Поздно вечером 21 июля она легла на стол министра иностранных дел лорда Хардинга. Поскольку документ поступил через три дня, после того, как большевики объявили о расстреле царя, его, возможно, восприняли как дурную Шутку. Лорд Хардинг просто поставил изящную первую букву своей фамилии «Н» на сообщении в знак того, что он его прочитал, а два других чиновника добавили лаконичные — «В конце дня» и «Я полагаю, что нет никаких сомнений в том, что царь убит?»
Но спокойствие Уайт-холла, возможно, не соответствовало серьезности сообщения. Такое же сообщение попало в французскую секретную службу в Швейцарии, и французский министр иностранных дел отнесся к сообщению агента серьезно. Это говорит о том, что существовал четкий план, предусматривающий освобождение императорской семьи и вывоз их в Данию. Все понимали, что Романовы находятся в серьезной опасности, и спасение их невозможно без привлечения политических сил.
Французский агент предложил перевезти пленников через занятую немцами территорию России, а затем через Балтику на борту нейтрального судна. Он уверил Париж, что он сделает так, чтобы это было «тайно, не оставляя никакого следа».
Как и в лондонских документах, нет никакого следа, свидетельствующего о дальнейшем развитии событий. Но молчание в документах не отражает действительную реакцию в Уайт-холле и на набережной Орфей. Сведения были переданы устно; они были получены от двух видных монархистов, которые еще раньше получили достоверную информацию — Мориса Познанского, который был коммерческим представителем в российском посольстве в Берлине перед войной и Сватовски, дипломата в Вене. Британская военная разведка сообщала, что они оба находились «под немецким влиянием, если не на жалованье у немцев». Имея такие связи, они могли слышать о немецком заговоре относительно царя.
К тому времени, когда информация достигла Уайт-холла в июле, у немцев был целый месяц, чтобы осуществить свой план. Существует свидетельство, что такой план был разработан, и что спасательная операция фактически началась. Первое — ссылка на британское сообщение, направленное князю Лейхтенбергскому, который только что приехал из России для консультаций в Берлине. Лейхтенберги имели международное влияние, главным образом через их отношения с главами Швеции, Бадена и России. Они направили в Берлин князя Николая, троюродного брата царя, который дослужился до генерала в годы войны, и был адъютантом при штабе. В 1918 году он боролся против большевиков в рядах Белой гвардии на Дону.
И когда он возвращался из своей таинственной миссии в Берлине, он по пути останавливался в Киеве, столице занятой немцами Украины. С достаточной уверенностью мы находим дальнейшие следы немецкой операции в Киеве Лежащий на полпути между Западной Европой и российским центром, Киев был идеальным местом для высших царских политических деятелей и защитников старого режима. Двое из таких мужчин были — белогвардейский генерал князь Александр Долгоруков и киевский предводитель дворянства Федор Безак.
Со звонка телефона Безака начался удивительный эпизод. Человек на другом конце телефонной линии был один из главных дипломатов Берлина, работавший на Украине, граф Ганс Бодо фон Альвенслебен. В 35 лет он осуществлял деликатную связь между немецким Верховным командованием и марионеточным правительством в Киеве. Он симпатизировал российским монархистам, потому что в нем текла российская кровь, и он открыто одобрял возвращение Романовых к власти.
Альвенслебен позвонил, чтобы предложить Безаку и Долгорукому встретиться для срочного важного разговора. Он Сказал, что у него есть жизненно важная информация. Безак согласился. Трое мужчин встретились дома у Безака и разговаривали около часа. Мы знаем, что происходило на этой срочной встрече от генерала Долгорукова, который подробно рассказал эту историю под присягой, три года спустя.
Альвенслебен сразу же объявил, что «кайзер Вильгельм [хочет любой ценой спасти царя Николая II…» Он сделал несколько озадачивших заявлений, сказав, что точное местонахождение царя неизвестно, и просил российских чиновников попробовать получить надежную информацию. Он сказал, что армейский штаб обеспечит безопасность чиновников, которые должны будут передвигаться по занятой немцами территории.
Ничто из этого не имело большого смысла для генерала Долгорукова, который позже рассказывал: «Я чувствовал, что было что-то странное, что-то логически непостижимое в том, что Альвенслебен говорил — почему нужно было посылать российских чиновников на поиски царя на враждебной территории, когда у немцев была большая агентурная сеть там, и их официальный представитель, посланный графом Мирбахом, мог легко в любой момент получить информацию о местонахождении царя?»
Недоумение Долгорукова имело основание. Немцы действительно имели развитую агентурную сеть на Урале, немецкие агенты были и в самом Екатеринбурге. В течение мая и июня немецкие представители открыто приезжали в город, и приветствовались местными большевиками. Жили они в роскошных вагонах поезда, который стоял на железнодорожной станции. В группе находились немецкие генералы и миссия Красного Креста, которые интересовались военнопленными.
Но относительно российского императора, который находился в нескольких сотнях ярдов от них, немецкие чиновники имели другие намерения, отличные от заботы о военнопленных. Корреспондент «Times» сообщил категорически: «…немецкая миссия прибыла в Екатеринбург в конце мая, чтобы установить все о жизни жителей Дома Ипатьева…» Сведения, находящиеся в американских архивах подтверждают, что немцы, все еще работали в городе в июле, когда Романовы исчезли.
Таким образом, для главного немецкого дипломата Альвенслебена не имело смысла просить белогвардейских чиновников искать, где находятся Романовы. Собственные люди Берлина в Екатеринбурге могли сообщить об этом гораздо быстрее, чем российские чиновники, находящиеся на расстоянии более 1000 миль от Екатеринбурга. По каким причинам Германия хотела отвлечь киевских монархистов от этого вопроса, послав их «поймать журавля в небе», было непонятно, и они озадаченные ушли.
Два чиновника действительно прибыли в Екатеринбург, но только после того, как императорская семья исчезла. У Альвенслебена было еще кое-что, что он хотел сообщить, и что не просто изумило его слушателей, а ошарашило их.
Вот как об этом рассказывал генерал Долгоруков: «…[он] предупредил нас, что между 16 июля и 20 распространятся слухи о смерти царя, но они не должны нас тревожить; так же как и слухи об убийстве царя, которые были в июне, они будут ложны, но это необходимо по определенным причинам, а, именно, для спасения царя. Я хорошо помню, что при нашем разговоре с ним, который состоялся 5-го или 6 июля, граф Альвенслебен назвал точный период, когда ложные новости об убийстве царя распространятся между 16 и 20 июля. Он просил держать нашу беседу в тайне и делать вид, что мы поверили в смерть царя».
Легко вообразить чрезвычайное удивление Долгорукова, когда пророчество осуществилось: «… между 16-м и 20-м я читал в местных газетах, что царь был расстрелян, и что семья была эвакуирована куда-то… Я был поражен тем, что Альвенслебен имел такую точную информацию, и конечно не верил газетным сообщениям. Немедленно после прочтения сводки новостей я отправился в конференц-зал и
